Масоны - Алексей Писемский

- Если вы хотите, я ему передам, что вы желаете помириться с ним; он, вероятно, сознает себя виновным и покается.

- Э, нет, зачем?.. Разве он один виноват был в том? Вы вспомните, что стало происходить перед двадцать восьмым годом: за ищущих поручались без всякой осторожности, не испытав их нисколько...

- Ну, Сергей Степаныч, не говорите об этом!.. - воскликнул Егор Егорыч. - Я сам ввел племянника неосмотрительно!.. Не с умыслом же я это делал и не из пренебрежения к ложе!

- Об умысле я не говорю, а о небрежности поручителей; кроме того, продолжал Сергей Степаныч, - прием совершался самыми неправильными путями; вступавшие питали дерзкое намерение сами уловить тайну, а не получить оную за практическое исполнение самой премудростью начертанных должностей... От одного руководителя они обыкновенно переходили к другому и по большей части ходили слушать многих, подобно как студенты слушают лекции разных профессоров... Постранствовав таким образом, иные оставляли совсем братства, а другие, нахватавшись несвязных отрывков из разнохарактерных разговоров, задумывали слеплять себе ложные системы, устанавливать в них степени, собирать библиотеки по собственному вкусу...

- Правда, правда и правда! - подтвердил Егор Егорыч.

Антип Ильич между тем, кроме церкви божией не ходивший в Петербурге никуда и посетивший только швейцара в доме князя Александра Николаевича, получил, когда Егор Егорыч был у Сергея Степаныча, на имя барина эстафету из Москвы.

- Эштафет к вам! - сказал он Егору Егорычу при возвращении того.

Егор Егорыч, взглянув на адрес, ударил себя по лбу: он уже догадался, о чем была эта эстафета!

VIII

Возвратясь в Москву, Егор Егорыч нашел Рыжовых мало сказать, что огорченными, но какими-то окаменелыми от своей потери; особенно старуха-адмиральша на себя не походила; она все время сидела с опустившейся головой, бессвязно кой о чем спрашивала и так же бессвязно отвечала на вопросы. О горе своем Рыжовы почти не говорили, как не говорил о том и Егор Егорыч, начавший у них бывать каждый день. Кажется, если бы кто-нибудь из них слово упомянул о Людмиле, то все бы разрыдались, - до того им было жаль этого бедного существа. Егор Егорыч, конечно, ни одним звуком не позволял себе спросить Сусанну о посланных ей книгах и о том, какое впечатление она почерпнула из них; но Сусанна, впрочем, сама заговорила об этом.

- Я ваших книг очень мало еще успела прочесть! - сказала она.

- О, бог с ними!.. Такое ли теперь время!

- Я прежде всего стала было читать Сен-Мартена и...

- И?.. - поспешил ее спросить Егор Егорыч.

- И очень мало понимала его.

Егор Егорыч нахмурился и потер себе лоб.

- Это понятно! - проговорил он. - Я со временем буду руководить вас несколько при чтении.

- Пожалуйста! - протянула Сусанна.

Вместо того, чтобы начать свое руководство со временем, Егор Егорыч, по свойственной ему нетерпеливости и торопливости, в тот же день, приехав после этого разговора с Сусанной домой, принялся составлять для нее экстракт из книги Сен-Мартена.

"Что истина существует, - накидывал он своим крупным почерком, - это так же непреложно, как то, что существуете вы, я, воздух, земля, и вящим доказательством сего может служить, что всяк, стремящийся отринуть бытие истины, прежде всего стремится на место ее поставить другую истину".

Отделивши чертой этот тезис, он продолжал:

"Добро для всякого существа есть исполнение сродственного ему закона, а зло есть то, что оному противится; но так как первоначальный закон есть для всех един, то добро, или исполнение сего закона, должно быть и само едино и без изъятия истинно, хотя бы собой и обнимало бесконечное число существ".

Еще раз отчеркнувши на этом месте, Егор Егорыч писал далее:

"Но откуда же начало зла проистекло?.. Не в природе же бога оно таится?.. Не самолично же оно и не равносильно добру?.. Оно, как я уже в предыдущем параграфе определил, есть неисполнение существами, по данной им свободе, своего прирожденного закона; примеры тому: падение сатаны, падение Адама и Евы. Господь бог так благ к высшим существам мироздания, что не хотел их стеснить даже добром. Они могут исполнять законы добродетели и не исполнять их, и только с удалением от добра они все больнее будут чувствовать страдания. Положения эти признавали все великие учители церкви, и на них же утвердил основание своей книги Сен-Мартен".

На этом месте снова черта и снова продолжение:

"Если существа свободны, - может быть, скажете вы, - то они могут делать все, что пожелают!.. Нет, не все! - возражаю я. Нам дана воля, которая слагается из разума и чувства, и этими двумя орудиями должна ограничиваться наша свобода. Положим, я хочу нечто сделать, про что мой разум неодобрительно мыслит, и я должен воздержаться от сего. Положим, я, обуреваемый грубыми плотскими пожеланиями моего темперамента, стремлюсь осуществить, что противно мне и от чего отвращается мое чувство, - опять следует воздержаться и уклониться".

Тихие шаги вошедшего в комнату Антипа Ильича прервали занятия Егора Егорыча.

- Вас желает видеть подполковница Зудченко!.. - доложил он своим кротким голосом.

Егор Егорыч изобразил на лице своем удивление.

- Они говорят, что у них живет на квартире адмиральша Рыжова! присовокупил Антип Ильич.

- Проси, проси! - затараторил Егор Егорыч, видимо, испугавшийся даже этого посещения.

Приглашенная Антипом Ильичом Миропа Дмитриевна вошла. Она была, по обыкновению, кокетливо одета: но в то же время выглядывала несколько утомленною и измученною: освежающие лицо ее притиранья как будто бы на этот раз были забыты; на висках ее весьма заметно виднелось несколько седых волос, которые Миропа Дмитриевна или не успела еще выдернуть, или их так много вдруг появилось, что сделать это оказалось довольно трудным.

- Позвольте вам рекомендовать себя! - начала она, делая почтительный и низкий реверанс перед Егором Егорычем. - Я хоть и вижу вас, когда вы приезжаете к моим постояльцам, сама, однако, до сих пор не имела еще удовольствия быть лично с вами знакома.

- Уж не случилось ли у Рыжовых опять какого-нибудь несчастия нового? спросил ее на это торопливо Егор Егорыч.

- О, нет, нисколько! - успокоила его Миропа Дмитриевна. - У них, слава богу, идет все спокойно, как только может быть спокойно в их положении, но я к вам приехала от совершенно другого лица и приехала с покорнейшей просьбой.

Егор Егорыч наклонился ухом к Миропе Дмитриевне, желая тем выразить, что он готов выслушать ее просьбу.

- Меня просил съездить к вам майор Зверев, Аггей Никитич! - сказала Миропа Дмитриевна.

Егор Егорыч опять выразил в лице своем некоторое недоумение.

- Вы, вероятно, еще знали Аггея Никитича капитаном! - напомнила ему Миропа Дмитриевна.

- А, это высокий карабинер! - сообразил Егор Егорыч.

- Да, он карабинер и теперь уж майор! - продолжала Миропа Дмитриевна. Он, бедный, последнее время был чрезвычайно болен и умоляет вас посетить его. "Если бы, говорит, доктор мне позволил выходить, я бы, говорит, сию же минуту явился к Егору Егорычу засвидетельствовать мое уважение".

- Зачем же?.. Не нужно!.. Я сам у него буду!.. Чем он и отчего заболел? На вид он такой могучий и крепкий!..

- Он простудился на похоронах у Людмилы Николаевны!.. Когда у адмиральши случилось это несчастие, мы все потеряли голову, и он, один всем распоряжаясь, по своему необыкновенно доброму сердцу, провожал гроб пешком до могилы, а когда мы возвращались назад, сделался гром, дождь, град, так что Аггей Никитич даже выразился: "Сама природа вознегодовала за смерть Людмилы Николаевны!"

Миропа Дмитриевна рассказывала все эти подробности не без задней мысли. О, она была дама тонкая и далеко провидящая.

- Поэтому я еще более обязан быть у него! - воскликнул Егор Егорыч. Вы родственница Аггея Никитича?

При этом вопросе Миропа Дмитриевна несколько сконфузилась.

- Нет, я друг его и друг старинный!.. Он был дружен с моим покойным мужем, а потом и я наследовала эту дружбу! - объяснила она весьма вероподобно.

- А где живет Аггей Никитич? - спросил Егор Егорыч.

- К сожалению, весьма далеко!.. В Красных казармах!.. Аггея Никитича очень тревожит, что вам беспокойно будет ехать такую даль.

- Нисколько, нисколько!.. Буду у него сегодня же в шесть часов вечера.

- И я буду у него в то же время! - сказала с удовольствием, но не без маленького смущения Миропа Дмитриевна.

- И прекрасно-с, поэтому au revoir![161] - проговорил Егор Егорыч.

Миропа Дмитриевна затем поднялась с своего места, сделала глубокий реверанс Егору Егорычу и удалилась.

Егор Егорыч после того отправился к Рыжовым, которых застал сидящими в своей душной квартире с неотворенными даже окнами.

- Что это, как вы заперлись совсем! - произнес Егор Егорыч, войдя к ним.