...И двадцать четыре жемчужины - Людмила Васильева

— Надо все убрать, помогите-ка, Лисовский, не сидеть же здесь сутки.

Они сунули вещи в ящик, кое-как засыпали яму, вставили на место плиту. Присели в изнеможении на землю. Выключили фонарик. Полная, глухая темнота будто ослепила их. Эньшину показалось, что он мертв, что его нет... Нет сокровищ, нет света, нет ничего.

— Надо идти, слышите, Лисовский, надо идти. Перед рассветом Эньшин и Лисовский, выбравшись из пещер через ту же башню, подошли к часовне.

Лисовский, усталый и злой, не выдержал:

— Когда это кончится? Где же мои вещи? И дадите вы, наконец, мне покой?

— А мы за чем идем? Соображаете?

Они осторожно пробрались к часовне. Отомкнули дверь, вошли. Потом Эньшин вышел, дверь снаружи запер на замок и влез уже в окно.

Все эти непонятные для наблюдателей и для Лисовского действия были продуманы Эньшиным: снаружи часовня заперта, стало быть, никто не заподозрит, что Лисовский туда вошел. Они уйдут из подполья часовни, и за ними плотно закроется отверстие в фундаменте. Никому и в голову не придет искать здесь Лисовского. А плана ходов, ведущих от часовни к оврагу и другим пещерам, нет нигде. Тут, в отсеке подземного хода, он и осуществит задуманное...

Прошел час, второй, третий... Ни Лисовский, ни Эньшин из часовни не выходили. В ней не загорался свет, оттуда не доносилось ни звука.

ТАЙНА ПЕЩЕР

Утро выдалось холодное. В тени на траве еще был иней. Сникли оставшиеся в палисаднике цветы, точно опаленные огнем. Только ноготки и настурции все еще держались вопреки осенним заморозкам.

В сенях лежало несколько тугих кочанов капусты. На столе в миске начищенная морковь. Бурмин взял морковину, захрустел ею, вышел на крыльцо.

После короткой встречи с одним из наблюдателей Бурмин раздумывал о принятом решении: правильно ли он поступил, распорядившись не заходить в пещеру, куда отправились Эньшин с Лисовским, а вести наружное наблюдение?

Он прошел в дом, развернул план пещер — никаких подходов к часовне на них обозначено не было. «Что же за фокус? Ведь в часовне их не видно и не слышно, да и что они могут в ней делать столько времени?»

Посовещавшись, Бурмин с помощником открыли замок, вошли в часовню, спустились в подвал. Пусто. Следы двух человек едва различимы. Видимо, их затирали — они прослеживались лишь до фундамента. «Что за чертовщина? Испарились они, что ли?» Стену внимательно осмотрели. Стена как стена. Из камня. Простукивать не стали, как бы не спугнуть. Но сколько ни думай, а ничего другого не придумаешь — видно, стена фундамента с секретом и те двое ушли через нее.

Бурмин мысленно проклинал себя за этот промах. Ведь, кажется, все было учтено, а вот этого не предусмотрел. Но заниматься самобичеванием некогда. «Спокойней... Так. В стене должен быть ход, иначе им выйти было некуда...»

— Елкин! Ты ручаешься, что твои сторожа не задремали? Если так, то нужны другие предположения. Понимаешь? Это не шуточки...

— Владимир Михайлович! Так они же опытные. С ними этого не могло случиться. Нет, нет. Насчет этого не сомневайтесь. Они не могли проглядеть... Ручаюсь...

«Тогда остается одно — есть ход из-под часовни. Ну а уж за то, что упустили Лисовского, отвечать придется, никуда не денешься... Но время дорого!.. Нас четверо, двоим — наблюдать за выходами из пещер. Мы с Елкиным ищем возможные выходы в других местах... Нет, к директору музея нельзя обращаться... Вот с проверкой планов сложней... Значит, так: если они ушли, в пещерах их нет... но это не проверено... могут и там еще быть...»

— Елкин! Обследуй места возможных выходов, ребят отправь срочно к башне и к выходу из музея — пусть ведут наблюдение. Я еду на станцию, связываюсь с Москвой.

Бурмин позвонил со станции в Москву. Просил узнать, не появился ли «приятель Сеня».

Вернувшись, Бурмин ничего утешительного от Елкина не услышал:

— Наблюдают. Ничего нового. В овраге был. Еле ноги вытащил. Какой черт туда полезет? Сплошные заросли и темнота, там и целой бригады будет мало... Может, все-таки простукать фундамент в часовне?

— Нет, нельзя. Они могут быть там...

— Вряд ли, Владимир Михайлович, небось давно вышли.

— Не стоит гадать, а осторожность нужна. Они далеко не простаки. Будем ждать до утра и наблюдать.

Утром Бурмину пришлось снова ехать на станцию — он ждал вызова Москвы. Его соединили, и он получил подтверждение: «Приятель Сеня в Москве». Но если Эньшин в Москве, значит, из подполья часовни есть выход. Должен был выйти и Лисовский. Оба ускользнули от наблюдателей.

Выходит, сотрудники Бурмина сидели у часовни, а Эньшин в это время катил в Москву, возможно, прихватил и Лисовского, по всей вероятности, еще и с ценностями из коллекции. Да, нечего сказать, провели их эти двое.

Бурмин вернулся в село, и ему доложили, что Лисовский не появился на работе.

Группа Бурмина со всеми необходимыми приспособлениями спустилась под часовню. Чтобы обнаружить и открыть потайной выход из подполья в пещеры, потребовалось немного времени.

Когда кладку разобрали, Бурмин взял фонарик и шагнул в яму. За ним — остальные. Дальше была полуоткрыта массивная дверь с коваными железными петлями. На земле были отчетливо видны следы. Пройдя небольшое расстояние по подземному, кое-где укрепленному ходу, наткнулись на завал. Было видно, что он произошел недавно. Расчистили путь и пошли очень осторожно, опасаясь осыпей. В одном месте ход разделился. В конце правого отсека был завал. Вернулись и пошли другим. Там увидели скорчившегося на земле человека. Бурмин узнал Лисовского. Пульс едва прослушивался, он был без сознания. Кисть правой руки разбита. Лисовский лежал возле тяжелой каменной плиты, преградившей проход. Ему влили в рот спирт, поднесли к носу нашатырь. Он приоткрыл глаза, но тут же снова закрыл, лишь задышал чуть глубже.

С трудом оттащили в сторону глыбу и увидели, что рычаг, поворачивающий ее, сломан недавно.

Вышли в овраг. Лисовского донесли на руках до автобуса и уложили на сиденье, и машина помчалась на предельной скорости в Москву.

НЕПРЕДВИДЕННЫЙ ФИНАЛ

Дутько вышел из своего кабинета в салон. Посетителей было немного, и Эмма скучала у прилавка. Дутько осмотрелся, кивнул ей. Она поняла и, как только он ушел к себе, последовала за ним.

У него в кабинете сидел мужчина. Эмма окинула посетителя оценивающим взглядом. «Иностранец», — определила она.

Дутько придвинул ей стул.

— Эмма, покажешь им товар. Пусть выбирают из трех. Проводишь сейчас. Я подъеду немного погодя, а вы подождите меня.

Когда Эмма села с иностранцем в такси, он вдруг заговорил по-русски с едва заметным акцентом:

— Далеко нам ехать?

— На Метростроевскую улицу, возле метро «Кропоткинская». А вы Москву знаете?

— Бывал, — сдержанно ответил иностранец.

Отпустив машину, прошли через арку в тесный двор, загороженный со всех сторон домами. Вошли в старый трехэтажный дом, поднялись на второй этаж, и Эмма открыла своим ключом дверь. В прихожей их встретила полная пожилая женщина в ярком шелковом халате:

— Это ты, деточка? Что же не предупредила?

— Хорошо, тетя, в другой раз позвоню... Проходите, пожалуйста, — пригласила она гостя.

Большая квартира была забита мебелью, от этого казалось, что в ней душно.

Эмма вынесла из закрытой комнаты три картины на подрамниках — одну большую и две маленькие.

На большой была изображена молодая женщина в национальном русском народном костюме.

Иностранец осмотрел холст. Картина была в хорошем состоянии. Через увеличительную линзу рассмотрел подпись художника. Потом стал внимательно изучать две небольшие картины.

— О, о... Бастьен Лепаж? — удивился он. — Где вам удалось ее раздобыть? — обратился он к Эмме.

— Из частной коллекции, но обошлась страшно дорого. Французы сейчас в цене.

Иностранец с едва заметной усмешкой глянул на Эмму:

— Я имею представление о ценах на подобные вещи. Вы повторили слово в слово то, что сказал ваш директор.

«Догадливый! Небось шеф запросил с него приличненькую сумму. Ничего, раскошелится — этот Лепаж, наверно, знаменитый».

Третий холст с изображением мужчины в парике иностранец отставил в сторону. В это время в комнату вошел Дутько.

— Ну, как дела?

Иностранец сказал, что сумма, назначенная за картины, слишком высока. Дутько стал возражать и едва удерживался от резких выражений из-за несговорчивости покупателя.

Наконец сошлись в цене, сняли холсты с подрамников и тщательно упаковали купленное.

В машине иностранец отсчитал валюту и протянул Дутько:

— Возьмите.

— Положите в портфель на сиденье. Вы что, забыли мой обычай?

— Да, да. Я и забыл, что вы человек предусмотрительный.

Покупатель попросил остановить машину у станции метро. В вестибюле к нему подошел мужчина.