Рус (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

На острове Хортица удивилась такому скорому нашему возвращению. Почему-то они решили, что приплывем мы в конце лета, а то и вовсе на следующий год, как делали купцы из Хедебю, с которыми мы там встретились. Их было около сотни человек. Несмотря на то, что у Рерика Священника напряженные отношения с жителями этого города, вдали от родных мест даны были рады друг другу. Тут же организовали попойку, на которой кое-кто набил кое-кому кое-что – и стали и вовсе чуть ли не родственниками.

В начале попойки хедебюйцы рассказали, что в путь отправились в прошлом году. На морских судах добрались по Балтийскому морю до устья Рудона (Даугавы), где купили у аборигенов речные лодки, на которых поднялись вверх по течению, переволоклись на Днепр. Спустившись к Днепровским порогам, преодолели их с помощью местных «лоцманов», после чего вышли в Черное море и вдоль берега добрались по нему до Константинополя. Там за зиму продали привезенные товары, легкие и занимающие мало места: меха, поделки из кости морского зверя, льняные ткани, янтарь и заодно свои лодки. В обратную сторону поплыли на галерах ромейских коллег, следующих на Хортицу, увозя золотые и серебряные монеты, шелковые ткани, украшения из драгоценных металлов и камней, немного дорогого оружия и доспехов. Здесь по окончанию торгов, в которых не участвовали, они собирались нанять лошадей у кочевников, чтобы по суше обойти Днепровские пороги. Затем купить у аборигенов лодки, о которых сговорились еще в прошлом году, и отправиться по рекам до Балтики, где их в условленном месте будут ждать морские суда.

В итоге мы отправились вместе, оставив вытащенные на берег дубок и лангскипы на хранение хортицким «ромеям», пообещав заплатить весной и увозя с собой паруса и канаты. Перевозчиками и заодно охранниками были не мадьяры, а кутригуры, одно из булгарских племен, чудом сохранившиеся здесь после ухода основной части их народа на территорию будущей Болгарии. Они данники хазар. Каждый род отдает по пять жеребцов-двухлеток в год. Живут в юртах, в середине которых очаг. Поскольку предпочитают разводить лошадей, основная еда – конина и кумыс. Одеваются и в быту ведут себя, как гунны. Разве что поклоняются солнцу, которое называют Едфу. Как предполагаю, во время странствий по степям пересеклись когда-то с зороастрийцами и подхватили заразу.

Договаривался с кочевниками я, как знающий немного их язык. Это помогло мне законтачить с патшой, как они называли вождя своего рода, по имени Ерми. У него деформирован череп, как у знатных гуннов, и довольно таки приличные для кочевника шлем и кольчуга, хотя и очень старые, явно переходившие от отца к сыну несколько поколений. Вооружен составным луком от хорошего мастера, копьем, палашом и, что меня удивило, кистенем с гирькой-шестопером. Как и положено данникам, кутригуры недолюбливали своих притеснителей, но вслух это Ерми ни разу не произнес, хотя относился ко мне почти, как к соплеменнику, потому что я знал его язык, пусть и не очень хорошо, и метко стрелял на скаку из лука, который у меня был лучше. Патша даже выделил мне коня, и мы вместе поохотились на сайгаков.

Неспешно возвращались с добычей к нашему лагерю, я поинтересовался:

- Хазары приезжают к вам за выходом в конце лета?

- Да, - подтвердил патша Ерми.

- С севера, от полян? – задал я уточняющий вопрос.

- Обычно едут оттуда по нашему берегу реки, а потом поворачивают к своим стойбищам, - подтвердил он.

- Если они погибнут в наших краях, то вам не придется платить выход, - предположил я.

Кутригур ничего не сказал.

- И мы бы отблагодарили того, кто прискачет в Манкерман (так кутригуры называли Самватас, будущий Киев) и предупредит о приближении хазар, - продолжил я.

В степи вести разносятся намного быстрее, чем в лесной местности.

- Может, кто-нибудь и предупредит, - как бы безразлично произнес он.

В лагере я подарил ему захваченную в Сугдее бронзовую чашу, которая была надраена и выглядела, как золотая. На ее боках был барельеф в виде скачущих друг за другом шести лошадей – типично скифский, хотя не казалась старой. Наверное, чашу недавно вырыли из скифского кургана, дали ей, так сказать, вторую жизнь. У кочевников, в силу их образа жизни, вся посуда металлическая, на худой конец деревянная, поэтому такие подарки ценятся высоко.

Патша Ерми собрался было отдарить чем-нибудь, но я сказал с улыбкой:

- В конце лета отблагодаришь.

Он улыбнулся в ответ. Умным людям не нужна словесная шелуха, чтобы понять друг друга.

53

Купцы из Хедебю прогостили в Самватасе три дня. Сколько за это время было опорожнено бочек вина, не знаю, но мне показалось, что больше, чем мы привезли из похода. Как подозреваю, Хасколд Леворульный специально так потратился. Ему нужны были воины, желательно викинги. Поляне, несмотря на то, что при штурме Сугдеи проявили себя неплохо, не внушали ему доверия. Гости присутствовали при разделе добычи, видели, как нехило мы хапанули. Да и устроились мы хорошо: не сеем, не пашем, только дань собираем, и до Миклагарда намного ближе, чем из Хедебю.

Расчет конунга оказался верен. Месяца через три с лишним к нам приплыли сто семь викингов и сообщили, что следующим летом прибудут еще. Весть об удачно устроившемся Хасколде Леворульном разнеслась по всей Скандинавии. Желающих помочь ему нести такое тяжкое бремя найдется много.

Подоспели они вовремя. Всё лето мы готовились к прибытию хазар за данью. На Киевском холме во всю шли строительные работы. Наняли всех, кто умел работать топором. Платили привезенной розовой солью, по щепотке за работу от рассвета до заката. При этом нас считали щедрыми нанимателями. Соль здесь в большом дефиците. Гости обычно уходят, не солоно хлебавши.

По моему совету с той стороны, где доступ был легок, частокол на валу заменили срубами, которые, наполненные камнями и утрамбованной глиной, вскоре получат название городня и станут типичным оборонительным сооружением на Руси. Делали срубы в лапу – без выступающих частей, ставили в ряд впритык и забутовывали. Нижний ряд и часто второй до половины с внешней стороны укрепления засыпали землей так, чтобы наклон был как можно круче. Нападающим придется карабкаться по этому склону, пока не доберутся до деревянных стен. Сверху добавляли один-два ряда срубов – и получалась довольно высокая и прочная стена. Иногда ставили два ряда срубов в ширину, но внутренний служил заодно подсобным помещением: караульней, складом, домом для беженцев… Это делало сооружение еще прочнее. Его трудно было разбить тараном, потому что забутовка гасила большую часть энергии удара, и подкопаться непросто, и при выжигании камеры под стеной в нее обычно сходили глина и камни, наполнявшие сруб, а сам он оставался на месте.

Монголы во время штурма русских городов в большинстве случаев разбивали не срубы, а сносили защитную стенку из бревен, прикрывавшую сторожевой ход, после чего защитникам не за что было прятаться, выбивались стрелами и камнями. У хазар есть камнеметы, но не такие мощные, как монгольские, точнее, китайские, и я не уверен, что потащат сюда, за сотни километров, чтобы покорить какое-то взбунтовавшееся племя.

На двух углах мы поставили выступающие прямоугольные деревянные башни, над воротами соорудили третью, покрепче и повыше, чем была раньше. Не помешали бы еще две башни, чтобы прясла, как славяне будут называть куртины, были короче, но, несмотря на то, что наемные рабочие очень быстро изготавливали срубы, времени не хватило. Решили доделать следующим летом, как и защитить срубами крепость со всех сторон, а потом взяться за Щеков и Хорив, со временем объединив все три поселение в один укрепрайон, в котором Киев будет детинцем (цитаделью).

Поляне рассказали, что хазары приезжали по одной и той же дороге, которая шла вдоль левого берега Десны. Как предполагаю, перебравшись через Дон, мадьяры по приказу хазар производили чес по населенным пунктам лесной и лесостепной зоны генеральным курсом на запад левее Десны. Вправо от этой реки, наверное, шел другой отряд. Добравшись до Днепра и стоявшего на противоположном берегу Самватаса, ждали, когда им доставят на лодках выход, после чего спускались на юг, в степь, и начинали «доить» кочевников. Брали у них скот, который по лесам гонять тяжко, поэтому и оставляли напоследок. В отряде было в разные годы разное количество всадников, от двух до пяти сотен, плюс караван из вьючных лошадей, нагруженных кожаными мешками с мехами – грузом объемным, но легким.