Пламя и лёд - И. Беров

Сначала Кантр не сильно поощрял поступки Велмы, поскольку считал, что жена нарочно вредит ему, желая лишний раз показать его ученикам, что за свирепым внешним видом может скрываться обычный человек, способный чувствовать и понимать.

Он скорее испытал удивление, чем страх, когда десятилетний Летаврус впервые воспользовался своим даром перевоплощения в летающее чудище. «Главное то, что будет у него в душе, а не на лице», — старый охотник запомнил эти слова своей верной жены, когда Никсалорд на своих, тогда еще совсем маленьких крылышках, поднялся в воздух чуть выше крыши их родного дома. От всех других учителей школы Кантр скрывал это, не желая, чтобы слишком поспешные суждения возымели верх над добротой и здравым смыслом. Тем более что за успехами подраставшего воина неустанно следил его опекун, настоятель храма Трех Стихий.

Кантр тогда боялся, что полет Никса увидят другие наставники школы. За себя старый воин не опасался, но, зная религиозные взгляды своих собратьев, старший наставник боялся идти на конфликт с остальными мастерами. Далтон — мастер по кулачным боям, наверняка бы вызвал Кантра на дуэль. Опасное увлечение молодости, с годами переросшее в глупость, могло бы привести к плачевным последствиям. Мария — лучшая из воинов в этих зеленых лесах, чей боевой посох не знает непобедимых врагов, вполне бы стерпела такого ученика рядом с собой, и даже взяла бы его под свою опеку. Но Кантр здесь был принципиален: его ученики были только его и именно он держал ответ за них. Петр и Яков — оба великолепные мастера дальней атаки и стрельбы из лука, могли не выказывать свои истинные чувства сразу, но обычно они не очень жаловали полукровок. Жан, Ли и Мегджед полностью были бы на стороне Велмы, поскольку всегда исповедовали путь веры и добра, а святая вера в то, что добро должно иметь более широкий кругозор, добавляла им чуткости в умениях дипломатии.

— Лучше бы ты сам пошел отрабатывать свои деньги, — Велма поправила черные как смоль волосы, лишь в некоторых местах тронутые сединой, и укоризненно посмотрела на мужа.

Среди обструганных бревенчатых перил смотровой площадки фигура Велмы смотрелась просто великолепно.

«Это моя жена сейчас на вас смотрит!» — так и хотелось крикнуть Кантру, чтобы всем было видно, какой красавице он отдал свое сердце.

— Нечего на меня так смотреть! Я научил его всему, что знал, — Кантр, будто бы состарившийся за этот миг раньше времени, смотрелся на фоне красивой жены как брюзжащий старик. На самом деле в свои годы он сохранил достаточно сил и проворности, чтобы неоднократно утирать молодым выскочкам нос, а в бою ему до сих пор в этих краях не было противника, равного по силам.

— Ты учил его охотиться на зверей, а не принимать участие в разборках с беглыми преступниками, — снова укорила его Велма.

Кантр молча смотрел на жену и терпеливо ждал. Ждал, когда его ученик вернется. Летаврус не мог подвести его — ведь он сам учил Никса охотничьим трюкам.

— Робар тебя не погладит по голове, если узнает о том, каким опасностям подвергал ты Никса. — Теперь свой голос подала Кэдлис — воительница, практикующая бои с шестом и тяжелыми копьями. Как и все женщины, она встряла в разговор как всегда не вовремя.

«Женщины!» — Кантр хотел сказать ей всё, что он сейчас думал по поводу того старого монастыря и его нынешнего настоятеля. Хотя Кантр знал, что это только благодаря монастырю Трех Стихий в забытой всеми деревушке обосновалась школа воинов, принадлежащая к одной из палат Гильдии Воинов. И это по просьбе брата Михаила в Майри были привезены каменные блоки для постройки новых каменных домов вместо старых деревянных хат. Кантру казалось, что монахи хотят со временем на этом месте выстроить шикарный город под стать самому Мейриярду. Сейчас уже девять человек орудовали мастерком и кирками, работая над общей стеной вокруг южных врат, и это не могло не радовать старого ветерана. Иногда он с гордостью смотрел на возвышающиеся шпили центрального храма. Как он величественно сияет в лучах заходящего солнца! Многим местным зодчим не дает покоя тайна происхождения странного синеватого свечения, покрывающего скаты крыш монастырских строений. Металл ли; дерево ли; или какая волшебная краска — никому из людей не удалось повторить этот шедевр архитектуры и строительства. Кантр сам в монастыре был много раз, но так и не смог постичь всех его тайн. Старый мечник хорошо знал нынешнего настоятеля — Робара Алльгейерона. Когда-то этот человек защищал честь и знамя королевских земель и нес с собой слово солнцеликого Родона. Сложивший двадцать лет назад в тайный сундук свои белоснежные доспехи, Робар все еще был крепок умом и телом, а посему не допускал в простом народе никаких толков про живые картины, на которых все изображенные предметы находились в движении, и про странные металлические колонны, движущиеся по стальным рельсам. Воин видел эти чудеса своими глазами, и до сих пор объяснения мудрых монахов не укладывались в его голове. В монастыре часто бывала и его жена вместе с другими горожанами — поэтому население Майри знало достаточно о внутреннем монастырском убранстве. Кантр догадывался, что молящимся и просящим помощи или ищущим успокоения тревог своих не обязательно знать все о жизни служителей. «Люди видят то, что должны видеть», — любил говорить Робар. И ведь надо же такому случиться, что именно брат Робар в свое время привел маленького пухленького мальчишку, чьи глаза светились изумрудным цветом, в школу Стражей Леса.

— Вдруг его уже нет? — опять поддела задумавшегося мастера меча Кэдлис.

Услышавшая это мать похищенной девочки тут же пустилась в плач.

— Такого никогда не будет! — Кантр, чувствовавший, как комок подкатывает к его горлу, не выдержал и стукнул кулаком по стоявшей рядом табуретке.

— Нехорошо ломать такой чудесный стул.

— Мама!

— Хейли!

Кантр от неожиданности вздрогнул, когда три голоса прозвучали сразу за его спиной. Старый охотник уже был не так удивлен, когда крепкая рука дружески похлопала его по плечу.

— Я опоздал, — Летаврус спокойно посмотрел на своего учителя.

— Ничего, мой мальчик. Ты вернулся — это самое главное! — Кантр гордо смотрел на своего любимого ученика с большими изумрудными глазами. Велма всегда говорила, что в этих глазах никогда не может быть злых умыслов. Мастер меча, всякое видавший в жизни, постоянно спорил с ней об этих народных сказаниях про вампиров и всякую ночную чушь, но ему самому нравилось проводить свое время с этим зеленоглазым мальчуганом. Ни он, ни Никс даже не заметили, как прошедшие годы припорошили волосы удалого охотника белоснежной сединой. Теперь уже он смотрел на своего ученика сверху вниз, а длины рук уже не хватало, чтобы заключить вернувшегося Никсалорда в крепкие отцовские объятия. Кантр любил Никса как собственного сына и никогда бы не простил себе, если бы с Никсом что-нибудь случилось.