Сергей Павлович Королев - Ребров Михаил Федорович

— Продолжайте начатое, — прохрипел Королев.

Ни на секунду не теряя чувства ответственности, он умел быстро и грамотно оценивать обстановку. В этот день ракета ушла к Луне. На этот раз получилось. Промазали немного, но вторую космическую скорость получили, систему управления проверили, от разрушительных резонансных колебаний избавились… Словом — удача.

Лишь через три месяца, заменив ракету «Тор-Эйбл» на «Юнону-2», американцы смогли пройти нашим маршрутом, но их промах был в десять раз большим.

16 июля еще одна «проба». Заправщики что-то напутали с горючим, залили в баки топливо не той плотности, пришлось сливать. Старт отодвинулся на два дня. Поначалу все шло нормально, думали, на этот раз попадем точно в цель, хотя уж очень непривычно выглядела эта стрельба. И снова неполадки на борту сорвали программу, аварийный подрыв ракеты поставил точку…

Два месяца изнурительной работы. Запланированный на 9 сентября пуск сорвался. Повторная попытка 12-го была успешной. Космический аппарат достиг Луны, обозначив наш приоритет вымпелами у кратера Архимед. 4 октября так же успешно стартовал еще один «лунник». Он сфотографировал не видимый с Земли «затылок» ночного светила. Это была большая победа отечественной науки и техники.

Заканчивался последний день 1959 года. Опустели этажи ОКБ, но сам Главный продолжал работать. Генерал Тюлин вошел в кабинет, чтобы поздравить товарища с наступающим Новым годом. Сергей Павлович не скрывал удивления:

— Не ожидал в такой час. Нормальные люди уже поглядывают на праздничный стол.

— Выходит, мы не такие. Едешь в Москву? — спросил Тюлин.

Королев взглянул на часы и завел разговор о пусках, планируемых на начало года. Потом резко поднялся:

— Подожди секунду! — Он вышел в маленькую комнату за кабинетом и вернулся с двумя бутылками шампанского: — Это тебе, французское. Напиток королей! Ничего не спрашивай, потом объясню.

Теперь о шампанском. Известный во Франции и департаменте Марна винодел Анри Мор в кругу друзей обсуждал рождение в России «рукотворной Луны», нашего первого спутника.

«Я убежден, что человек никогда не увидит обратной стороны ночного светила. Не согласны? Предлагаю пари, ставлю тысячу бутылок лучшего королевского шампанского!»

Это был конец 1957 года. А в конце 1959-го в Россию из города Труа пришла необычная посылка. Она адресовалась тем, кто сумел «показать» людям обратную сторону загадочной и таинственной Луны. Посылка долго блуждала «по инстанциям», «теряла в весе» и все-таки какая-то часть попала в ОКБ-1. Что было примерно таким же чудом, как и сами королёвские «лунники»…

С ЧЕЛОВЕКОМ НА БОРТУ

Проект «ВР-190». — Мечта и логика. — Барьеры, которые надо перешагнуть. — Военное начало. — Последние шаги к «Востоку»

Как-то в самый разгар спора с журналистами с улыбкой человека, уставшего объяснять банальности, словно в последний раз, по складам для особо непонятливых Королев разъяснил:

— Я закодирован на безумный интерес к космосу. Я болен всякого рода замыслами и проектами, я болен историей. Мне все интересно: и как думал Коперник, и как фантазировал Циолковский, и как делал расчеты Мещерский… Можете назвать это азартом, но я полагаю, что здесь совсем иное. Я устаю от рабочей беготни, бесконечных звонков и совещаний, но одно из главных счастливых состояний — читать и думать, иметь возможность жить в своем режиме. И «корячиться» могу, когда идут испытания, и тороплю жизнь, хотя знаю, что завтра уже всё, конец… Он есть у всего: у мечты, у задуманного изделия, у жизни. Послать человека сначала в облет Земли, а потом и в дальний космос, надолго — это великая мечта и великая задача. Я так понимаю: когда реально себе отдаешь отчет, чего ты хочешь, сколько у тебя времени и сил на реализацию, — это и есть оптимизм…

И еще об одном феномене Королева. Если внимательно посмотреть на даты вносимых им предложений, на сроки фактического начала работ по тому или иному проекту, на числа, месяцы и даже годы принятия официальных решений, можно заметить порой весьма значительную разницу во времени. Королев тонко чувствовал скрытые возможности техники, умел увязывать, казалось бы, совсем несхожие проблемы, подчиняя все это единому замыслу тех, кто его хорошо знал, кто многие годы работал с ним.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Будущее космонавтики многовариантно, — говорил он. — Его можно угадать, можно нарисовать взглядом романтика, а можно и спрогнозировать с большей или меньшей степенью точности. Единственно, чего нельзя, — это предписать далеко наперед, каким ему быть. Время способно вносить поправки…

Итак, с человеком на борту. Эта программа имела свою предысторию. И, в частности, «Проект ВР-190». Он так и остался проектом, хотя был продуман, просчитан, вычерчен. До металла дело не дошло. Вероятно, потому, что датирован он 1946 годом. Собственно, ради самой этой даты я и веду разговор о нем.

Так вот, в послевоенном 1946 году в стране был создан один из научно-исследовательских институтов по ракетной тематике. В него вошли талантливые инженеры и конструкторы. Был среди них и уже знакомый нам Михаил Клавдиевич Тихонравов — страстный последователь идей К. Э. Циолковского. Группа, которую он возглавлял, разработала компоновочную схему высотной кабины для полета человека (а точнее — экипажа из двух человек) на высоту 150–200 километров. Кабина называлась «ракетным зондом», а сам проект «ВР-190».

Авторы проекта понимали, что для реализации их замысла необходимо найти путь к достижению космической скорости. Имевшиеся в то время ракеты вселяли надежду на успех. Но для этого требовалось подобрать наивыгоднейшую их комбинацию: «одиночка» потянуть не могла. Тихонравов и его сотрудники нашли вариант компоновочной схемы. Это была идея «пакета» — несколько последовательно соединенных ракет, которые, отработав, выпадают из связки, но выводят головную часть на орбиту искусственного спутника Земли. В июне 1948 года Тихонравов подготовил доклад, в котором обосновывал этот замысел. Решить вопрос о целесообразности публичной защиты идеи должен был академик А. А. Благонравов. Много лет спустя Анатолий Аркадьевич рассказал такую историю:

— Я прочитал тезисы Михаила Клавдиевича. Это было очень интересно. Но и очень смело. Обстановка в те годы — сами знаете: политический шантаж США, имеющих атомную бомбу, начало «холодной войны», нескрываемые угрозы сблокировавшихся империалистических государств… Нам нужно было иметь свое атомное оружие и средства его доставки. Сложная международная обстановка не давала нам времени на раскачку. Она торопила. Проблемы стояли сложнейшие, а тут — идеи космоса, полет человека на ракете… Признаюсь: отклонил я этот доклад, хотя и понимал всю перспективность задуманного. Ночь после того не спал, думал, терзался. Наверное, так и не прозвучал бы он на нашей сессии, если бы не упорство Тихонравова. После повторного натиска я не устоял…

Тихонравов выступил. Мнения слушателей разделились: одни иронизировали по поводу неуемной фантазии автора и говорили: «Нашли чем заниматься». Другие проявили живейший интерес к проблеме «пакета ракет». Среди тех, кто заинтересовался проектом, были С. П. Королев и Ю. А. Победоносцев. Особенно — Королев, ибо он давно терзался подобной идеей.

В 1956 году Михаил Клавдиевич перешел работать в КБ, возглавляемое Королевым.

Еще до этого система вертикальных пусков «академических» ракет была отлажена, «собачью» линию космонавтики предполагалось продолжить, а впоследствии послать в полет за пределы атмосферы человека. У такой схемы было два существенных недостатка: малое время для наблюдения и малое время нахождения в невесомости. И тем не менее в 1955–1956 годах вопрос о возможности проведения вертикальных пусков с человеком считался почти решенным, оставалось только утвердить схему безопасного возвращения пилота на Землю. Вариантов систем посадки было несколько: тормозные щитки, парашют, «крыльчатка» и другие. Сам Королев отдавал предпочтение «вертолетной» схеме посадки. Парашютной технике он почему-то не доверял, считал, что она не способна обеспечить эффективное управление «точкой» посадки — возвращение в заданный район. В спорах с коллегами парашюты иногда пренебрежительно называл «тряпками».