Черный трибунал - Виктор Доценко

Вот уже полтора часа Лютый сидел в каминном зале коттеджа на Рублевском шоссе. И уже несколько раз ловил себя на ощущении, будто с той памятной беседы шестого сентября тысяча девятьсот девяносто восьмого года он и не покидал загородный дом опального чиновника. Все по-прежнему: весело трещат поленья в камине, багровые отблески пламени играют на стенах и потолке, поблескивает тонкая золотая оправа очков собеседника, дремлет на спинке кожаного кресла огромный сибирский кот, все так же бегут на каминных часах золоченые фигурки волка и охотника. И бег этот проходит по нескончаемому кругу…

Время словно растянулось: минуты превратились в часы, а часы — в сутки.

Словно и не было ничего: ни хитроумно задуманных и грамотно исполненных покушений, ни поездки в Ялту, ни странного убийства Лебедя и посланного кем-то приговора от имени «Черного трибунала»…

Просто двое уже немолодых людей ненастным ноябрьским вечером ведут нескончаемый теоретический диспут на извечные российские темы: кто виноват и что делать, и вообще — кому на Руси жить хорошо? — Так как вы определите цель диверсии? Я хочу услышать от вас только одно слово… Лютый наморщил лоб.

— Ну, мне кажется, цель любой диверсии — подрыв.

— Именно так! — Зажатая между пальцами сигарета описала в воздухе правильный полукруг, и Прокурор заговорил, словно обрадовался ответу:

— Подрыв.

По большому счету любое ваше «исполнение» и есть диверсия, а стало быть, и подрыв. Подрыв оргпреступности, причем как явления. Подрыв у мафиози ощущения безнаказанности.

Подрыв уверенности в собственных возможностях. Подрыв веры в то, будто бы государство не способно бороться с криминальным беспределом. «Черный трибунал» внушает ужас? И .пусть внушает, это и есть психологический подрыв.

Потому диверсия прежде всего способ управления оргпреступностью. Криминал неискореним в принципе. Но им можно и должно управлять. А самый действенный рычаг управления — страх.

— Но стоит ли ограничиваться исключительно вызыванием страха? — поинтересовался Нечаев, уже догадываясь, о чем пойдет речь дальше.

И не ошибся.

— А мы и не ограничиваемся. Любая диверсия всегда многопланова; кроме нагнетания страха, мы преследуем, как минимум, еще одну цель. Поясню на простом примере: ликвидация Гашиша в Сандунах сильно напугала азербайджанских наркоторговцев в Москве — говорю о тех, до кого дошли слухи о «Черном трибунале». Пока они притихли. С другой стороны, приток наркотиков в столицу резко сократился. Наркобаронов, равных по возможностям Гашим-заде, в России не столь много, как может показаться обывателю. И хотя после его смерти ниша в наркобизнесе освободилась, тем не менее пока что-то никто не торопится ее занять.

— Мы говорили о криминальном бизнесе, — напомнил Лютый.

— Теперь самое время вернуться к этой теме. Ликвидация мафиози порождает страх у оставшихся в живых друзей и соратников. Каждый задается вопросами: не я ли следующий? Не над моей ли головой повис топор? Это и есть главный эффект. Так сказать, психологический. То, что в результате резко сворачивается мафиозная коммерция, — эффект косвенный. Экономический… Почему бы не поменять это местами?

— Имеете в виду экономическую диверсию?

— Вот именно. — Докурив сигарету, Прокурор тут же потянулся за следующей. — Еще один пример: сожгите сегодня все запасы кокаина где-нибудь в Колумбии. Что дальше? Сперва наркобароны, подсчитав убытки, зальются горючими слезами, а потом наверняка испугаются: а если завтра начнут жечь не плантации коки, а их самих?

— И, проанализировав последовательность своих действий, обнаружат слабое звено и начнут действовать осмотрительней: увеличат охрану, усилят подкуп органов правопорядка и так далее и тому подобное…

— Всего не предусмотришь… Во-первых, цепочка слишком длинная, во-вторых, не все фигуры действуют на виду, — заметил хозяин коттеджа. — К тому же тот, кто наносит удар первым, всегда в выигрыше перед тем, кто ожидает этого удара. Помните? Белые начинают и выигрывают. Знаете, Максим Александрович, какое качество определяет самбиста высокого класса? — Вопрос прозвучал еще более неожиданно, нежели предыдущий о диверсиях.

Однако Лютый, давно заметивший склонность Прокурора к парадоксам, не удивился.

— Быстрота реакции, скорость и цепкость захвата, отточенность обманных движений, арсенал неожиданных приемов, — принялся было перечислять Нечаев, но собеседник лишь досадливо покачал головой.

— Все правильно. Кроме самого главного… В схватке с самбистом высокого класса противник никогда не догадается, откуда последует бросок и захват: с левой стороны или с правой. Пока что все наши броски были с одной стороны: физическая ликвидация. А теперь попробуем напасть с другой…

Включив компьютер, Прокурор жестом пригласил Нечаева занять место перед монитором. Вставил в CD-ром диск с информацией, несколько раз щелкнул мышкой, вызывая нужный файл…

Спустя минуту на экране замерцала электронная карта Москвы.

— Видите, станция метро «Выхино»?

— Да.

— Видите, справа от Рязанского шоссе ряд строений?

— Да.

— Огромный складской комплекс. Номинально принадлежит воинской части.

Раньше тут хранились боеприпасы. Теперь сдан в аренду. Вчера вечером в Выхино завезли первую партию осетинской водки. Где-то на сумму… примерно тысяч триста долларов, если не ошибаюсь. Подчеркиваю, первую партию.

— Это же целый товарный состав! — воскликнул удивленно Нечаев.

— Почти. Плюс спирт, из которого можно сделать еще один товарный состав водки.

— Да всей Москве такого количества за неделю не выпить!

— Не клевещите на москвичей, вы их явно недооцениваете! — ехидно усмехнулся Прокурор. — В отличие от Александра Фридриховича Миллера. Склады вместе с их содержимым принадлежат как раз ему.

— И вы предлагаете…

— Да, Максим Александрович, вы догадались: именно это я и предлагаю.

Экономическая диверсия. Немец не ждет удара с этой стороны, что нам на руку. Но наша акция — не единственный бросок или, если угодно, удар, который нам следует нанести. Чтобы деморализовать господина Миллера, необходимо нечто демонстративно-устрашающее. — Он сделал вид, что задумался, хотя, зная его, легко было предположить, что это был очередной экспромт, своего рода домашняя заготовка. — Ну, скажем, ликвидация кого-нибудь из людей, особо приближенных к нему. Например, телохранителей… Ваше мнение?

— Насколько я понимаю, склады должны самоликвидироваться в результате нарушения кладовщиками техники безопасности, а телохранители умереть собственной смертью или в результате несчастного случая? Потом — приговор: «за совершение… к высшей мере социальной защиты». И подпись: «Черный трибунал».

— Все верно. Внимание МВД нам ни к чему. Главное — деморализовать Миллера, заставить его совершать ошибки.

— Имеете в виду… — начал было Лютый, вспомнив о своих смутных подозрениях, возникших после убийства Лебедевского, однако Прокурор, уловив ход мыслей собеседника, не дал ему договорить.

— Я не хочу делать никаких скоропалительных выводов. Особенно исходя из одного-единственного факта, — спокойно обронил он. — Любая диверсия дает, как минимум, два эффекта: основной и второстепенный. А тут целых три: подрыв откровенно мафиозного бизнеса — раз, деморализация противника — два…

— А три? — не понял Максим.

— Посмотрим на реакцию наших самозваных последователей. Пока они с точностью до зеркального отражения повторили ваши действия. Но после будущей диверсии им ведь придется что-то предпринять. Или вовсе ничего не предпринять… Теперь пора поговорить более детально…

Смысл тактики как науки — поставить себя на место врага и попытаться понять, каких действий он ждет от тебя, а поняв, поступить с точностью до наоборот. Самый искусный тактик тот, кто действует непредсказуемо для противника. Именно в точном выборе тактики закладывается фундамент настоящей победы…

…Почти три дня Нечаев потратил на сбор информации об охране выхинских пакгаузов. А выяснив все необходимое, понял: провести обычную диверсию совершенно нереально. Тем более попробовать разыграть нечто типа «самовозгорания» или иной случайности.

Арендуя бывшие бомбохранилища под стратегические запасы левой водки, отставной подполковник Советской Армии Миллер твердо знал, как обезопасить территорию от появления людей нежелательных. Тем, кто не имел прямого отношения к водочному бизнесу, путь даже в окрестности водкохранилища был категорически заказан.

Миллер изобрел классную систему. Во-первых, оперативники из эмвэдэшного Управления по экономической преступности не имели права проверять объект, состоявший на балансе воинской части. Во-вторых, командование воинской части, щедро прикормленное, предпочитало не соваться не в свои дела. И в-третьих, все было налажено так четко, что с проверяющими комиссиями из Министерства обороны и Военной прокуратуры у бывшего штабного офицера проблем не возникало.