Подземелье - Кирилл Партыка

Нет, так дело не пойдет. Логинов несколько раз глубоко вздохнул. В руках себя надо держать!

Отыскав обратную дорогу, он торопливо двинулся по ней. Эх, ноги, уносите мою..!

Ноги работали исправно. Но как назло, попадались все время какие-то хрусткие сучки, грязь под подошвами оглушительно хлюпала, брызгая во все стороны. Эти предательские звуки отдавались по всему мертвому складу.

Наконец впереди мелькнул свет габаритных огоньков. Добрался, мать твою!.. Только бы двигатель не подкачал.

Вспомнились мимоходом дурацкие «ужастики», которые жена, млея, вечерами крутила на видео. Хари каких-то мерзких уродов, лезущие в кабину. Когтистые лапы на ветровом стекле. Рука водителя, лихорадочно теребящая ключ зажигания… Головы бы поотрывать тем, кто такое снимает!

Хоть горючее было на исходе, мотор не подвел. Логинов так резко сдал задним ходом, что едва не врезался багажником в бревна. Племянника мотнуло. Он оторопело вцепился ручонками в сиденье.

— Ты чего, дядя Коля?

— Все нормально, парень. Времени просто у меня мало. Завозился тут с тобой! — Николай торопливо выруливал к воротам склада.

— Дядя Коля, неужто видал?.. — Глаза племянника сияли ужасом и восторгом.

— Чего — видал? Чего там видать?! Еще раз туда полезешь, уши пообрываю до самых колен! Сейчас домой и чтоб носа не высовывал!

Санька скривил мордашку, хотел что-то возразить, но дядюшка его слушать не стал.

«Москвич» несся во весь опор, жалобно гремя ржавыми сочленениями на ухабах. Но Николай на это не обращал никакого внимания.

24

Алексей Головин подкатил к материному двору уже затемно. Посигналил настойчиво, но встречать его никто не вышел. Пришлось слезать с мотоцикла и самому открывать ворота. А ведь в окнах свет горел. Мать-то глуховата, а Витька, небось, накатил уже полбанки, плевать ему, что брательник двое суток, считай, не спал на рыбалке этой долбанной, табор сворачивал, да двадцать кэмэ пер на трескучей тарантайке по грязище и колдобинам.

Распахнув массивные створки, Алексей вернулся к мотоциклу, воткнул первую скорость, аккуратно въехал на просторный двор. Взгляд его задержался на пустой собачьей будке. Не пропал бы Серый, сейчас всего бы измусолил. Пожалела, видишь ли, мать, спустила с цепи, чтобы пробегался, а он, как в воду канул. Бичи, небось, прибили да сожрали.

Хорошая была собака. И охотник, и сторож. Узнать бы, какая сволочь позарилась, мозги бы вышиб.

Алексей поставил «ижак» перегруженной коляской к двери погреба, горбом торчавшего напротив крыльца, выключил зажигание. Слава Боту, кончилась трескотня! Аж в голове от нее гудит. Оглядел подворье. Ну, Витька, ну дурогреб!

Как сеть днем просушивал, так на ночь и бросил. Сопрут ведь за милую душу!

Народец тот еще пошел. Только успевай оглядываться.

На веранде затопали шаги, зажегся свет и дверь распахнулась. Витек, собственной персоной. Дочухал, наконец, что братцу помочь не мешает. Младший Головин и верно, судя по виду, полбанки уже накатил, а, может, и поболе того. У матери первачок отменный. При нынешних ценах — да и по ним в поселке не возьмешь — большое подспорье.

— Здорово, Леха! Как доехал? Мы тут уже беспокоиться начали.

Голос у Витьки был веселый, язык чуть заплетался. Выздоровел, значит. А с табора сбежал, расхворался, дескать. Охота была ему мокнуть, да сопли морозить. Старшой управится.

— Заботливый, — недовольно буркнул Алексей. — Коли оклемался, чего ж на речку не вернулся? Сидишь тут, самогон жрешь.

Витька не обиделся, привык к братову ворчанию. Нудный Леха мужик, но дельный.

Без него и десятой доли бы Витек не взял, что в реке, да в лесу вдвоем добывали.

И рыбак, и охотник, и все ходы-выходы знает. С нужными людьми всегда общий язык найдет. Вон, кругом на дорогах посты, рыбаков шмонают, а он проскочил — хоть бы что!

— Как доехал-то? — повторил Витька. — Ни на кого не нарвался?

— На повороте, возле Горелой сопки, инспектор стоял с ментами. Знакомый. Литр икры им сунул, да самогону. Отвязались. Чего хлебальник раскрыл? Иди, помогай вещи в погреб таскать. Да сетку прибери, уведут по темноте.

Братья Головины жили с семьями в областном центре. Но родом происходили из Октябрьска. Отец до войны еще подался на Дальний Восток из Подмосковья по таинственной какой-то причине, о которой предпочитал помалкивать. Но когда подросли братья, стали догадываться, что набедокурил дома родитель по-крупному и мудро решил уносить ноги, пока не взяли его за заднее место. Схоронился в дальних краях, по тогдашним временам, вовсе глухих и отрезанных от большой земли. Но не зачах, освоился, быстро сообразил, что тайга и накормит, и напоит, и денежкой одарит, имей только руки да голову на плечах. Приткнулся на какую-то работенку, но больше в лесу да на реке промышлял.

Тогда здесь вольготно было, не то, что теперь. Это сейчас на каждом шагу егеря, рыбинспекция. Менты эти сраные тоже лезут. Все природу охраняют. Каждый норовит промыслового человека ободрать, свое хапнуть. А у кого блат, как навар имели, так и имеют. Начальство как с вертолетов по сохатым стреляло, так и постреливает потехи ради. Именно, что для потехи: мясо, рыбу да икру им готовенькими доставят.

Что говорить, все одно и то же, хоть какая власть будь! Да и простые смертные на свой страх и риск, на хапок, а свое урвут, не упустят. Военные тоже вон, в тридцати километрах стоят. Изюбрей с автоматов лупят, только держись. Сядут на «бэтээр» и по марям. На этих управы вообще нету. Вот, например, захоронения какие-то обнаружились в районе, то ли радиоактивные, то ли ядовитые. Одинаково приятно. Откуда бы взяться захоронениям? Понятно, чьих рук дело. И в районной газете писали, и в областной, и по радио куковали, надрывались, но так и заглохло все. Нету виноватых! Кто там что захоронил — так и неизвестно. Сюда с большой земли и дорог-то никаких нет. И с побережья не всегда доберешься? Оно без разницы, конечно, как, да откуда, только не иначе от этого в тайге с каждым годом все поганее становится. Зверя больного много развелось, говорят, вообще уроды какие-то попадаются. Деревья гибнут на корню, не известно отчего.

Прошлым летом решили братья податься за ягодой в дальние распадки, урожайные места поискать. Вокруг-то все поободрал народ. Повыспрашивали аборигенов да и наладились. Еще до ягоды не дошли, как довелось им сопочку одну перевалить.

Перевалили, а за ней падь. Мать честная! И пожара не было, а деревья сплошь голые стоят, засохшие, белые, как скелеты, кора с них отчего-то пооблезла. И ни травиночки под ними, ни кустика. Птицы не поют, насекомые не летают, даже мошка исчезла. И воздух мертвый какой-то. Будто на чужой планете оказались. Прямо страх взял. Двинули оттуда, аж сапоги нагрелись.