Русский полицейский рассказ (сборник) - Коллектив авторов

Как ни придумывали они способа убийства, но долго ни на чем определенном не могли остановиться. Как и всегда, на выручку явился случай – погоня за грабителями и получение смертного приговора в письме, которое они решили утилизировать в свою пользу. Таким образом, план убийства выработался сам собою. Пришлось лишь выжидать случай для приведения его в исполнение. Вся помеха теперь заключалась в том, что у отца за стенкой ночевали рабочие, напасть же днем без риска не было никакой возможности. Дождавшись праздников Р. X., когда рабочие все разъехались, они, вдвоем с братом, выбрали ночь потемнее и, удостоверившись, что все в доме спят, приступили к делу. Он, Альберт, обладавший более крепкими нервами, взял на себя роль палача. С револьвером в руке он спустился вниз, вошел в комнату отца. Старика он застал безмятежно спавшим на кровати. Дрожа всем телом, он произвел в сонного выстрел, но промахнулся. Звук разбудил отца, и он приподнялся, но встать ему не удалось, так как обезумевший убийца выстрелил еще трижды и успокоился только тогда, когда жертва перестала шевелиться. Придя в себя, он занялся симуляциею постороннего нападения революционерами. Для этого он посбрасывал с окна вазоны, разбил само окно, затем схватил висевшее на стене ружье и выбежал на улицу, где произвел выстрел. Сообразив, что ружье унес напрасно, он бросил его на улице и возвратился в дом. Здесь он застал уже переполох. О связи покойного отца с Машей и ревности Альберт, однако, умолчал; да я на этом и не настаивал, так как дело ясно и без того. Что касается найденного у кровати убитого письма, то таковое сфабриковано его братом Артуром.

Старший Мейер, узнав, что брат рассказал всю правду, также не стал запираться и тут же, в присутствии понятых, написал точную копию письма, полученного якобы от революционной партии.

В заключение остается сказать, что братья-отцеубийцы немедленно были задержаны, и я лично привез их в становую квартиру, а оттуда на другой день доставил в уездный город, где водворил в местной тюрьме.

На обратном пути с места происшествия я взглянул на свои карманные часы. Было начало 1-го часа ночи.

– С Новым годом, – обратился я к своим узникам, но не со злой целью, а просто как к людям, с которыми до того был в хороших отношениях.

– И с новыми кандалами, – ответил глухо Артур, заливаясь слезами.

Мне сделалось не по себе, и к горлу также стали подступать слезы.

Рассказчик вздохнул, помолчал минуту и снова продолжал:

– Что сталось с Мейерами в дальнейшем, я не знаю, так как вскорости был переведен на службу в одну из южных губерний и об участи их ничего не слыхал.

Однако, – добавил он, – мы подъезжаем к станции, снабженной буфетом, а у меня уже начинаются спазмы в пустом желудке. Не поддержите ли компании. Благо поезд простоит здесь 20 минут, и мы успеем закусить. А если вы такой охотник слушать, то, возвратившись в вагон, расскажу еще кое-что, так как спать еще рано.

– И то правда, – согласился я, и мы оба вышли на площадку вагона, все еще находясь под впечатлением рассказанного. Поезд подходил к перрону и, наконец, остановился.

Пролейский

Не быть бы счастью, да несчастье помогло

Была темная осенняя ночь. Сильный дождь и холодный октябрьский ветер пронизывали стоявшего на посту в одной из окраин города С. городового Нестерова. Нестеров происходил из бедных крестьян одной пригородной деревушки; поступил в С-кую полицию в 1904 году, по окончании военной службы в саперном батальоне, и слыл за исполнительного служаку. Боже мой! Как скучно стоять в такую ночь, да и в казарме одному-то не отраднее, подумал Нестеров. Дождь лил как из ведра. Нестеров прошел по окраине, остановился у угольного домика, привалился к забору и задумался. Нет, не быть Тане моей, да и как же можно – она девушка богатой семьи, а я-то что? И в полиции-то за три года ничего не нажил, а все честность, да греха боишься, а то ведь вот на днях пьяного-то поднял на Петропавловской, почитай, сотни четыре было, – взять бы да и зажить домком, тогда, глядь, и Таню посватать можно, а нет, видно, Бог не велит.

Таня, о которой рассуждал Нестеров, была дочерью богатого крестьянина той же деревни, из которой происходил Нестеров; она была стройная, красивая брюнетка; не один только Нестеров засматривался на нее, а сватались даже женихи и из других сел, да не хотела Таня бросать родного крова и своих родителей, а только говорила отцу: не судьба, знать, мне, торопиться замуж, женихи все не по мне.

Какой-то звук заставил Нестерова вскочить с места. Что это? Никак «караул» кричат! Так и есть – надо бежать. Ощупав на ходу револьвер, прошептав молитву, Нестеров побежал к оврагу, проходившему окраиной города, откуда слышался крик: «Караул, помогите!» Добежав до оврага, Нестеров остановился и стал прислушиваться; из оврага доносился храп и шепот нескольких голосов, у оврага стояла лошадь, запряженная в тарантас, но, что делалось в овраге, было не видно. Нестеров окрикнул и дал свисток, в это время из оврага выбежали несколько грабителей и начали стрелять в Нестерова, а затем уселись на лошадь и думали ускакать, но лошадь свернула в канаву и упала. Нестеров продолжал стрелять в грабителей, которые, в свою очередь, отстреливались. Добежав до лошади, Нестеров почувствовал боль в боку и упал, он был ранен двумя пулями. На выстрелы приехал наряд ночного обхода и обнаружил убитым одного грабителя и раненными на месте грабителя и Нестерова, а на дне оврага неизвестного мужчину, у которого были завязаны руки и ноги, а из кармана похищено около тысячи рублей, которыми, однако, грабителям воспользоваться не удалось, так как они попали грабителю, которого убил Нестеров. Нестерова в бессознательном состоянии отвезли в больницу, где он пробыл около 2-х месяцев, находясь между жизнью и смертью. В больнице Нестерова посетил полицмейстер и, объявив ему благодарность губернатора за его доблестную службу, выдал денежную награду и поздравил с назначением его урядником в N-ский уезд. Деревня, в которой жила Таня, была расположена в участке Нестерова; тут-то Нестеров, не задумываясь, и решил посватать Таню. Я теперь урядник, ношу мундир со светлыми пуговицами, в селе меня принимают за начальника, не откажет же мне отец Тани, рассуждал Нестеров и, оседлав лошадь, поехал в деревню к отцу Тани сделать предложение. При входе в дом на крыльце встретилась ему Таня и просила войти в дом, где отец ее сидел за чаем.

– Добро пожаловать, господин урядник, чайку не хотите ли, аль закусить, чем Господь послал, а потом уж о деле будем говорить.

Нестеров сел за стол и не упустил заметить, как Таня заглядывала на него в дверь из другой комнаты. Выпив стакан чаю, Нестеров решил прямо говорить о деле и, обратившись к отцу Тани, сказал:

– Петр Никитич! Я к вам по личному делу; один я, а у вас дочка есть, скажите прямо, могу ли я быть вашим зятем?

Петр Никитич опустил голову, немного подумал и сказал:

– Дочь свою я за вас отдам, если она пойдет, я люблю полицию, полиция мне жизнь и деньги спасла, – и рассказал историю нападения на него в городе.

Тут только Нестеров узнал, что он, в ту темную ночь, спас жизнь отца Тани, и рассказал также о себе. Петр Никитич, выслушав о том, как был ранен и страдал Нестеров, заплакал и, обняв Нестерова, позвал Таню и сказал:

– Вот мой спаситель, а твой жених; он любит тебя; его нам Бог послал.

Таня слышала в дверь весь разговор отца с Нестеровым и, подойдя к отцу, упала на колени и сказала:

– Тятенька, благослови нас!

Е. С. Пясецкий

Случай

Рождественский Рассказ

Канун Рождества

Ночь уже наступила, но не светлая праздничная ночь, полная радости и ожиданий, а темная, угрюмая, как душа разбойника. Только изредка, когда ветер, набегая порывами, разгонял черные тучи, серебряный серп месяца, словно крадучись, бросал на землю волны бледного, обманчивого света. И этот свет, сливаясь с отблеском снежной пелены, придавал всему окружающему странный фантастический характер.

По дороге с Панасюковой мельницы в село Вовчок ехал урядник Яковенко в небольших санках, запряженных шустрой лошадкой.

Мелодично позвякивали бубенчики, лошадка привычно бежала бодрой рысью, и санки, словно пьяные, качались то в ту, то в другую сторону по скользкой дороге. Урядник был погружен в глубокое раздумье и только от поры до времени повторял вполголоса:

– Вот так история!..

Действительно, «история»: сгорела Панасюкова мельница, и, как удалось установить Яковенко, сгорела от поджога. Но кто поджег мельницу?..

Мысль об этом не давала Яковенко покоя, и он постепенно приходил к убеждению, что поджог совершил сам владелец, чтобы получить страховую премию и построить новую мельницу, – сгоревшая была очень ветха, требовала частого ремонта и связанных с ним расходов. А Панасюк не любил тратить лишнюю копейку и нередко хвалился помольщикам, что он выстроит лучшую мельницу, чем у жида Авербуха. Постепенно мысль о виновности Панасюка крепла, стремясь найти к этому реальные основания. Как хорошо будет, когда он, Яковенко, откроет поджигателя! И в глазах начальства выдвинется, и получит от страхового общества денежную награду. Пожалуй – скоро очутится и на должности надзирателя: начальство – он знает – ценит его полицейскую сметку, расторопность, энергию… Хорошо будет!..