Дорогой Джим - Кристиан Мёрк

И тут у него вдруг начало получаться…

Под карандашом Найалла на листке возле сжимающихся рук Джима стало появляться смутное очертание женской фигуры.

Сначала на бумаге возникли плечи женщины, слегка повернутые на бегу, потом появилась узкая спина, бедра, ноги, молотившие воздух, когда она отбивалась от рук убийцы. Почему меня так тянет к этому, растерянно спрашивал себя Найалл. Ответ пришел сам собой — парень даже подумать не успел, а он уже смотрел на него с бумажного листа широко открытыми голубыми глазами. Набросок моментально стал живым — хищник и его беспомощная жертва сплелись в страшном танце смерти.

Но даже при том, что волк на рисунке на этот раз принял человеческое обличье, Найалл по-прежнему не был удовлетворен. Глаза убийцы опять вышли не так, как ему хотелось. Раздосадованный юноша стер их ластиком и принялся рисовать снова, стараясь на этот раз придать им хищный блеск, чтобы их выражение не шло вразрез с позой убийцы. Потом добавил темных теней, чтобы скрыть под ними остальную часть лица. Дерьмо! Ощущение исходящей от Джима угрозы моментально пропало, лицо стало каким-то сонным. Злясь на самого себя, Найалл отшвырнул карандаш. Опять не вышло! Может, для того, чтобы изобразить на бумаге зло, нужно вначале увидеть его в плоти и крови?

Единственная смерть, которую видел Найалл, случилась много лет назад — когда живший от него через улицу маленький Дэнни Игэн угодил под автобус. Им обоим тогда было лет одиннадцать, не больше — Дэнни как раз выбежал из его дома, где они играли вдвоем. Мать Найалла еще успела крикнуть ему вдогонку, чтобы не перебегал улицу — но ее голос перекрыл визг тормозов и отчаянный крик. Стоя во дворе, Найалл мог видеть торчавшие из-под автобуса босые ноги Дэнни, на одной еще была сандалия. Они казались восковыми.

В тот же самый вечер, чувствуя себя каким-то упырем, Найалл воровато взял карандаш и бумагу, зажег карманный фонарик и с головой забрался под одеяло. Взрослые говорили о «трагедии», об «оборванной молодой жизни», но эти слова почему-то не будили никакого отзвука в его душе — ничего, кроме томительного, сосущего ощущения нереальности того, что произошло практически у него на глазах.

Водя карандашом по бумаге, маленький Найалл вдруг почувствовал, что происходит нечто такое, чего он и сейчас толком не мог понять. Перед его глазами вдруг появилась пара сандалий, которая неожиданно для него самого внезапно превратилась в настоящие ноги… а следом за ними возникло и безжизненное мальчишеское тело. Он вдруг ощутил, как ледяные пальцы страха стиснули ему горло — а за страхом пришло и ощущение потери. Дэнни, самый лучший его друг, мертв! К тому времени, как он закончил рисунок, дорисовав громаду автобуса, придавившую к земле тело Дэнни, добавив для убедительности в уголке фигурку полицейского, Найалл уже рыдал так, что перепуганные родители примчались из своей комнаты посмотреть, что случилось.

Это было настоящее волшебство… только роль волшебной палочки сыграли карандаш и бумага. И с тех пор все остальное в представлении Найалла существовало исключительно в двух измерениях.

Встав из-за стола, он подошел к окну — солнце, вскарабкавшись высоко над островом Беара, вновь превратило его в ничем не примечательную ловушку для мирных туристов. Нигде не таились волки — даже те, что носят потертые джинсы. Никому не угрожала опасность. Возможно, он совершил ошибку, приехав сюда, подумал Найалл. Упав на постель, он покачался на ней, пробуя пружины. Завтра, решил Найалл, он пустится на поиски следов, оставленных волком, и начнет со школы. Очень может быть, пришло ему в голову, что Фиона оставила после себя нечто такое, о чем ей и в голову не пришло упомянуть в своем дневнике.

Через минуту Найалл уже спал. Во сне черные ворота замка распахнулись, и целая армия всадников вырвалась в этот мир. Но единственным оружием каждого была лишь улыбка воина — самая страшная из всех, на которые способно человеческое существо.

— Кто вы такой?

Голос, словно возникший из ниоткуда, был холодным, как ледяной душ, и примерно таким же приятным. Найалл стоял в пустом классе начальной школы Пресвятого Сердца, до этого он успел уже оглядеть по меньшей мере восемнадцать учительских столов и сейчас держал в руках старый потрепанный экземпляр книги «Утерянные сокровища фараонов», когда ему вдруг так грубо напомнили, что он не один. Парень поднял голову и слегка поежился, почувствовав на себе взгляд, недвусмысленно давший понять, что на этот вопрос ему придется ответить.

— Вы, наверное, мистер Бринн? — предположила девочка, вытянувшись по стойке «смирно». — Тогда, выходит, за этот месяц вы у нас третий учитель, которого прислали на замену.

Найалл заметил и вычищенные до зеркального блеска туфли и перепачканные мелом пальцы — можно было не сомневаться, кто перед ним.

— А ты, должно быть, Мэри Кэтрин? — спросил он, стараясь согнать с лица улыбку, чтобы она, упаси Бог, не приняла его за уличного торговца сластями.

Поправив заколку в волосах, девочка оглядела его с головы до ног. На лице ее было написано сомнение.

— Возможно, — уклончиво пробормотала она, бросив быстрый взгляд через плечо на открытую дверь. — Я обычно прихожу пораньше — посмотреть, хорошо ли вытерта доска и не нужно ли принести мел. — Вдруг глаза ее сузились, превратившись в две щелки, взгляд стал подозрительным. — А где же ваши книги?

— Я… решил сначала посмотреть, что вы сейчас проходите, — поспешно соврал Найалл. Ответ прозвучал бойко — но недостаточно быстро, чтобы этот уникальный ребенок ему поверил. Судя по лицу девочки, первое, что пришло ей в голову, была мысль об очередном убийстве, на этот раз в школьном коридоре. Найалл зажмурился, моментально сообразив, что в лучшем случае его обвинят в насильственном вторжении или попытке кражи со взломом. — Как это неудобно, когда учителя постоянно меняются, верно? Сколько их у вас было после мисс Уэлш — трое? Кстати, она тебе нравилась?

Мэри Кэтрин молча уселась за свою парту в первом ряду — в паре дюймов от учительского стола. Руки она сложила поверх внушительной стопки учебников, которой позавидовала бы любая библиотека. При упоминании Фионы в лице ее что-то дрогнуло, в глазах появилась грусть, с которой люди обычно вспоминают давно умерших родственников.

— Да, она была ничего, — пробормотала девочка, — правда, пока не появился этот тип, Джим. А потом у нее вдруг крышу сорвало. Говорят, их с сестрами прикончила родная тетка, но моя мама считает, что не все так просто. — В первый раз за все время с начала их разговора настороженность ушла из глаз Мэри Кэтрин, и они стали по-детски любопытными. — А вы знали мисс Уэлш, да? Ну, я имею в виду — не по работе?

— Немного. Мы познакомились в Дублине, — взгляд Найалла помимо его воли метнулся к двери. Оставалось надеяться, что девочка ничего не заметила. До звонка оставалось минуты две, а ему так и не удалось обнаружить никаких новых улик. Отсюда он прямиком отправится на поиски отца Мэллоя — значит, придется придумать благовидный предлог, чтобы завладеть дневником Рошин, если, конечно, он существует. — Ты не знаешь, она тут ничего не оставляла? Ну, может, записную книжку или блокнот… что-то такое, куда записывала, что вы проходили на уроке?

Даже слабый проблеск надежды на то, что удастся обнаружить оставленный Фионой «клад» — записную книжку с упоминанием самых громких городских сплетен — мгновенно растаял, когда девочка, разом утратив к нему всякий интерес, принялась молча копаться в своих учебниках. Вытащив тетрадь в розовой твердой обложке, сплошь облепленную стикерами, она с гордостью продемонстрировала ее Найаллу.

— Я сама все записываю — это мисс Уэлш нас научила, — объявила Мэри Кэтрин с довольной улыбкой кошки, которая налакалась сметаны. — И даже то, о чем сама она забыла, — а такое случалось сплошь и рядом, стоило ей только увидеть его.

Найалл, взяв протянутую ему тетрадку, пробежал глазами сделанный аккуратным почерком длинный перечень пропущенных уроков, весь в разноцветных пометках. О том, что ему так хотелось узнать, тут, увы, не было ни слова. Как Джиму удалось уничтожить все следы — учитывая, сколько людей замешаны в этой истории, расстроился Найалл. Нет, видимо, в поисках последней главы надо было идти прямиком к отцу Мэллою. Похоже, дымовая завеса, которую оставил после себя Джим, стала действовать и на него, лишив остатков здравого смысла, разозлился Найалл.

— А этот тип, Джим… — делая вид, что с живым интересом изучает записи Мэри Кэтрин, с напускной небрежностью бросил он. — Он тоже умер… внезапно?

Гордое выражение лица Мэри Кэтрин исчезло, точно стертое тряпкой, а улыбка на губах стала более злобной и отвратительной, чем летняя буря.

— Все в наших местах знают, что случилось с ним, — пробормотала она, разглядывая плохо сидевшую куртку Найалла, и презрительно сморщила нос, будто увидев дохлую крысу. — Если вы дружили с мисс Уэлш, то почему вы спрашиваете?