Гонец из Пизы - Михаил Веллер

– Читать умеешь? Читай. Неси и читай всем вслух.

– Ну, и денег немного выдать. Сами понимаете…

– Матросы денег не берут! – Ольховский подумал, что пошлость ответа на уровне пошлости ситуации. – Крошка сын к отцу пришел: папа, дай денег на бордель.

Шурка принес революционерам несколько вариантов командирского решения проблемы, и если одни из них оскорбляли нравственность, то другие были сопряжены с непоправимым вредом для здоровья, третьи же были неисполнимы в силу своей трудновообразимой противоестественности.

Здесь уместно будет рассмотреть эвфемизм народной поговорки нашла коса на камень. Если принять во внимание косу как активное начало, с учетом ее формы, размера и твердости, камень же – как олицетворение начала пассивного и неподатливого, сопротивляющегося агрессивному воздействию косы, то аналогия с известным природным актом будет вполне исчерпывающей. Поскольку активное начало воплощается как правило в командире, воздействию же он норовит подвергнуть подчиненного, сам факт приведения здесь этой поговорки указывает, что в продекларированной командиром программе прошли не все номера.

Реввоенсовет принял удар, утер плевок, поднял перчатку и постановил: на коммунистов плевать, но баб не уступим. Или к чертовой матери стопорим машины, съезжаем на берег и сдаемся в ближайшую комендатуру – или играем заход в Углич и получаем полста баксов на рыло и четыре часа увольнения всем желающим. А Ольховский может играть на своем рояле Бетховена вплоть до полной победы справедливости в масштабах всей страны, при этом свободной рукой предаваясь любому пороку.

– Вот и бунт, – въехал в перспективу Ольховский.

– А чего еще ждать от демократии при единоначалии?

Колчак отнесся к народным волнениям на удивление трезво.

– Зачем брызгать против ветра, если есть благоустроенные гальюны? – рассудил он. – Чтобы тебе подчинялись в главном, надо знать меру и идти навстречу в мелочах. Мы сейчас в положении пиратского корабля, где офицеры должны ладить с командой и оставаться единомышленниками.

– Ты представляешь, что такое отпустить их сейчас на берег к блядям? В лучшем случае они разнесут город.

– Да уж… есть такая морская традиция. В хороших портах это всегда знали.

– В хороших портах есть бордели и вышибалы.

– С борделями проблем нет, а вот вышибал наши мальчики сами вышибут теперь.

– Что ты предлагаешь?

– Принять девок на борт.

Лицо Ольховского уподобилось роялю с открытой крышкой, где музыка застряла меж бессмысленно белеющих клавиш.

– Швартуемся, покупаем местную газету с объявлениями, звоним, через полчаса привозят столько путан, сколько нам надо – и дело с концом. Что? Все приличные военачальники всегда учитывали сексуальные потребности войска. Все эти солдатские дома терпимости, повозки с маркитантками, раздача презервативов нижним чинам на позициях и так далее.

– Но это… разложение!

– Разложение – это анархия. Вот когда они станут трахать друг друга или прятать девок по трюмам, а нас посылать на фиг – это будет разложение. А пока – не гневи Бога: стравим пар.

Дернули доктора.

– Можешь им влить побольше брому в компот, что ли, Оленев? Или что там у тебя есть – чтоб яйца на уши не давили?

– Убьют, – честно отвечал Оленев. – А потом – ну хорошо, придавим физиологию, но психология-то останется та же. А это стресс: еще хуже будет.

До Углича оставался час хода. Атмосфера на корабле приобрела все черты взрывоопасности. Срок ультиматума истекал. Офицеров пригласили в кают-компанию на совет.

– Проституция есть клапан социальной напряженности, – сказал Беспятых и углубился в экскурс о храмовых жрицах, отдававшихся путникам. Глаза же Мознаима сделались узкими и маслеными.

В Угличе встали.

На взлобке солнце пыталось красить нежным светом стены древнего кремля. Стены оставались непорочно белыми. Ольховскому представилось, как из них в шеренгу по две спускаются жрицы и в ногу направляются сюда для культовых актов. Видение было кощунственным.

Колчак проверил бумажник и сошел на берег договориться о подключении телефона. Беспятых добежал до киоска и принес пачку местных газет за последние дни. Господа офицеры углубились в их изучение.

Гордая достижением договоренности команда посмеивалась и подрагивала. Судком стриг бумажки и надписывал на них фамилии: уточнял процедуру.

– Думал ли я, чем буду заниматься… – вздохнул Ольховский, обводя красным фломастером очередное объявление: Девушки для сопровождения, массажные услуги, сауна, выезды на природу. Тел. 560—997.

– Твоя мечта ждет тебя! Выбери девушку или мужчину! 545—578, – откликнулся доктор. – Тернист путь к святой цели, Петр Ильич.

– Так может закажем им мужика поздоровее?

Судя по количеству объявлений, Углич был центром секс-туризма и мог бы конкурировать с Бангкогом и Тенерифом. Учитывая отсутствие урбанистического размаха в скромном пейзаже, половина его женского населения должна была работать на холдинг Мамона и Афродита.

Выбрали самые краткие и неброские объявления: у тех, кто экономит на рекламе, и цены могут быть пониже.

– Алло! – начал переговоры лейтенант: он чувствовал приятную раскованность от того, что звонит в столь интимный адрес по сугубо казенной надобности. До сих пор бедность и молодость сводили Беспятых только с бесплатной любовью. – Вы оказываете интимные услуги?

– Что вас интересует? – прошелестел приятный женский голос.

– Э-э… э-э… а что вы можете предоставить?

– Очаровательных девушек, чтобы провести время.

– Так. Хорошо. И… какие условия?

– Акт только с презервативом. Без анального секса. Без группового секса и без однополого. Одна девушка проводит время с одним мужчиной. – (Ласка, легкость, деловитость.)

– Это все?

– Оральный секс в это входит. А вы хотели что-нибудь еще?

– Так. Хорошо. И… сколько стоит… это?

– Два часа – пятьдесят долларов. Один час – тридцать пять. Если на всю ночь – это будет сто. Вы делаете заказ?

– Да.

– Ваш адрес?

– Так. Хорошо. Сколько у вас есть девушек?

– У вас компания?

– Да.

– И сколько девушек вам нужно?

– Сорок.

Ольховский наложил на трубку ладонь, слегка треснул ею Беспятых по лбу и велел:

– Тридцать пять.

Лоб потер, однако, Мознаим. Доктор двусмысленно улыбнулся. Колчак хмыкнул и кивнул командиру.

– Тридцать восемь, – сказал Ольховский и отдал трубку.

– Что вы сказали? – терпеливо повторил голос в ней.

– У нас корабль, – сказал Беспятых. – В порту стоим.

– Понятно. Нет, столько у нас нету. Мы можем прислать вам четверых. Где вы будете встречать? Какой корабль?

Во втором месте нашлось пятеро, в третьем телефон не отвечал, в четвертом извинились, что как раз сегодня свободных девушек нет.

– Русский вариант бардака, – саркастически сказал Колчак. – Даже бардак наладить не могут.

Беспятых перестал заикаться и утомился ролью диспетчера.

– Здравствуйте, – рубил он, – у вас свободные девушки есть?

– Что вы имеете в виду? – осведомились на том конце.

– С презервативом, без анального, без группового, пятьдесят долларов за два часа.

Там помолчали и ответили:

– Это учительская.

Беспятых побагровел и быстро нажал рычаг. Вот зараза! В учительскую попал. Захохотали.

Перечитав, внимательно набрал номер и услышал тот же голос:

– Учительская.

С третьего захода он сказал:

– Извините, ради Бога, тут просто ошибка… ваш номер 476—178?

– Совершенно верно.

– Ну так ваш номер дан в объявлении газеты Двое… в интимном объявлении. Вы учтите.

– Мужчина, – раздраженно ответил голос, – надо читать внимательнее. Там же указано – после девятнадцати часов. А сейчас сколько?

– Я на корабле, – растерялся Беспятых, – мы скоро отойдем.

– Но вы понимаете, что сейчас у нас уроки? Что за люди, я просто не понимаю! Подождите, не кладите трубку.

Мембрана донесла дальний стук каблуков, хлопанье дверей, звонок, краткую перебранку: Еще раз в рабочее время повторится – выгоню по статье! – Да? А кто вам работать будет? – Так надо же работать, а не… надо же как-то разделять! – Да? А кто нам платить будет? – и тот же голос сказал в трубку:

– Мужчина! Вы еще слушаете? Ну что у вас?

– Я спросил про свободных девушек… – неуверенно произнес Беспятых.

– Я слышала. Сколько, куда, когда – не задерживайте меня.

– А… сколько у вас есть?

– Только совершеннолетние женщины.

– Да, конечно, разумеется.

– Что разумеется? Вы звоните днем в учительскую, ничего не разумеется, выражайтесь точнее – да или нет?

– Да.

– Так сколько?

– Ну… десять у вас есть?

– Есть. Но это если только вы согласны старше сорока пяти лет.

– Нет!

– Что – нет? Мужчина, вы вообще трезвый?

– Трезвый! Надо не старше, ну, тридцати пяти.