Уйти нельзя остаться. Кризисы, выгорание, смыслы и ресурсы в кинопрофессии - Татьяна Салахиева-Талал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом были пьесы, сценарии, еще романы, книги о сценарном мастерстве и писательстве, преподавание, театральные постановки в Европе и первая в России частная онлайн-киношкола.
Когда ты пишешь сценарий большого проекта, это все равно что рожать каждый день. Это от четырех до семи месяцев ежедневной изматывающей работы, когда ты каждое утро садишься за стол и отрезаешь от своего тела кусок мяса (извините за две метафоры подряд).
А самое скверное, что сценарист в нашей индустрии — не только рабочая лошадка, на которой все держится, но еще и вечный мальчик для битья, независимо от пола. Любые неприятности на проекте первым делом ударяют по сценаристу. А вот деньги до сценаристов всегда доходят в последнюю очередь.
В творческой индустрии, где у каждого разбухшее эго и больное самолюбие, сценаристы — это такие бессловесные твари, на которых каждый может выместить любые комплексы. Если сценарист огрызается, отвечает на абьюз — индустрия очень сильно удивляется, мол, он что это — серьезно?
Что было самым тяжелым моментом? Дайте-ка подумать.
В 2014 году я написал два больших проекта — шестнадцатисерийный сериал о войне между женщиной-предпринимателем и женщиной-адвокатом и четырехсерийный шпионский вестерн. Оба эти проекта были положены на полку — сначала из-за Олимпиады, а потом из-за санкционного кризиса. Два удара подряд, любого свалит с ног. То есть мне за них заплатили полный гонорар, жаловаться вроде бы не на что. Но это были тысячи страниц, которые никто никогда не прочитает. И кино, которое никто никогда не увидит.
Я помню, что принял это стоически. Работа такая. Стискиваем зубы и пишем следующий проект. Но хребет слону ломает не бревно, а соломинка. Я сломался на проходном проекте — втором сезоне детективного сериала для телеканала «Россия», который должен был занять у меня два-три месяца и который отдали на производство совершенно невменяемому продюсеру.
Это был дремучий человек, который не понимал, что такое интрига, конфликт, арка персонажа. Он километрами снимал совершенно кошмарные сериалы, которые, кажется, никто не смотрел, но которые стоили копейки в производстве, и это было решающим фактором. Пипл хавает.
Получив от него очередные бессмысленные правки, я взбесился и начал на эти правки отвечать. Вернее, задавать вопросы по этим правкам, мол, что вы имеете в виду, когда говорите вот это, и правильно ли я понял вот эту вашу фразу, что... И продюсер неожиданно обиделся. Помню, он мне написал что-то вроде «докопаться можно до чего угодно». У меня уже не было сил смеяться. В общем, с проекта я ушел и понял, что какое-то время воздержусь от дальнейшего общения с российским телевидением.
Я занимался сценарной мастерской, писал романы, пьесы по заказам европейских театров и книги нон-фикшн. Когда я открыл сценарную мастерскую, то огреб огромное количество хейта со стороны своих коллег. Самое интересное, что меня это совершенно не задевало. Более того, очень скоро я заметил такую закономерность: все те, кто писал про меня пакости в сети, сами мечтали преподавать. И меня это очень сильно успокоило.
Скоро уже одиннадцатый год, как в разных инкарнациях существует моя сценарная мастерская. Сколько всего сделано за это время. Фестиваль «Кино без пленки», ежегодная сценарная конференция, сотни мастер-классов, десятки больших бесплатных онлайн-тренингов на разные темы, почти полтысячи обучающих видео на канале мастерской.
За это время через наши бесплатные мероприятия прошло больше двадцати тысяч человек. А через собственно мастерскую — около шестисот человек. Конечно, не все они стали сценаристами. Но многие из них написали свои первые сценарии.
Тяжелые моменты бывают, конечно. Например, когда я провожу масштабный бесплатный тренинг и потом участница этого тренинга затевает срач по моему поводу в сценарном сообществе.
Это реально задевает.
Особенно когда я узнаю, что самые активные участники молчановосрачей — люди, которым я в свое время очень сильно помогал. Которые мне обязаны более или менее всем. Которых я привел в профессию. Я просто пытаюсь поставить себя на место этого человека и понять: ну, до встречи с Молчановым ты торговал на рынке в Сямже (это реальная история), после — ты живешь в Москве и пишешь сценарии и книги. Не было бы меня — так и торговал бы на рынке в деревне.
Вот к этому я никак не привыкну, и именно это задевает меня больше всего. Умом я понимаю, что все, что не некролог, — все пиар. Но очень неприятно, когда про тебя пишут заведомую ложь, которая к тому же легко проверяется и опровергается. И я до сих пор не знаю, что с этим делать и как себя вести в подобных ситуациях
Будешь отмалчиваться — скажут: ну вот, он не отрицает, значит, ему нечего сказать. Полезешь отвечать, объяснять, опровергать — боже, лучше даже и не пытаться.
Самое забавное, когда такие обсуждения начинаются в сообществе, которое я сам, своими руками в свое время создал.
Я начинаю думать: ну что же такое я делаю не так? Может быть, они правы и не нужно ничего этого делать? Почему я вызываю у людей такие сильные чувства?
Вот это, пожалуй, за всю карьеру были самые темные моменты.
Но что бы там ни было, я всегда знаю две вещи. Первое — как бы ни было плохо, это пройдет. И второе — как бы ни было плохо, нужно делать свое дело.
Даже если я не в настроении, я пишу свои ежедневные страницы, бегаю свои ежедневные километры и читаю сценарии в мастерской.
То есть мое состояние и мои действия — они разделены. Я делаю то, что нужно сделать, вне зависимости от своего состояния. Это помогает. И состояние постепенно тоже выравнивается.
И еще кое-что я понял по поводу своих состояний. Когда я в форме — меня ничто не может задеть. Ни хейтеры, ни дураки-продюсеры, никто. То есть на самом деле не чья-то агрессия становится причиной моего плохого состояния. Сначала у меня плохое состояние, а потом кто-то меня цепляет и пробивает защиту. И тогда состояние становится еще хуже.
А изначально плохое состояние бывает не из-за усталости — поскольку я всегда в целом довольно грамотно организовываю свой отдых. А из-за некоего кризиса, тупика, в который я попадаю на своем творческом, так сказать, пути.
То есть это не совсем выгорание. А скорее показатель близкого перехода на какой-то другой уровень.
История 19
Дмитрий Мамулия, режиссер, художественный руководитель Московской и
