Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий - Венди Голдман

Полонский попытался начать снова: «В ряде профорганизаций, в первую очередь в ВЦСПС прочное гнездо свила себе круговая порука, семейственность, самый низкопробный подхалимаж…» Другой голос прокричал: «Назовите!» Полонский с готовностью назвал Богоявленского — секретаря парторганизации ВЦСПС, помощника Шверника. Акулинушкин громко выкрикнул: «[Он] хороший работник». «Я думаю, что никуда негодный работник, — резко возразил Полонский. — И вы зря его держите на партийной работе, товарищ Акулинушкин». Полонский назвал Жарикова — другого помощника секретаря ВЦСПС. «При проверке партдокументов Шверник спасал этого Жарикова, а он теперь разоблачен как троцкист и арестован». Помощник секретаря ВЦСПС Аболин — тоже троцкист и арестован. Целый ряд бундовцев и меньшевиков сидел в научно-исследовательском институте ВЦСПС. В ряде секций при ВЦСПС «имелись и до сих пор еще имеются контрреволюционные элементы, которые используют свое положение для контрреволюционной работы». Он обрушился с резкой критикой на аппарат ВЦСПС. Расходы на содержание сотрудников составляли 3 млн. 336 тыс. рублей, которые только на 40% покрывались за счет членских взносов. «И этот платный аппарат будет обеспечивать демократию и внимание к члену профсоюза? Конечно, нет». Наконец, Полонский перешел к своей собственной деятельности. Он заявил, что был направлен на работу в ВЦСПС против воли Шверника и вопреки своему желанию. Когда он начал обсуждать свою собственную работу, сторонники Шверника стали перебивать Полонского и обличать его самого. Они этого ждали довольно долго.{385}

Народный комиссар обороны и член Политбюро ЦК ВКП(б) К. Е. Ворошилов, протянул Полонскому кипу бумаг: «Вот, — приказал он, — Вы прочитайте несколько телеграмм». Сталин тихо сказал: «Очень интересное дело». Кто-то выкрикнул: «Читай, читай!». Полонский медленно стал читать верхнюю строчку первой телеграммы: «Моторный завод им. Молотова…» Тот же голос настойчиво повторил: «Читай! Читай дальше!» Подписано секретарем ВЦСПС Полонским. «Читай подпись!» — закричали снова. «Подпись — Полонский», — повторил Полонский. «Я много рассылал таких телеграмм», — насмешливо сказал он. «Читай дальше», — прокричали из зала. Полонский медленно зачитал короткое приветствие. «А что тут плохого? — озадаченно спросил он. — Я рассылал такие телеграммы товарищам, с которыми я лично был связан <…> — только рабочим, ничего от них не требовал». Сталин вступился за него: «А при чем тут секретарь ВЦСПС, раз это личное дело?» Ворошилов быстро добавил: «Сколько денег потратили на эти телеграммы?» Кто-то еще закричал: «Сколько подарков раздавал за счет ВЦСПС?» Полонский, теперь уже запинаясь, старался защитить себя: посылал телеграммы за свой собственный счет; дарил книги рабочим, которые приходили в ВЦСПС. Но его первоначальная живость стала быстро пропадать. Ворошилов подвел итог короткой фразой: «Это исключительно семейные телеграммы, — произнес он с презрением. Это говорило о том, что Полонский использовал государственные средства для развития своего собственного круга верноподданных, чтобы свить свое собственное «гнездо».{386}

Молотов попал точно в цель своим последним вопросом, прозвучавшим словно удар молота: «Товарищ Полонский, правда ли, что вы уже шесть месяцев не ходите на работу в ВЦСПС?» Шверник повернулся к Молотову и с неприязнью сказал: «Не ходит шесть месяцев на работу. Не подчиняется никакой дисциплине, и просишь, чтобы тебя освободили». Полонский сломался. Его остроумие и развязность исчезли: «Не могу я, товарищи. Добиваюсь того, чтобы меня освободили, чтобы меня сняли, потому что работать так совершенно бесполезно». Л. П. Берия сурово заявил: «Все же решением ЦК вы не освобождены от этой работы». «Не могу быть формальным человеком, — закричал Полонский, — хочу работать по-настоящему, а этой возможности для меня там нет. Я кончаю». Гамарник и Берия добавили: «Но пока не снят, надо работать». Однако последнее слово принадлежало Сталину. Неизменно умерявший пыл аудитории, он с сочувствием добавил: «Мы его не можем считать недисциплинированным человеком, Очевидно, нам очень трудно работать».{387} Вскоре после этого Полонского перевели на другую должность заместителя Народного комиссара связи.

Ни у Шверника, ни у Полонского не было очевидных политических разногласий, которые могли бы оправдать столь глубокую взаимную враждебность. Оба были верными сторонниками Сталина, оба высмеивали бывших оппозиционеров и никогда не колебались, предъявляя обвинения другим и друг другу. Шверник ожидал, что Полонский будет критиковать его и на пленуме, и подготовил своих сторонников. Используя кипу глупых телеграмм, стоивших не более одного рубля за штуку, он обвинил Полонского в смертном грехе — поощрении «семейственности». Полонский пытался уничтожить Шверника, ставя под сомнение его руководство с политической точки зрения и связывая его с правыми, которые уже были арестованы. Их тяга к взаимным политическим обвинениям стала предвестником истерии, которая вскоре охватила профсоюзы.

Вскоре после пленума ВЦСПС начал проверку отдела охраны труда, который был до этого под началом Полонского, а также девяти институтов, занимавшихся проблемами охраны труда в Москве, Ленинграде и других городах. Эти институты были созданы в начале 1920-х годов при Народном комиссариате труда с целью сокращения количества несчастных случаев на производстве и снижения уровня профессиональных заболеваний. В июле 1937 года проверяющие инспекторы ВЦСПС доложили, что институты наводнены бывшими оппозиционерами и шпионами. Органы НКВД уже арестовали Шмерлинга — директора Ленинградского НИИ, Красновского — директора Московского института, его помощника и группу работников механической мастерской. Проверяющие из ВЦСПС отметили, что по крайней мере десять работников Московского института недавно были арестованы, а сорок три человека получили высшее образование за границей и сохранили там свои связи. Инспекторы язвительно отзывались о работе института, так же как и о его сотрудниках. В четырех исследовательских отделах института: в отделе защитных приспособлений, в отделе техники безопасности, в акустической лаборатории и в санитарно гигиеническом отделе было выполнено большое количество разработок по индивидуальным средствам защиты, но ни одна из них не была принята заводами. Промышленность игнорировала разработанные институтом стандарты по очистке воздуха и вентиляции. Проводившие проверку работники ВЦСПС требовали «очистить Московский институт от политически ненадежных и чуждых элементов и выдвинуть молодых советских специалистов на ответственную работу».{388}

По результатам проверки осенью 1937 года ВЦСПС уволил директоров институтов в Казани, Харькове и Минске и приказал очистить все институты от «чуждых элементов, врагов народа, шпионов и предателей родины». Сразу же там были обнаружены пятьдесят три генеральских сына, бывших представителей аристократии, офицеров, владельцев заводов и священнослужителей, семнадцать сотрудников, у которых были арестованы родственники, и еще пятьдесят семь человек, поддерживавших переписку с родственниками или коллегами за границей. Все эти люди были немедленно уволены, и органы НКВД, по всей вероятности, начали следствие в отношении их.{389} Полонский, курировавший эти институты, также попал под подозрение. Той же осенью он был арестован и расстрелян 30 октября 1937 года, ему было 44 года.{390}

Падение Полонского, так же как и других высокопоставленных функционеров, повлекло за собой следующие отставки и репрессии. М. Г. Лагодинский и Е. Е. Павлова председатели ЦК Союзов потребкооперации Кавказа и Центральных районов соответственно, потеряли работу только из-за того, что они, якобы, не сообщили о своих встречах с Полонским.{391} Д. Н. Мещеряков — председатель ЦК Союза шоферов Москвы и Ленинграда был также освобожден от своих обязанностей. Он работал под руководством Полонского в Народном комиссариате путей сообщения (НКПС). Полонский при переходе на работу в ВЦСПС перетянул Мещерякова в ВЦСПС, а затем выдвинул его на пост председателя ЦК Союза шоферов Москвы и Ленинграда. Когда Полонский оставил работу в ВЦСПС и перешел в Народный комиссариат связи, он предложил Мещерякову новую должность начальника отдела кадров. Оба еще только обсуждали это назначение, когда Полонского арестовали.{392} Мещеряков, получивший свою должность в результате кооптации, являлся членом «клана» Полонского. Он пострадал так же, как и его начальник. Круг потенциальных жертв расширялся.

Террор в органах власти: репрессии против профсоюзов партработников и государственных служащих

Работники ЦК Союза политпросвещения и ЦК Союза госучреждений были политически восприимчивыми людьми, равно как и сильно уязвимыми для репрессий, поскольку их членами были представители партии и органов власти. Чистка в этих профсоюзах выявила сложные взаимоотношения между ВЦСПС, ВКП(б) и НКВД, их роль в развязывании террора. Репрессии начались не по приказу Сталина или Ежова, а скорее из-за сложности взаимодействия организационных структур в партии (на разных уровнях), в органах НКВД, ЦК профсоюзов и ВЦСПС. В обоих вышеназванных профсоюзах проверяющие органы ВЦСПС инициировали цепь событий, повлекших аресты. Если бы ВЦСПС не проявил такого усердия в демонстрации своей «бдительности», уничтожение работников профсоюзов могло бы не достигнуть таких масштабов.