Командир Браге (Авиатор – 2) - Макс Мах

- Чем могу быть вам полезен? - спросил он после обмена уставными приветствиями.

- Господин капитан, - Лиза решила не тянуть резину и сразу перешла к делу. - Передайте, пожалуйста, Георгию Алексеевичу, что я прошу, помочь в переводе на вверенный мне корабль волонтера из республики Росс - навигатора 1-го класса Анфису Осиповну Варзугину, благонадежность которой я подтверждаю личным поручительством.

- Думаю, я смогу решить этот вопрос, не отвлекая Георгия Алексеевича от дел, требующих его личного участия, - ответил референт адмирала, выслушав подробности дела. - Попробую вам помочь, госпожа капитан. Я свяжусь с вами не позже чем через полчаса.

Лиза поблагодарила капитан-лейтенанта и взялась за следующее письмо. Оказалось, от Джейкоба. И не одно, а целых четыре. Писал Паганель часто, чуть ли не через день, но вот беда - полевая почта работала из рук вон плохо. Вот и на этот раз Лиза получила несколько писем сразу, так сказать, одним пакетом, вместо того чтобы получать их по одному, через день, и смаковать содержание каждого из них до тех пор, пока не придет следующее.

Джейкоб писал красиво. Интеллигентно, но не сухо. С чувством, если вы понимаете, что это значит. И это его чувство "ощущалось" даже тогда, когда в угоду правилам хорошего тона он не позволял себе открыто писать о своих переживаниях или называть вещи своими именами. Эпистолярный жанр требует не меньшего искусства, чем стихосложение. Более того, для написания по-настоящему хорошего письма потребен талант. У Паганеля такой талант был. Лиза так увлеклась чтением, что забыла обо всем на свете. Но время шло, и, в конце концов, зазвонил телефон, разом вернув Лизу к "злобе дня".

- Госпожа капитан! - звонил капитан-лейтенант Олсуфьев. - Все недоразумения улажены, и ваша подруга присоединится к вам не позже завтрашнего утра.

- Спасибо, Леонид Петрович!

- Да, не за что! - смутился референт Маркова. - Рад был услужить!

"Что ж... День удался!"

И в самом деле - сразу столько новостей, и все хорошие. Пруссия - это раз. Это, считай, полпобеды. Письма от Паганеля - это два. И, наконец, Варза. Иметь в экипаже кого-нибудь вроде Варзугиной - удача и само по себе. Однако Анфиса за время африканских приключений превратилась для Лизы в настоящую подругу. Еще не Надежда, разумеется, но, как минимум, Клава или Полина, хотя с Варзой она так и не переспала.

"Оно и к лучшему! - подумала Лиза с улыбкой. - И вообще, пора, мой друг, завязывать с этими извращениями! Ты женщина, а значит, должна спать с мужчинами. Такова наша природа..."

- Господин капитан! - отвлек ее от "приятных" размышлений мичман Ломоносов. - Разрешите обратиться!

Рома Ломоносов был молоденьким курносым и белобрысым парнем из скобских. Формально он все еще являлся слушателем академии в Ниене, но по случаю военного времени был условно-досрочно выпущен в звании мичмана и отправлен на фронт, где и получил свою первую офицерскую должность, став личным адъютантом командира группы "Рцы". Парень этим назначением чрезвычайно гордился, - хотя, по мнению Лизы, куда лучше было получить направление в артиллерийскую башню или на дальномерный пост. Впрочем, мичман оказался неглупым, тщательным и невероятно старательным. Из-за своей старательности он и звал Лизу господином, так как этого требовал устав. Другие могли себе позволить и "госпожу", этот - нет.

- Обращайтесь, мичман! - разрешила Лиза.

Не совсем по уставу, но Бог с ним. Она каперанг, ей можно.

- Прибыл делегат связи из Ставки Верховного Главнокомандования, требует личной встречи.

- Откуда, откуда? - не поверила Лиза своим ушам.

- Из Ставки, господин капитан 1-го ранга. На геликоптере с опознавательными знаками Полевого штаба Ставки.

"Чудны дела твои, Господи! Мне теперь что, приказы отдает сам Главковерх?"

- Тогда, пошли что ли! - Лиза встала из кресла и пошла вслед за своим адъютантом. Коридор, лифт, переход и еще один лифт. А на улице - благодать! Светит солнышко. Тепло, но не жарко, и с Волги дует прохладный ветерок. Запах, правда, подкачал, но на то и война: пахло вперемежку, свежей листвой и разогретым металлом, стравленным паром и полевыми цветами и много чем еще. Лиза вздохнула и хотела, было, закурить, но передумала.

"Сначала разберемся с курьером Ставки".

Недалеко от КПП действительно стоял геликоптер со всеми атрибутами делегата связи.

- Подпоручик Семенов! - бросил руку к козырьку офицер в кожаном фельдъегерском комбезе.

- Капитан фон дер Браге! - представилась Лиза, в свою очередь, отдав честь. Она впервые имела дело с военным фельдъегерем и предположила, что действовать следует строго в рамках устава. А коли так, то никак не капитан Браге, а так, как в военном билете записано - капитан 1-го ранга фон дер Браге.

- Пакет! - протянула она руку.

- Никак нет! - неожиданно улыбнулся подпоручик из высоких штабов. - Посылка!

- Какая посылка? - опешила Лиза.

- От полковника Рощина, госпожа капитан! Слеганцов, выноси!

Из геликоптера появились фельдфебель и зауряд-прапорщик, тащившие ящик из-под тридцатисемимиллиметровых снарядов и поставленную прямо на него картонную коробку.

- Что это? - нахмурилась Лиза.

- Не имею чести знать! - снова улыбнулся офицер. - Но Вадим Николаевич просил передать из рук в руки и напомнить про шесть часов вечера после войны!

"В шесть часов вечера после войны? Серьезно?"

Что ж, шутка удалась, но ее последствия могли оказаться весьма проблематичными. Уяснив характер испытываемых полковником чувств, Лиза старалась никак Рощина не "обнадеживать". Тем более, не поощрять. Он был хороший, интересный человек, блестящий офицер спецназа, но нежелательный кавалер. Кто не успел, тот опоздал, не правда ли? А Рощин свое счастье, увы, упустил. Поздно встретились, и все такое. Однако и грубить хорошему человеку было бы верхом неприличия. Поэтому любые намеки на "чувства" Лиза старательно игнорировала, и все попытки полковника "обострить" ситуацию по возможности сводила к шутке. Так и случилось, что, получив от Рощина прямой вопрос - "где и когда?" - ответила ему цитатой из старого советского фильма: "В шесть часов вечера после войны". Лиза пошутила, но Рощин ее слов не забыл и теперь напоминал о назначенном свидании.

"В Ниене на Великокняжеской набережной, у львов... В шесть часов вечера после войны".

- Разрешите убыть к месту прохождения службы, госпожа капитан?

- Убывайте, подпоручик! - вздохнула Лиза и первым делом открыла картонную коробку.

Ну, что сказать! Рощин ее приятно удивил. Букет персидской сирени, коробка дорогущего ниенского шоколада от "Авдотьи Крупской" и, разумеется, письмо, которое еще предстояло прочесть, но не здесь и не сейчас.

Выяснялось, что Рощин умел не только взрывать польские радиометрические станции. Ухаживать он тоже умел. При том ухаживал красиво. Галантный кавалер, и с воображением.

Ну, а в ящике, как полковник и обещал во время давешней встречи в госпитале, переложенные соломой лежали двенадцать бутылок пятидесятилетней польской старки...

"С нее и начнем..."

Настроение поднялось, но интуиция подсказывала, что радоваться рано. Так все и случилось, да так скоро, что Лиза даже прибытия Варзы дождаться не смогла. Она только и успела, что прочитать письмо Паганеля, - то, которое оказалось крайним в очереди, - и короткую, но полную скрытых смыслов записку Рощина. Выпила под настроение немного старки, - темно-коричневая жидкость едва плескалась на самом дне стакана, - и большую чашку черного, как африканская ночь, и сладкого, как кровь диабетика, кофе. Выкурила папиросу и потянулась, было, за второй, но тут "полковая труба пропела "сабли наголо!", и понеслось.

***

Следующие восемь дней группа "Рцы" и вся 5-я эскадра оперировали восточнее и юго-восточнее Смоленска. Глинка, Ельня, Угра и Спас-Демьянск. "Архангельск" большей частью - имея в виду дневное время, - шел на высотах от трех до четырех верст, плотно опекаемый двумя фрегатами и тремя линейными крейсерами. Внизу лежали набравшие зелени леса, перемежавшиеся с цветными прямоугольниками полей, деревни, городки и города, но Лиза редко смотрела вниз. Большую часть времени она осуществляла "общее руководство боевыми действиями", от которого, как от оскомины, сводило челюсти, и со свирепой завистью наблюдала за стартами и финишами штурмовых кочей и лодий-торпедоносцев.

Противник дрался отчаянно, проявляя общие для всех русских - и себерских, и киевских, - черты: упрямую, но не всегда осмысленную цепкость в обороне и бешеный, а то и безумный порыв в контратаках. Однако в современной войне, как это понимала теперь Лиза, качество бьет количество.

Армия Себерии была оснащена и подготовлена к войне лучше киевлян, превосходила их в надежности и живучести бронеходов и боевых кораблей, в их - кораблей и машин, - оснащении, скорости и огневой мощи. Короче говоря, себерцы стреляли дальше и точнее, и их залп весил больше. Оборона киевлян была прорвана сразу на пяти или шести направлениях, и Восточный фронт снова пошел вперед.