Морские гезы (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

— Нет, только начали строить, — ответила Тереза Риарио де Маркес. — Несколько лет назад на город нападали. Это не ты был?

— Увы! Я был в Сантьяго с мирными целями, привозил груз из… — я чуть не ляпнул «из России», — …из Италии. Тогда я служил капитаном на чужом корабле.

— А этот твой?! — удивилась она.

— Благодаря инквизиции, я поменял торговый флот на каперство и стал богат настолько, что смог позволить себе такой корабль, — рассказал я. — Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Иногда и от инквизиции бывает польза.

— С ее помощью мы избавляемся от врагов веры, — твердо заявила синьора Тереза.

Переубеждать верующего бесполезно. Вера построена на чувствах, а не умеющего думать нельзя переубедить. Он может только одно чувство (веру) поменять на другое (другую), как случилось с протестантами, коммунистами, сайентологами… Переубеждать женщину и тем более бессмысленно. Или она с тобой — и тогда твоя вера или безверие автоматически становятся и ее, или с другим и его верой или безверием. Правда, иногда попадаются мужественные женщины, которые, как и все исключения, подтверждают правило.

— Правильно делаете! — поддержал я. — Чем больше подданных короля уничтожите, тем слабее станете, тем легче будет победить вас.

— Испанская армия непобедима! — с ноткой обиды заявила Тереза Риарио де Маркес.

— Я это заметил сегодня, — сказал я и сменил тему разговора: — Давай лучше поговорим о том, какие у тебя красивые глаза.

Еще не встречал женщину, которой эта тема была бы неинтересна. Они могут сомневаться на счет любой другой части своего тела, кроме глаз.

— Когда гляжу в них, мне кажется, что оказался в бездонном омуте и тону, тону, тону… — выдал я.

Если вы восхищаетесь женщиной, можете говорить ей любые банальности, безвкусицу и даже пошлости. Вам простят все, если верите в то, что говорите. После трех недель воздержания я верил во всё.

Судя по порозовевшим щечкам, Тереза Риарио де Маркес простила мне насмешки над испанской армией, нелады с инквизицией и даже нападение на галеоны. Ужин мы закончили восхищенные едой и друг другом.

— Твоя служанка будет спать здесь, — сказал я. — Ей постелют на полу.

— А ты где? — задала она вопрос, не поднимая глаз и водя тонким пальчиком по белой скатерти.

— А ты как думаешь? — ответил я вопросом.

— Я думаю, что ты — благородный человек, — тихо молвила она.

— Ты даже не догадываешься, насколько ты права! — произнес я шутливо, после чего вышел из каюты, чтобы дать распоряжения ночной вахте.

К вечеру ветер ослабел баллов до двух. Галеоны теперь шли со скоростью не больше трех узлов. Фрегат нес только марселя и зарифленный грот, чтобы не отрываться от них. Таким темпом мы доберемся до португальского берега не раньше, чем к полудню. У обоих галеонов на марсе фок-мачты были установлены фонари, а мы несли на корме аж два, чтобы не потеряться в темноте. Ночь была лунная, с яркими звездами. Они казались больше и ближе, чем обычно. Кстати, по ночам корабли все еще не ходят, ложатся в дрейф до рассвета. Разве что в открытом океане могут позволить себе такую роскошь. Я своих приучил, что темнота нам не помеха. Можем на ночь лечь в дрейф только в узостях или когда долго шли по счислению и точно не знаем, сколько до берега.

— Хорошую добычу взяли, капитан? — осмелился спросить боцман Лукас Баккер.

Так понимаю, вопрос этот интересует весь экипаж. Наверняка на боцмана надавили, чтобы задал его. Сам бы он не решился, хотя в бою очень смелый.

— Настолько хорошую, что даже боюсь говорить, — ответил я. — Подсчитаем, когда доберемся с призами до Ла-Рошели. Если дотащим их в целости и сохранности.

Во втором галеоне груз был такой же, только количество отличалось. Кроме серебра. Видимо, испанцы распределили его поровну на каждый корабль, чтобы в случае гибели одного не потерять всё.

— Тоже верно! — согласился боцман и перекрестился.

Вслед за ним перекрестились и все матросы, которые слышали наш разговор. Уверен, что и остальные сделают так же, когда им передадут мои слова. Суеверность матросов равна только вере в бога. При этом не сомневаются, что одно дополняет другое.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Закончив инструктаж, я вернулся в каюты. Хуанита лежала на полу в столовой на тюфяке, на котором обычно спал Йохан Гигенгак. Значит, меня правильно поняли. Служанка пошевелилась, давая, видимо, понять, что не спит, что готова прийти на помощь госпоже, если потребуется. Миновав ее, пересек кабинет, открыл дверь в спальню. Запоров на внутренних дверях каюты нет, только на входной.

Тереза Риарио де Маркес лежала спиной к двери, делала вид, что спит. Свет маленькой масляной лампы, подвешенной к подволоку, наполнял тусклым светом черные волос на белой подушке. Пока я раздевался, синьора Тереза ни разу не пошевелилась.

— Подвинься, — сказал ей тихо.

После паузы она отодвинулась к переборке, но ко мне не повернулась. Я знаю, что она хочет даже больше меня. Нравы в Западной Европе заметно полегчали, особенно в Италии и Франции. Испания немного отстает только потому, что женщины часть страсти расходуют на религию. Сопротивляются они только для того, чтобы мужчина не догадался, что лезет в ловушку. Я знаю, куда и зачем лезу, поэтому на кажущуюся холодность не обращаю внимание.

Она была в тонкой льняной рубашке. Теплое тело напряжено. Сердце колотится часто. Груди небольшие и упругие. Живот гладенький, не познавший вынашивания ребенка. Волосы на лобке густые, жестковатые. Тереза сжала ноги, пытаясь помешать моей руке. Я все-таки протиснул пальцы до горячей и влажноватой промежности и умело приласкал. Испанская синьора вздрогнула, тихо пискнув от удовольствия. После чего, поверив в опытность партнера, расслабилась и раздвинула ноги. Губы у нее были горячие и сухие. Левой рукой она схватила меня за правое плечо и заскребла его острыми ноготками в такт движениям моей правой руки, которая ласкала ее промежность. Представляю, как при ее темпераменте страдала на галеоне от отсутствия дерзости у испанских офицеров и прочих попутчиков-мужчин. Тихо и сладко застонав, когда я входил в нее, Тереза Риарио де Маркес превратилась в страстную, чувственную женщину. Какая барыня не будь, всё равно её деруть. Постанывая низко, утробно, она царапала мою спину обеими руками, а кончая, вцеплялась острыми зубками в мою грудь. Укусила несколько раз.

Обессиленный, я лег рядом с ней, вытер пот со лба и висков. В каюте душновато, за день нагрелась. Иллюминатор открыт, но он с подветренного борта. Я провел рукой по животу Терезы. Рубаха была влажная от пота. Подол подобран к тазу и зажат между ногами. От моего прикосновения по ее телу пробежала дрожь. Тереза крепко сжала мою руку своей, поднесла к губам и поцеловала нежно.

— Я сразу поняла, что мне с тобой будет хорошо, — тихо молвила она.

— А я сразу понял, что ты поняла, — шутливо прошептал я.

— Это было так заметно?! — игриво поинтересовалась она.

— Даже я сумел разглядеть, — ответил ей в тон.

— Твоя жена — счастливая женщина, — решила Тереза.

— Надеюсь, — сказал я.

— Дети есть? — спросила она.

Уверен, что о детях интересуется не только из любопытства. От бездетной женщины легче увести мужчину.

— Дочь, скоро год будет, — ответил я.

— Я думала, ты давно женат, — удивленно произнесла Тереза.

— Это второй брак, — сообщил я. — Первая семья погибла во время шторма.

— Прости! — прошептала она и поцеловала меня в плечо.

— А у тебя почему нет детей? — поинтересовался я.

— Бог не дал, — ответила она. — В наказание за мои грехи!

— И часто ты грешила? — полюбопытствовал я, хотя знал, что слушать рассказ о ее подвигах мне будет неприятно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Не с мужем — впервые, — призналась она.

Может быть, соврала, но поступила правильно. В будущем мне часто попадались идиотки, которые начинали отношения с того, что подробно рассказывали о предыдущем мужчине. Наверное, думали, нет, если бы думали, так бы не делали, скорее, были уверены, что мужчина выслушает с таким же удовольствием, как и подружка. К сожалению, мужчина — далеко не подружка. Он выслушает, виду не подаст, потому что не получил пока то, что хочет, но когда-нибудь припомнит каждое слово. Нет, каждую букву и даже каждый интервал между словами и даже буквами.