Смерть мужьям! - Антон Чиж

Отогнав пробуждение, Анютка нырнула поглубже в сон. Но проклятый колокольчик и не думал отступать. Тренькал и тренькал, досаждая, как заноза. Горничная ужасно не хотела вставать, ноги от снадобья стали ватными, может, позвонят и уйдут. Не велика птица. И, правда, колокольчик затих. Анютка вздохнула с облегчением и пристроила щеку в приятную лощину подушки. Стало тихо. Как вдруг от двери послышался треск.

Сон пропал. Анютка вскочила, прислушалась: и вправду – крушат. Так ведь это грабители! Она одна в доме. Сейчас вломятся, пырнут ножиком, и поминай как звали. Вон, хозяина на Невском прирезали. Теперь за нее взялись. Что же дворник не слышит? Замки-то у них крепкие, но так принялись, точно не выдержат.

От ужаса бессилия Анютка заверещала поросенком под ножом мясника. За дверью сразу притихли, зато голосище закричал:

– Есть кто в доме?

Точно – душегубы. Не переставая верещать, Анютка добавила к возгласам как и любая нормальная барышня, в трудной ситуации:

– Убивают! Спасите! Полиция!

– Чего орешь, дура! – закричал все тот же бандитский голос. – Мы и есть полиция! Открывай немедленно.

Как только до хилых мозгов горничной дошло, что полиция уже явилась на помощь, девица бросилась к двери. Открывать, по-честному, было уже нечего: замок выворочен с корнем, створка держалась на цепочке. Только Анютка ее сняла, как ворвался плотный господин, приходившей второго дня, и закричал:

– Где Анна Хомякова?

– Так на бале они, – дрожа всем телом, ответила Анютка.

Худосочное существо с перекошенной заколкой, измятым фартуком и полными тупого ужаса глазами, должно было вызвать жалость и сострадание. Но Родион ощутил только злость. Из-за этой дурехи наломал дров, то есть дверей, подумал: опять опоздал и ждет его парочка хладных трупов. А тут – вполне живое тело. Хоть и хилое.

– Почему не открывала? – все же спустил досаду чиновник полиции.

– Так ведь с пяти утра на ногах. То одно подать, то за другим сбегать, – пожаловалась Анютка строгому, но милому господину, и такому молоденькому – просто прелесть, не то, что жуткий верзила на лестнице. – Уж так готовились... Все разглаживали, ушивали, еле жива...

Подмывало воспользоваться моментом и провести незаконный обыск. Но Родин стерпел и только спросил:

– Письма госпожа часто шлет?

– Так ведь каждое утро посыльного отправляем.

– Кому пишет? Подругам?

– Подруг она и так видит... Доктору какому-то, сообщает диагноз, – с умным видом доложила Анютка и улыбнулась. Так понравился ей это пухлик, словно румяный пирожок. Вот прогуляться бы с ним под ручку.

Румяный пирожок не был настроен на романтические волны. Приказав столяру чинить то, что было сломано с таким рвением, а дворнику следить за каждым, кто приходит в эту квартиру и докладывать прямо в участок, Родион отправился в Дворянское собрание. И Семенова прихватил, куда же без старшего городового теперь.

Среди господ, посвятивших свою жизнь благотворительности, были не только жулики. Изредка попадались глубоко наивные люди. Они искренно верили, что, собрав некоторое количество средств, можно улучшить нравы, помочь обездоленным или поспособствовать прогрессу. В общем, пытались заниматься совершенно бесполезными делами. Кроме благотворительной подписки, модным способом отъема денег стали дневные благотворительные балы. Чтобы попасть на него, надо было иметь приглашение и изрядную сумму. Взамен получить выходной день на службе, милое веселье и ощущение, что внес посильный вклад во что-то хорошее, хоть и не понятно, что именно. Дневной бал предполагал, что господа за свои деньги будут сдержанно веселиться и пить, не как вечером, когда гудеж заканчивался под утро, и утомленные тела развозили извозчики и личные экипажи. Дневной бал предполагал соблюдение некоторых приличий.

Подобное мероприятие и было устроено «Обществом любителей велосипедной езды». Взнос составлял пятьдесят рублей. Целью бал-маскарада назначили поддержку велосипедной езды в российских деревнях. Предполагалось собрать не менее пяти тысяч рублей. Из которых четыре уже были потрачены на оплату зала, его декорирование, оркестр, и обширный банкет. Оставшаяся сумма в тысячу рублей должна была значительно продвинуть велосипед в дикую российскую глубинку, а именно: купив десяток дамских «Руджей», отправить их с сердечным приветом в какой-нибудь дальний уезд Сибири. Устроители бала искренно верили, что делают шаг к прогрессу, не задумываясь, что останется от дамских велосипедов после первой колдобины. Ну, да ладно...

Бал-маскарад начался чудесно. Председатель выдал прочувственную речь в том духе, что отныне прогресс помчится на велосипедных колесах, и близок тот день, когда... Впрочем, не будем утомлять всякой ерундой. Речь была встречена оваций, после чего гости занялись танцами. Бальные туалеты дам были достойны пристального интереса журналов, следящих за модой. Господа-велосипедисты, как всегда, облачились в скучные смокинги с бутоньерками. Общую пикантность придавали маски, которых нельзя было снимать до конца. Закуски и напитки манили щедрой скатертью-самобранкой. Официанты изготовились обслужить и обнести. Оркестр жарил вовсю. Пары кружились механическими фигурками старой шарманки. Расцвела атмосфера милого, но все же светского веселья.

Распорядитель категорически отказался пропустить юного господина в костюме, не приличном для бал-маскарада, а тем более без приглашения, а тем более с городовым. Пришлось использовать грозную власть «чиновника особых поручений от сыскной полиции» и маленькую зеленую книжечку департамента. Вмиг подобрев, распорядитель только посмел узнать: не изволит ли господин Ванзаров сделать скромный взнос в развитие велосипедного дела. Господин Ванзаров пожелал велосипедному делу, особенно в России, всяческих успехов, но расстаться с четвертью месячного жалованья не пожелал. Зато потребовал список гостей. Около фамилии «г-жа Хомякова» красовалась жирная галочка.

Оставлять Семенова на входе бесполезно. Хомякову в лицо не знает, а в маске наверняка ошибется, начнется скандал с выяснением отношений, только этого еще не хватало. К тому же имеется и другой выход. Осталось – прямиком в бальную залу.

Пока Родион прикидывал расположение своего малочисленного войска, старший городовой укрылся за сумрачным видом. Такого количества обворожительных женщин в одном месте, да еще летящих под музыку, видеть ему не приходилось. Дамы хоть и в масках, были чудо, как хороши. В масках – даже симпатичнее, потому что загадочнее.

Семенову были поручены главные двери, и Родион нырнул в бал.

Потоки танцующих пар кружились самозабвенно, обдавало нескончаемой вереницей ароматов, подолы и шали задевали легчайшими прикосновениями, но более всего задевали удивленные взгляды, которые так и сверкали под масками, и презрительные улыбочки кавалеров. Стыдливость чиновник полиции задвинул в самый глухой чулан души, не до тонких чувств. Куда хуже, что разобрать под масками нужное лицо было практически невозможно. Родион сделал поразительное открытие: когда женщины собираются вместе, при этом наряжаются, завиваются и всячески украшают свои красоты, найти среди них маленькую брюнетку куда труднее, чем черную кошку темной ночкой. Лучшей маскировки, чем бал-маскарад, трудно представить.

Стараясь быть неприметным, он двинулся по широкой дуге, охватывающей зал. Занятие бесполезное, но стоять и ждать непонятно чего, не было сил. Родион не одолел и половины пути, когда в противоположном конце возникла непредвиденная заминка. Сначала встала одна пара, за ней другая. Быстро собралась кучка гостей, которые что-то с любопытством наблюдали. Музыка еще играла. Но стремительный водоворот танца уже наткнулся на невидимый риф, стал огибать и замедляться.

Отбросив приличия, Родион кинулся напрямую, орудуя локтями сквозь танцующих и прокладывая дорогу криком: «Посторонись! Полиция!»

Кружок любопытных собрался вокруг дамы в очаровательном платье: изящный туалет из атласа зеленого цвета с белым отливом. С обоих боков широкой юбки с небольшим треном сделаны вставки из белого газа, отделанные гирляндами из мелких роз. Открытый корсаж-блуз из атласа зеленого цвета драпирован спереди белым кружевом, перемешанным с атласом, которое скрепляет спереди шу из атласа того же цвета. Пышные короткие рукава-ballon украшены эполетами из мелких роз. Кушак из розовой атласной ленты завязан сбоку. Изящная белая эгретка прикреплена к прическе букетиком из белых роз. Длинные шведские белые перчатки и веер из розовых перьев. Лицо дамы прикрывала «летучая мышь» в блестках. Очарование, да и только. Не правда ли?

Общее внимание привлекал не туалет дамы, все-таки маскарад, не Сенной рынок, а ее поза: стояла тихо и не шевелясь, будто проглотила палку, так, что кончики веера щекотали паркет. Только знающий взгляд отметил бы странный шарик с желтоватым отливом, подпиравший левый лиф. Этот взгляд уже рядом.