Людовик XIV - Эрик Дешодт

Один миллион 300 тысяч умерших за два года из двадцати двух миллионов населения! Это самая страшная природная катастрофа в истории Франции. (Два века спустя четыре года Великой войны[135] унесут меньше жизней, хотя к тому времени численность населения Франции составит 40 миллионов.) Надежда возвращается вечером 27 мая 1694 года, когда на поля изливается спасительный для урожая дождь, который на большей части территории Франции длится неделю. Утром, правда, по улицам Парижа пронесли раки с мощами святой Женевьевы и святого Марселя, за которыми следовала огромная процессия во главе с Месье, молившая небеса о ниспослании дождя.

А король тем временем стареет, так что становится почти неузнаваем. Это замечает принцесса Пфальцская, супруга Месье. «Король сдает. Он дряхлеет. Он выглядит толстым и старым. <…> Его трудно узнать. С каждым днем у него появляется всё больше морщин».

Выражение его лица, когда он за ним не следит, демонстрирует обычно угрюмое безразличие человека, утратившего все иллюзии. Ему 56 лет. В XVII веке это уже старость, но он выглядит еще старше своих лет. Излишества в еде являются одной из причин этого стремительного старения. Людовик ест за четверых и всё подряд — диетология тогда была еще в зачаточном состоянии — и, можно сказать, собственными зубами роет себе могилу.

Принцесса Пфальцская, сама большая любительница поесть, ошеломлена тем, что он может съесть за один раз: «четыре тарелки разных супов», которые никак не назовешь просто похлебкой, «целого фазана, куропатку, большую тарелку салата» (а салаты тоже были не пустяковыми), «куски баранины в чесночном соусе, тарелку сладостей, фрукты и варенье».

Окружающие его медики, чьи предписания он скрупулезно исполняет, усугубляют его состояния вполне мольеровскими средствами[136] — слабительными, клизмами, нелепыми диетами. Он постоянно страдает от несварения желудка, ревматизма, лихорадки, подагры, колик, насморка. Ему пришлось удалить почти все зубы. А эскулапы оказались столь «умелыми», что продырявили ему нёбо. Когда он пьет, жидкость вытекает у него через нос. Он лишь с большим трудом может сесть на лошадь.

Все эти неудобства не мешают ему много работать. Но усталость от трудов делает его покладистым. Влияние его духовника на дела управления королевством с годами становится всё более ощутимым, и прежде всего — на дела религиозные; а значение этого аспекта нельзя недооценивать, особенно во Франции XVII века, ибо Франция является не только первой державой в Европе, но и более других стран склонна — чисто галльское свойство? — к интеллектуальным распрям. В наши дни, когда Церковь вот уже 100 лет отделена от государства, такое большое значение, придававшееся прежде этим вопросам, кажется странным, нелепым и необъяснимым.

Так, всё тот же вопрос о янсенизме по-прежнему очень занимал Людовика XIV в разгар Войны за испанское наследство, когда, казалось бы, у него были гораздо более серьезные поводы для беспокойства. Смерть в 1709 году духовника короля отца Лашеза, иезуита любезного, и замена его отцом Летелье, иезуитом воинственным, имели серьезные последствия.

Однако все решения диктуются войной. 18 января, исчерпав все средства, Людовик вводит капитацию — еще один налог, к тому же революционный: впервые платят все, в том числе и принцы крови. Учреждаются 22 класса налогоплательщиков, первый из которых облагается суммой в две тысячи ливров, а последний — суммой в один ливр. Эти классы включают в себя 569 категорий, охватывающих все ранги и все профессии. Например, в десятом классе фигурируют полковники, парижские эшевены, банкиры, парижские нотариусы; а в шестнадцатом — преподаватели права, адвокаты, торговцы зерном и дровами.

Налог этот не кладет конец войне; он взимается для того, чтобы продолжать ее. И она продолжается, пока ситуация не заходит в тупик.

Король Швеции Карл XI предлагает свое посредничество. Людовик соглашается, выдвигает предложения, которые отвергают император и Вильгельм Оранский. Людовик идет на дополнительные уступки, стараясь вывести из коалиции герцога Савойского, что удается 29 июня 1696 года. Франция возвращает герцогу его владения, в том числе Ниццу и Вильфранш. Одна из дочерей герцога станет супругой старшего сына Великого дофина, а савойцы вольются во французскую армию для завоевания Миланского герцогства.

Измена Виктора Амедея Савойского повергает членов коалиции в уныние: император и король Испании соглашаются приостановить военные действия в Северной Италии вплоть до подписания мирного договора. Вильгельм Оранский, впервые в жизни утративший решимость, склоняет к переговорам с Францией своего друга Гейнзиуса, Великого пенсионария[137], который еще больше, чем он, ненавидит «короля-солнце».

Переговоры начинаются 9 июня 1697 года в Ньивбурге, близ Рисвика (Рейсвейка) в Голландии. Император оказывается самым несговорчивым, упорно продолжая требовать от Людовика возвращения Страсбурга и отказа от испанского наследства. Король, чтобы ускорить переговорный процесс, предъявляет ультиматум союзникам империи.

Двадцать первого сентября 1697 года Англия, Испания и Соединенные провинции подписывают мир с Францией. 30 октября мир подписывает и Священная Римская империя.

Рисвикский мир был компромиссом после девяти лет сражений, которые велись даже в Индии и Америке. Голландцы захватили Пондишери[138], французы — Картахену в Колумбии и, уйдя из Канады, разграбили Бостон, Нью-Йорк и укрепились в Ньюфаундленде… Но этот компромиссный мир, тем не менее, явственно свидетельствовал об ослаблении влияния Франции.

Франция сохранила Страсбург, но возвращала значительную часть своих завоеваний. Король потерял почти всех своих приверженцев в Германии; попытка посадить на польский трон после смерти Яна Собеского принца де Конти потерпела фиаско; были утрачены позиции в Италии и на правом берегу Рейна. Участники Аугсбургской лиги решили сохранить свой союз, чтобы наблюдать за действиями Людовика. От гегемонии, обретенной Францией после Нимвегенского мира, остались одни воспоминания.

Подлинную выгоду из этих событий извлекла только Англия. Поборник легитимности и божественного права, Людовик вынужден был признать королем узурпатора Вильгельма Оранского, неутомимого вдохновителя направленной против Франции коалиции, изгнавшего своего тестя Якова II, чтобы самому стать королем Англии. Более чем два века Лондон будет являться хранителем «европейского равновесия», что даст ему свободу рук на море.

Этот мир не встречает одобрения во французском обществе. Вобан считает его еще более позорным, чем мир, заключенный в 1559 году в Като-Камбрези между Генрихом II и Филиппом II Испанским, по которому Франция лишилась Савойи и Пьемонта. Мадам де Ментенон, ярая пацифистка, считает позорным возвращать то, что стоило таких усилий и ради чего было пролито столько крови.