Как убить свою семью - Белла Маки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня Нико и Келли обсуждают свои сиськи. У Келли грандиозные планы по изменению внешности на свободе: она читала об увеличении груди с вниманием ученого-исследователя, работающего над своей первой Нобелевской премией. Турция — это, по-видимому, то место, где операцию можно сделать за полцены и получить оплачиваемые выходные. Клинт заплатит. Или, может быть, в следующий раз ей удастся успешнее шантажировать жалких неудачников, и они раскошелятся. Нико беспокоится об общей анестезии, она слышала про операцию, при которой вы можете увеличить размер с помощью инъекций. Келли смотрит на эту идею с презрением.
— Уколы для лица, детка, с сиськами нужно еще немного повозиться.
Они обе поворачиваются ко мне.
— Что бы ты сделала, Грейс? — спрашивает меня Нико, пока они обе оценивают мое лицо, прежде чем перевести взгляд на грудь.
Я никогда не была против операций. Не хочу пополнять список обколотых кукол с раздутым пластиковым лицом, но в целом несколько крошечных укольчиков не вызовут у меня возмущения. Мне не кажется, что это уродство или оскорбление феминизма. Если вы ненавидите то, с чем приходится жить каждый день, измените это. Вообще-то мне нравится моя грудь. Она маленькая, а значит, я могу носить все и не выглядеть развратной школьной медсестрой. Я люблю в себе почти все. Не в безнадежно вдохновляющем стиле миллениалов, когда растяжки переименовываются в «боевые шрамы», а о целлюлите говорят гордо, но я знаю, что хорошо выгляжу. Однажды я стану такой же дряблой и морщинистой, как и все остальные, но сейчас у меня есть косметическое преимущество. Я пользуюсь им на полную. Люди делают мне поблажки, которые другие не понимают, почему бы это не признать? Силы, потраченные на изучение каждого моего недостатка, были бы пустой тратой времени.
И все же после этих слов я ненавижу свой нос. Он симпатичный. Другие женщины делали комплимент его прямому и аккуратному контуру. Но это нос рода Артемисов, и это все, что я вижу в зеркале. Мари обычно потирала его большим пальцем, когда я была непослушной, и говорила, что он достался от отца. Все остальные мои черты лица — от нее. Иногда, вскоре после ее смерти, я сидела перед зеркалом в ванной у Элен, наклоняясь так, чтобы видеть только свои глаза. В такие моменты мне казалось, будто я вижу свою мать. Я заглядывала в них, вспоминая те времена, когда смотрела на нее и чувствовала себя в безопасности. Ноги начинали дрожать от скрюченной позы, и приходилось выпрямляться, но тогда становилась видна остальная часть лица. Это маленькое утешение у меня отобрали.
Бриони достался нос ее матери. Милый, аккуратный, немного подправленный хирургом. Как на фотороботе. Если б я не видела Саймона в зеркале, я была бы благодарна за свой профиль, гордясь тем, что у меня нос, который не вписывался в жесткие стандарты красоты. Как бы то ни было, я бы изменила его за секунду. Я уже консультировалась с первоклассными хирургами, видела, как могла бы выглядеть после нескольких взмахов скальпеля. Полностью вырежьте Артемисов. Единственная причина, по которой я до сих пор этого не сделала, — отец должен был узнать меня.
Я отрываю взгляд от кружки чая. Келли и Нико закончили оценку моего лица и тела и теперь ждут, совпадет ли мой ответ с их предложениями.
— Ничего, — говорю, делая глоток тепловатой жидкости. — На самом деле я не одобряю хирургию.
Мой адвокат приходит сегодня днем, и это редкая возможность увидеть кого-то, кроме Келли или занудных, угрюмых охранников, которые рады, что работают здесь, а не в сфере, требующей заботы о людях. Полагаю, многие из этих женщин стояли на распутье — могли стать медсестрами, учителями или терапевтами. Учитывая их реакцию, когда они сталкиваются с психическими заболеваниями, физическими недугами и просто испуганными девушками, желающими получить минутное утешение, можно сказать, что они сделали правильный выбор, отдав предпочтение этой специальности.
В одиннадцать утра меня ведут в комнату для посетителей, где ждет Джордж Торп. Его костюм, как и всегда, великолепен. Легкая темно-синяя шерсть, подходящая для теплых деньков, и блестящая терракотовая подкладка. Не смотрю на его ботинки. Я одета в серый спортивный костюм. Интересно, заметил бы незнакомец, вошедший в эту комнату, что я не такая, как все? Говорило бы мое поведение или моя поза о жизни, столь отличной от существования остальных женщин здесь? Я всегда замечала богатство, образованность, утонченность. Это особенно по-британски — точно знать место человека в классовой системе, не обмениваясь ни словом, не так ли? Бывает, люди утверждают, будто ничего подобного не замечают, но они такие же зануды, как те, которые «не видят расы» — потому что они белые и у них никогда не было трудностей. Но серый спортивный костюм идеально уравновешивает. Сложно показать, что вы не похожи на других в одежде, сделанной из легковоспламеняющегося материала, который будет гнить на свалке в течение ста лет. Даже земле он не нужен.
Несмотря на полную осведомленность Джорджа о моем прошлом и его огромный гонорар, все еще чувствую нелепое желание показать, что я не такая, как другие заключенные. Что я лучше. И я научилась этому, идя по головам Артемисов. Единственный способ сделать это — обращаться с ним как с отбросом.
Он встает, чтобы поприветствовать меня, и протягивает руку. Игнорирую это и сажусь.
— Отсчет уже пошел, Джордж, так почему бы вам не рассказать мне, как все продвигается.
Хорошие манеры вдалбливаются в таких людей, как Джордж Торп. Государственная школа, Оксбридж. Их воспитывают няни и оставляют с материнскими комплексами, которые они вымещают на своих женах, — все эти структуры подчеркивают необходимость вежливости, этикета и правильного поведения. Я нарушила порядок. Джордж слегка спотыкается, когда садится, и я стараюсь выглядеть нетерпеливой, пока он открывает свой портфель и достает какие-то заметки.
— Хорошо, эм, так что… — адвокат замолкает, надевая очки, и я уже не в первый раз задаюсь вопросом, акула ли этот человек.
Я хочу акулу. Мне нужна акула. Когда это дерьмовое шоу началось, я одержимо искала юристов,
