Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия - Александр Костин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В предисловии к книге А. А. Зимина, опубликованной в 2006-м году, более чем через четверть века после ухода из жизни ее автора, О. В. Творогов, как бы продолжая указанную статью о жизни и творчестве А. А. Зимина и отдавая дань научному подвигу выдающегося ученого, пишет: «А. А. Зимина нельзя упрекнуть в том, что какая-либо из проблем «слововедения», существенная для решения вопроса о датировке и атрибуции памятника, обойдена его вниманием. Его книга – наиболее полный свод возражений защитникам древности «Слова», и без ответа на все доводы и сомнения А. А. Зимина нельзя, на мой взгляд, в дальнейшем бестрепетно рассуждать о времени создания памятника. Но если аргументация автора – самого основательного из «скептиков» – окажется неубедительной, то это будет означать, что у скептического отношения к древности «Слова» осталось мало шансов на будущее… Должен признать, что, прочитав книгу А. А. Зимина, я не изменил своего взгляда и по-прежнему считаю «Слово» памятником древнерусской литературы»[283].
Когда писались эти строки, уже была опубликована книга академика А. А. Зализняка, подтвердившего пророческие слова О. В. Творогова, что у сторонников скептического отношения к древности «Слова» не просто «осталось мало шансов» считать Ивана (Иоиля) Быковского автором «Слова о полку Игореве», но и любого другого просвещенного человека середины XVIII века, если не будет доказано каким-то чудесным образом, что такой гений все-таки существовал.
В предисловии к 3-му изданию книги автор поставил перед собой проблему разрешения весьма непростой задачи: «Если верна версия вторичности (неподлинности) «Слова о полку Игореве», то возникает дополнительная дилемма: создавалось ли «Слово» как обычное литературное произведение или с замыслом ввести общество в заблуждение относительно его происхождения. То есть как подделка. Тем самым версия вторичности подразделяется на: а) версию о простой имитации (не предполагающей какого-либо обмана); б) версию о поддельности, уточнив эту задачу следующим образом: автор…XVIII века, пожелавший воспеть в древнем стиле поход XII века и заимствующий при этом целые пассажи из сочинения XV века, мог восприниматься только как стилизатор, а если он не открывал своего авторства и выдавал свое сочинение за древнее, то уже как мистификатор (что равносильно фальсификатору)[284].
То есть если автор «Слова» жил и творил во второй половине XVIII века (А. А. Зализняк называет его Анонимом, в отличие от общепринятого термина «скептик»), то, согласно принятому автором определению, Аноним является однозначно мистификатором (фальсификатором), поскольку имя его и по сей день неизвестно. Таким образом, из рассмотрения исключается такой, на первый взгляд совершенно неправдоподобный вариант, когда Аноним одновременно является и стилизатором, и мистификатором. Действительно, в одном лице эти два качества совместить невозможно, но Зализняк невольно сам опровергает свое же собственное утверждение, что Аноним непременно должен позиционироваться как фальсификатор, интерпретируя основную идею сочинения А. А. Зимина следующим образом: «…“Слово” – сочинение архимандрита Спасо-Ярославского монастыря Иоиля Быковского (1726—1798 годы), задуманное не как фальсификат, а как стилизованное сочинение на историческую тему, которое впоследствии А. И. Мусин-Пушкин решил выдать за древнее»[285]. Но поскольку в своем сочинении Зализняк убедительно доказывает, что Иоиль Быковский в принципе не мог создать подобную стилизацию, но в какойто степени участвовал совместно с А. И. Мусиным-Пушкиным в продвижении рукописи «Слова» из небытия к публикации сначала в виде рукописной «Екатерининской копии» (1894 год), а затем в виде печатного издания (1800 год), то стилизатором должно быть третье, неизвестное и поныне лицо, а «коллективным» фальсификатором – Иоиль Быковский и граф А. И. Мусин-Пушкин. Такой вывод напрашивается сам собой, поскольку в выше названных публикациях «Слова» было обнаружено свыше трехсот разночтений, что указывает на то, что в течение 4 лет со дня появления «Екатерининской копии» владелец рукописи А. И. МусинПушкин не без участия Иоиля Быковского (до самой смерти в 1898 году) продолжали работу по «совершенствованию» стилизованной под древность рукописи неизвестного автора. Кто он?!
Для выявления этого лица уже недостаточно аргументации подобно той, что использовал А. А. Зимин для признания Иоиля Быковского автором «Слова», поскольку силой аргументов, приводимых А. А. Зализняком в своем сочинении, наложено научно-обоснованное табу на появление любой другой кандидатуры, способной осуществить подобную стилизацию.
Выходит, что окончательно закатилась звезда на небосклоне скептического взгляда на «Слово», тем более, о чем уже упомянуто выше, никто из них не подал голоса в свое оправдание со дня публикации сочинения А. А. Зализняка, не считая единственного голоса «против», поданного Т. Вилкул в киевском журнале «Ruthenica» (2005), после первого издания книги Зализняка[286]. Поскольку в третьем издании книги А. А. Зализняк аргументированно отвел возможность создания «Слова» путем имитации, то можно считать, что «сообщество» скептиков и по сей день пребывает в состоянии шока от «неопровержимых» доводов автора, исключающих в принципе появление в середине XVIII века гениального имитатора «Слова о полку Игореве»[287].
Кратко о сути этих доводов.
Одним из важнейших доводов в пользу древности «Слова» является так называемая проблема двойственного числа, впервые рассмотренная А. В. Исаченко[288]. Ссылаясь на труды Исаченко, А. А. Зализняк приводит неопровержимые аргументы в пользу древнего происхождения «Слова»:
«1) употребление двойственного числа в СПИ вполнесоответствует морфологическим и синтаксическим нормам древнерусского языка XII века, а немногие отклонения сходны с теми, которые наблюдаются также в других памятниках;
2) такая картина не могла быть достигнута путем подражания Задонщине, поскольку в ней двойственное число, за одним исключением, вообще отсутствует;
3) предполагаемый фальсификатор не располагал грамматическими описаниями, которые позволили бы ему правильно построить все словоформы двойственного числа, использованные в «Слове», на основе имевшихся в его время грамматик он получил бы, в частности, в 1-м лице двойств. ошибочное есма (добавим к указаниям Исаченко: или есва),тогда как в действительности в «Слове» правильное есвѣ;
4) не мог он и непосредственно извлечь все эти словоформы из опубликованных к его времени летописей и других древних памятников: большинства этих словоформ там нет; следовательно, какие-то из них он непременно должен был строить сам.
…Общий вывод Исаченко, который он делает с учетом уровня филологии XVIII века (и в молчаливом предположении, что мистификатор пользовался только опубликованными текстами): подделкой наблюдаемая в «Слове» картина употребления двойственного числа («О моя сыновича, Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую землю мечи цвѣлити, а себѣ славь искати»; «ваю храбрая сердца въ жестоцемъ харлузѣ скована, а въ буести закалена» и т. д.) быть не может»[289]. При этом Зализняк оставляет некую бесконечно малую вероятность, что Аноним XVIII века столь гениален, что самостоятельно пришел к форме употребления двойственного числа, свойственной грамматике XII века:
«Рассуждая на этом уровне, мы должны допустить, что в принципе Аноним мог познакомиться с любой рукописью, лежащей в любом монастырском или ином хранилище (кроме разве что берестяных грамот). А если при этом он был гениальным лингвистом или гениальным имитатором, то для него не было неразрешимой проблемой овладеть на основе анализа этих рукописей (или путем их имитации) всеми теми тонкостями древнерусского двойственного числа, о которых шла речь.
…Итак, в вопросе о двойственном числе мы приходим к выводу, что уже в связи с одним лишь этим частным сюжетом версия поддельности «Слова» необходимым образом требует допущения гениальности его создателя[290].
Другим весьма важным доводом в пользу древности «Слова» являются грамматические формы размещения древнерусских энклитик в «Слове»[291]. Современный уровень лингвистики позволяет констатировать, что размещение энклитик в древнерусской фразе подчиняется строгой закономерности, при этом действуют весьма точные синтаксические механизмы. Поэтому вопрос о том, соблюдены ли эти механизмы в «Слове», играет важнейшую роль при выяснении времени создания текста с использованием энклитик.
Древнерусские энклитики делятся на два типа – основной и специальный. Энклитики основного типа (их большинство) в нормальном случае относятся по смыслу к фразе вцелом (или, что равносильно, к сказуемому); их позиция вофразе определяется так называемым законом Ваккернагеля[292] .