Любовь срывает маски - Дебора Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так же как никому бы не пришло в голову критиковать его за желание отомстить Тарле. Брови Гаретта сошлись на переносице, когда он вспомнил, как Мина убеждала его отказаться от своих планов мщения. Если бы только она знала… Но откуда она могла узнать? Он и сам всего лишь подозревал и не мог доказать, что именно Тарле предал его родителей «круглоголовым».
Мысли графа вернулись далеко в прошлое, к тем страшным дням, полным боли и отчаяния. Ужасная новость застигла его во Франции. Лишь спустя много дней он смог смириться с мыслью, что никогда больше не увидит доброе лицо матери, не обменяется остроумными шутками со своим отцом. Самым мучительным оказалось то, что он не знал, что же на самом деле произошло. Кто убил их? Мучились ли они перед смертью или избежали страданий в свой последний час? Смятение, вызванное в его душе известием о смерти родителей, было так велико, что он был почти рад тяжелым условиям и лишениям, которые ему пришлось вынести во Франции. Бесконечные заботы о хлебе насущном, по крайней мере, хоть ненадолго отвлекали его от тяжелых дум и воспоминаний.
А жизнь и в самом деле была несладка. Без семьи, без денег, он был вынужден браться за любую работу, которую ему предлагали не слишком щедрые французы. Дружба с королем здесь не могла помочь, так как король сам отчаянно нуждался и в конце концов был вынужден покинуть Францию. И Гаретт, которому тогда исполнилось всего тринадцать, чтобы выжить, соглашался на самую грязную и изнурительную, а подчас почти непосильную работу, которую французы считали самой подходящей для нищего бездомного мальчишки-англичанина. И все это время Гаретт думал о дяде. Поскольку Тарле упорно не отвечал на его письма, Гаретт заподозрил, а затем все более укреплялся в своих подозрениях, что именно он и предал его родителей.
Вместе с этими подозрениями пришла и осторожность. Особенно после того случая, когда какой-то человек, приехавший из Англии, упорно разыскивал Гаретта с явным намерением убить. Тогда его предупредили и спасли друзья. Но с этого дня Гаретт перестал пользоваться своим титулом и именем, подозревая, что именно дядя хочет избавиться от него. Он затерялся среди группы таких же, как он, изгнанников — еще один бездомный мальчишка на улицах Парижа — в ожидании того времени, когда он сможет постоять за себя. Все эти годы в его груди все сильнее разгоралось пламя ненависти и жажды мщения, сводящее его с ума.
А затем, когда Гаретт стал достаточно взрослым, чтобы участвовать в сражениях, герцог Йоркский позволил ему служить в своей наемной армии… Сейчас ему больше всего хотелось забыть эти годы. Пожалуй, только его неутихающая ненависть к Тарле помогла ему выдержать все эти жестокие, кровавые битвы, в которых люди сражались не за любовь и не за родину, а за деньги — всегда только за деньги! Каждый раз при виде любого насилия он задавался одним и тем же вопросом — что именно сделали с его родителями благодаря предательству Тарле? Сколько мук пришлось пережить им из-за этого негодяя? И тогда он заставил себя научиться владеть разными видами оружия, а свое искусство фехтования довел до совершенства, и все только для того, чтобы когда-нибудь, когда придет время, пронзить шпагой грудь мерзавца-дядюшки.
И что же теперь? Иногда, в самые горькие минуты, ему хотелось послать к дьяволу всякую осторожность и осмотрительность и убить Тарле. Гаретт мог сделать это достаточно легко, почти без всякого риска. Однако, пройдя через все испытания и рано повзрослев, в свои двадцать три года он был уже вполне зрелым человеком и мог сдерживать свои порывы. Гаретт решил, что смерть — слишком легкое наказание для его дяди. Он хотел, чтобы предательскую, гнусную душонку Тарле увидели все: и не только аристократы, которые и так отворачивали от него нос, едва лишь он потерял титул, но и те, кого Тарле считал своими друзьями, — «круглоголовые», те, кто наделил его властью, и купцы, снабдившие его деньгами для его авантюр. Гаретт хотел видеть Тарле опозоренным, униженным, полностью раздавленным, чтобы у него не осталось никакого другого выхода, только уехать из страны, оказаться в том положении, в котором столько лет находился по его вине сам Гаретт. Да, изгнание было достаточно суровым наказанием для человека, который жаждал власти и могущества.
И все же ему пришлось собрать все свое самообладание, чтобы не наброситься на Тарле и не вонзить в его сердце кинжал, когда этот негодяй с такой наглой самоуверенностью заявился в Фолкхэм-хауз. Лишь присутствие Бесс придало ему сил и помогло сдержаться. Появление сэра Питни всколыхнуло в душе Гаретта всю накопившуюся ненависть, только усилив жажду мести. Но Бесс вызывала в его душе совсем иные чувства.
Тетя Бесс. Он помнил ее смеющейся молоденькой женщиной, которая выговаривала ему за его слишком острый язык. Он втайне боготворил ее и, конечно, не мог предвидеть, что однажды сделает с ним ее муж. Сейчас он был почти уверен, что ей ничего не известно, что Тарле, возможно, погубил ее любимого брата. Гаретт не мог поверить, что она могла продолжать жить с Тарле, если бы узнала о его злодеяниях.
Но как она вообще могла жить с этим человеком? И еще одно. Возможно, она и была счастлива, что носит ребенка. Говорят, ожидание ребенка делает многих женщин счастливыми, но только он что-то не заметил особенного счастья в ее печальных глазах.
Гаретт вновь взглянул на Мину. Интересно, была бы она рада, если бы узнала, что носит ребенка… От него.
Он тихо выругался, кляня себя за испорченность. Похоже, только его цыганская принцесса и может отвлечь его от мыслей о мести. Только она способна повлиять на него оставить свои намерения ради других, более приятных занятий. Ну что ж, он не должен позволять ей манипулировать его чувствами, только и всего.
Словно уловив мрачные мысли графа, Мина пошевелилась и медленно открыла глаза. В первое мгновение она, видимо, не поняла, где находится, и с удивлением оглядела комнату. Затем ее взгляд остановился на Гаретте. Она сразу же нахмурилась и, опустив ноги, выпрямилась на своем жестком кресле.
— Ему не лучше? — поинтересовалась она, протирая глаза.
— Нет, насколько я могу судить, но мне кажется, что и не хуже.
С усталым вздохом Мина встала и подошла к постели. Не думая о том, что стоит спиной к графу, она склонилась над своим пациентом и положила ему руку на лоб, представ перед Гареттом в довольно соблазнительной позе.
Несмотря на все свои мрачные мысли, он улыбнулся, глядя на нее, и когда Мина обернулась, то успела разглядеть мягкую и, как показалось девушке, чуть насмешливую улыбку.
— Чему вы так радуетесь? — сердито спросила она его.