Горшочек, вари. Рецепты писательской кухни - Александра Максимовна Новикова

Вводя поток сознания в свой текст, нужно помнить о ключевых правилах. Поток сознания состоит из трех равновесных слагаемых: основа, внешние факторы и внутренние деформации.

Под основой понимают некоторую тему, которая развивается сознанием. Мы же вроде сказали, что причинно-следственные связи присущи монологам, а поток сознания – не рассуждение на тему? Все так, но у потока должна быть предпосылка, он возникает по поводу чего-то насущного, а уже потом начинает извиваться и вилять. В этом смысле писатель должен хорошо знать своего героя и отталкиваться от него. Кто он, чего хочет? Что его волнует? В какой точке повествования он находится: стоит перед дилеммой либо переводит дух? Важно помнить, что поток сознания – прием, то есть средство, а не самоцель. Как и всякий прием, он выполняет назначенную автором функцию: раскрывает героя, двигает действие, создает атмосферу, передает состояние и так далее.

Под внешними факторами понимают вторжение в работу сознания элементов окружающего мира, на которые сознание не может не реагировать. Частая ошибка начинающих авторов – сведение потока сознания к хаотизации рассуждения. Однако недостаточно просто взять связные мысли и перемешать их. Река, конечно, обладает течением, но и у нее есть русло. Не забывайте о том, что в потоке сознания ваш герой продолжает существовать в реальном мире: где-то находится, вокруг что-то происходит. Важно подключать все доступные органы чувств, тем самым цепляясь за вещный мир и осязаемую фактуру, заземляя повествование. Поток сознания не отменяет действие – помните об этом, и не возникнет ощущение, что ваш герой висит в воздухе.

Под внутренними деформациями понимают влияние подсознательного на размышления героя. Ученые уделяют этому элементу наибольшее внимание, а сама концепция восходит к работам Фрейда и Юнга. В этом отношении поток сознания являет нам осколки бессознательного. Если угодно, это подводное течение реки, которого мы, может, и не видим, но определенно ощущаем. Переводчик Джеймса Джойса Сергей Хоружий, говоря о важности внутренних деформаций, писал, что это: «Стойкие, глубоко сидящие мотивы (воспоминания, навязчивые идеи, комплексы), которые неизмеримо присутствуют в сознании всегда и всюду, могут проявляться когда угодно и где угодно: они тем самым создают в мире сознания своего рода “магнитные аномалии”, силовые поля и образуют внутреннюю геометрию этого мира». Иными словами, все то, о чем ваш герой может даже не подозревать, вы как автор должны пустить в работу. Именно эти сокрытые от любопытных глаз факторы задают течение реки.

Для полноты картины позволим себе упомянуть четвертый элемент, сугубо технический. Если вы сталкивались с потоком сознания в литературе, то наверняка обращали внимание на стилистику. Предложения зачастую рваные, чередуются длинноты, ломается синтаксис, нарушается пунктуация. Все эти стилистические эксперименты нужны, чтобы передать сумбур, царствующий в сознании. Дабы поток не вышел из берегов, нужно уделить внимание синтаксису прозы и динамике действия – темпоритму. Продолжая водные аналогии, Вирджиния Вулф писала: «Стиль не требует больших усилий – главное ритм. Стоит его найти, и использовать неподходящие слова станет невозможно. Но, при всем том, я уже просидела пол-утра, меня переполняют идеи, видения и прочее, а я не могу их выразить, потому что нет нужного ритма. Ритм – это нечто глубинное, он намного глубже слов. Образ, эмоция поднимают эту волну в сознании задолго до того, как для нее подберутся слова». Как и в музыке, в прозе сложно синтезировать нужный темпоритм. Вы должны настроиться на одну волну с вашим персонажем, заместить его сознанием свое, и поймать эту самую волну, а за ней другую, и надеяться на лучшее. Проза ритмична, потому что ритмична сама мысль – она всегда куда-то стремится, либо нарочито топчется на месте. Не бойтесь следовать за ней.

Примеры

«“…Поверила ли бы я тогда, что я могу дойти до такого унижения? Как он будет горд и доволен, получив мою записку. Но я докажу ему… Как дурно пахнет эта краска. Зачем они все красят и строят. Моды и уборы”, – читала она. Мужчина поклонился ей. Это был муж Аннушки. “Наши паразиты, – вспомнила она, как это говорил Вронский. – Наши? почему наши? Ужасно то, что нельзя вырвать с корнем прошедшее. Нельзя вырвать, но можно скрыть память о нем. И я скрою”. И тут она вспомнила о прошедшем с Алексеем Александровичем, о том, как она изгладила его из своей памяти. “Долли подумает, что я оставляю второго мужа и что я поэтому, наверное неправа. Разве я хочу быть правой! Я не могу!” – проговорила она, и ей захотелось плакать. Но она тотчас же стала думать о том, чему могли так улыбаться эти две девушки. “Верно, о любви? Они не знают, как это невесело, как низко…”».

Лев Толстой «Анна Каренина»

Толстой был одним из первопроходцев потока сознания, опередив и Джеймса Джойса, и Марселя Пруста, и Вирджинию Вулф. Можно вспомнить, как в «Войне и мире» описано полусонное состояние Николая Ростова накануне Аустерлицкого сражения. А можно обратиться к «Анне Карениной», где зачастую, как в приведенном отрывке, «здесь и сейчас» вступает в химическую реакцию с зарницами из прошлого.

«Понял он, – не осилены его страхи; уверенность, выносившая весь этот вечер, провалилась куда-то; и все – стало зыбким; он хотел принять брому; не было брому; он хотел почитать “Откровение”; не было “Откровения”; в это время до слуха его долетел отчетливый, беспокоющий звук: тики-так, тики-так – раздавалось негромко; неужели – сардинница? И мысль эта крепла. Но его не терзала она, а иное терзало: старое, бредное чувство; позабытое за день; и за ночь возникшее: – “Пепп Пеппович… Пепп…” Это он, разбухая в громаду, из четвертого измерения проницал желтый дом; и несся по комнатам; прилипал безвидными поверхностями к душе; и душа становилась поверхностью: да, поверхностью огромного и быстро растущего пузыря, раздутая в сатурнову орбиту… ай-ай-ай: Николай Аполлонович отчетливо холодел; в лоб ему веяли ветры; все потом лопалось: становилось простым. И – тикали часики».

Андрей Белый «Петербург»

Поэтизированная проза Андрея Белого – это та самая река, которая непрерывно несет нас в одному автору известном направлении. Посмотрите, как Белый выстраивает размышление, усложняя синтаксис, как использует пунктуацию для создания бесшовности, а тиканье часиков – для взвинчивания темпоритма.

«Она снова увидела вспышку. Уже не без иронии – ведь когда просыпаешься, иначе относишься ко всему, она взглянула с вопросом на прочный луч, безжалостный, неумолимый – он так похож на нее, и так непохож, и никуда от него не деться (она по ночам просыпается и видит, как, развалясь поперек постели, он свешивается до полу), и все равно – думала