Немезида: От полуночи до часа кошмаров - Вольфганг Хольбайн

— Начни с большого пальца на правой руке, — с улыбкой порекомендовала Элен. — Тогда с тайными раскопками будет покончено. Без большого пальца невозможно держать инструмент.

Она покопалась в кучке еще оставшихся упаковок с перевязочным материалом из автомобильной аптечки, вытащила пачку бинта, подбросила ее вверх и ловко поймала.

— Я могу позаботиться о ране, чтобы наш клиент не помер. К сожалению, у меня нет хорошего жгута, так что лучше всего для остановки кровотечения применить прижигание.

Она повернула голову к Эду, который все еще, ухмыляясь, сидел на краю стола и болтал ногами.

— Ты можешь поджечь газовую плиту и накалить какой-нибудь нож с широким лезвием?

Юдифь совершенно растерянно озиралась и смотрела то на Элен, то на Стефана, то на меня. В отчаянии она заламывала руки.

— Нет! — заскулил Карл. Его голос начал прерываться. По его лицу тек холодный пот, пока он голосил, причитал и клялся всем для себя святым (полагаю, такового было не много), что он вообще не понимает, чего мы от него хотим.

Одним ловким движением, которое показало, что Эд был не так слаб, как старался показать, он соскользнул со стола, подошел к плите, чиркнул спичкой и зажег конфорку.

— Лучше замотай чем-нибудь ручку, чтобы не обжечься, — посоветовала ему Элен, не оборачиваясь. — Иначе, в конце концов, у меня будет два пациента, а мне хватит и одного нытика.

У меня снова заныла рука. Я начал машинально массировать зудящее место между большим и указательным пальцами, не глядя на руку, и попытался привлечь внимание Элен уже почти отчаянными взглядами.

— Франк! — сказала Юдифь.

Она была права.

— Мне кажется… я считаю, что этого вполне достаточно, — сказал я, не обращаясь ни к кому конкретно и не таким уверенным голосом, как мне бы хотелось. Однако на мои слова никто не обратил вообще никакого внимания, и я не стал их повторять, а только беспомощно сжал кулаки и в ответ на требовательный, умоляющий взгляд Юдифи пожал плечами. Даже если бы я захотел что-то сказать, я бы не смог. Я вдруг снова почувствовал во рту привкус чистой желчи, а моя головная боль, которая заметно ослабла после возвращения из подвала, однако, все время оставалась где-то в затылке, вдруг стала невыносимой. Это было не похоже на обычный приступ мигрени, это было что-то другое, поэтому мои привычные способы совладать с болью, которые я уже разработал из чувства самосохранения с течением своей жизни, абсолютно не помогали. Острая колющая боль пронзала мои виски, как раскаленная игла, которая быстро и точно вонзилась в мои виски и прошла по диагонали через весь череп. Мучимый болью, я плотно зажмурил глаза и…

…уже не был на кухне.

И даже не в крепости.

Вместо этого я стремительно бежал по улицам пылающего города, преследуемый разгневанной бушующей толпой, держа за руку маленькую девочку, которую я тащил за собой.

— Почему ты делаешь это? — вопила Мириам. — Почему ты делаешь это со мной?

Шум и вопли позади нас становились все громче. Шаги приближались. Я чувствовал запах насилия, который витал в воздухе. Бросив взгляд через плечо назад, я увидел, что толпа приблизилась и нагоняет нас все больше и больше, не особенно быстро, но все же неумолимо. Я также попытался бежать быстрее, и в некотором роде мне это удалось, несмотря на мою панику, несмотря на мое колотящееся сердце, которое хотело выскочить из груди, несмотря на плачущую девочку в моей руке, которая делала все возможное, чтобы не отставать от меня. Но, несмотря на то что я быстро бежал, преследователи бежали быстрее, подступали все ближе. Еще немного, и они догонят нас. Я уже видел их кровожадные лица, лица женщин и мужчин. Неприкрытая ненависть, которая не имела причин и не нуждалась в оправданиях. На их лицах читалось полное отсутствие снисхождения. Они убьют нас, если догонят. Они убьют меня и Мириам.

Тяжело дыша, почти задыхаясь, я снова открыл глаза, и видение тут же исчезло. Юдифь плотнее прижалась ко мне, едва заметно взялась за мое запястье и заботливым взглядом посмотрела на меня, потом она опять обернулась к Карлу и Стефану, и тут я заметил следующее: должно быть, видение продолжалось какую-то долю секунды, потому что оба стояли в совершенно неизменившихся позах, как фигуры из фильма, который на какой-то момент остановился и пошел дальше после паузы, но было и явное разочарование, что ножницы в руке Стефана все еще не были пушены в ход. Что-то внутри меня хотело, чтобы он сделал это.

Стефан подошел еще на один шаг, и оказался уже вплотную к Карлу, и с широкой ухмылкой медленно опустился перед ним на корточки, все еще щелкая в воздухе ножницами. Карл в отчаянии откинулся назад, дешевый пластиковый стул заскрипел, и я бы не удивился, если бы он тут же развалился на мел кие кусочки. Юдифь со сдавленным вздохом закрыла рот левой рукой.

— Стефан! — воскликнула она. — Ты что, сошел с ума? Прекрати немедленно!

Стефан даже не дал себе труда обернуться в ее сторону.

— Попроси свою подружку замолчать, Франк, — проворчал он. — Пока я этого не сделал.

— Что? — пролепетала Мириам (Мириам? Юдифь!) смущенно, а Карл продолжал, задыхаясь, как рыба на суше, глотая воздух, наклоняться вниз. Одна из тонких пластиковых ножек его стула начала заметно подгибаться и готова была вот-вот сломаться.

— Итак, — проговорил Стефан почти дружелюбным тоном, продолжая щелкать ножницами, в то время как его свободная рука приближалась к левой руке Карла, крепко прикованной скотчем к подлокотнику. — Это ваш самый последний шанс сказать нам всю правду.

— Но я ничего не знаю! — закричал Карл. — Пожалуйста! Вы должны мне поверить! Я бы обязательно вам сказал, если бы знал, где золото! Я бы все вам отдал!

— Да кому нужно твое поганое золото? — спросил Стефан.

— Мне, — сказал Эд от плиты.

Никто не обратил на него внимания.

Стефан вздохнул. Он казался разочарованным, но не слишком.

— Ну хорошо, — пробормотал он, качая головой. — Вы сами так решили.

Мое сердце на мгновение замерло в груди, а затем забилось быстрее и с ужасной силой, когда я увидел, что Стефан схватил левую руку Карла и опустил ножницы. Цербер громко завизжал. Ножка стула, наконец, со звонким треском разломилась, но Стефан железной рукой схватил стул так крепко, что он даже не наклонился. Как зачарованный я с ужасом смотрел, как ножницы опускаются все ниже, и ничего не делал. Мой рассудок кричал, что я должен что-то предпринять. Я не мог просто смотреть, как Стефан делает с этим беднягой то же самое, что и эта ужасная банда преследователей в моем сне со мной. Однако я смотрел. Неподвижно, с ужасом и одновременно с каким-то ужасным злорадством я просто стоял и ничего не делал, в то время как ножницы опускались ниже и ниже, приближаясь к левой руке Карла — и разрезали клейкую ленту, которая крепко привязала руку Карла к подлокотнику.

Время снова текло нормальным образом. С шумным выдохом Юдифь, обессилев, опустилась на один из свободных стульев, а Мария в тупом отчаянии поднесла руки ко рту. Карл еще раз взвизгнул и уставился черными от страха глазами на острое лезвие ножниц, которое с отвратительным звуком скользило по коричневой перевязи и резало ее без труда, так же как оно разрезало бы и кожу, и плоть, и кости, затем он обмяк и свесился вперед.

Стефан безо всякого видимого усилия держал сломанный стул левой рукой и разрезал оковы Карла так быстро и с таким видом, как будто бы он делал это каждый день. Наконец он отложил ножницы в сторону, поднял наполовину потерявшего сознание Карла со стула и грубо пересадил его на другой стул, у которого были целы все четыре ножки.

— Думаю, он говорит правду, — сказал он, выпрямляясь и поворачиваясь к нам. Он ухмылялся, но его лицо выдавало нервное напряжение, как будто он только что очнулся от глубокого сна, полного ужасных кошмаров (что, возможно, было близко к действительности). Несколько секунд он озирался, ища что-то, затем, обнаружив моток скотча, который все еще лежал около поломанного стула, пнул его ногой так, что он отскочил на другой конец помещения.

— У нас проблема, — сказал он охрипшим голосом. В его голосе слышались смущение и тщательно подавляемый ужас.

Эд, прихрамывая, подошел к Элен и в замешательстве, нахмурив лоб, посмотрел на нее, затем на Карла и Стефана, затем снова на нее.

— Я что-то не понял, — спросил он. — Разве шоу уже закончилось?

Никто не ответил ему, но на лице Юдифи появилось выражение, не предвещавшее ничего хорошего. Ее взгляд остановился на правой руке Эда, в которой был зажат нож с раскаленным докрасна лезвием, которое пахло паленым.

— Ну только не говори, что все кончилось, — недовольно ныл он.

— Хватит, Эд, — сказала Элен. Голос ее звучал очень усталым, и, хотя она, пожалуй, владела собой лучше всех остальных, в ее лице я заметил оттенок того же ужаса, который я прочел в глазах Стефана. — Отложи нож в сторону, придурок.