Поезд на Ленинград - Юлия Ли

его солдат. Откуда-то из глубины гостиной появилась молодая женщина с чуть растрепанной прической – волосы светлые, как и у мальчика. Наверное, его мать – очень похожи. Вид у нее был изможденный, потерянный, под ухом кровоподтек, уходящий под белый воротничок простого шерстяного коричневого платья, на плечах черная шаль, лицо серое, худое, глаза в ореоле болезненной синевы. Хозяйка поместья. Она прошла мимо Белова в комнату, где играл ее сын, повернулась лицом, взялась за обе створки дверей и, прежде чем их закрыть, чуть задержалась, бросив на Феликса умоляющий взгляд.

Феликс некоторое время приходил в себя от увиденного, споткнулся, ноги заплетались. Неожиданно из тех же дверей, которые только что закрыла молодая женщина, вырвался человек невысокого роста, косматый, в синем венгерском мундире.

Феликс его узнал с большим трудом: он как будто стал меньше ростом, наверное, потому что сам Феликс подрос, в волосах появилась седина, лоб изборожден морщинами. С последней их встречи прошло почти пять лет.

– Без доклада! – заорал он неистово. – Какого черта привели сюда?

Если бы Феликс не видел его в ярости, когда он крушил вещи, душил своих любовниц, орал так, что дрожали стекла в окнах, если бы он не видел, с каким ожесточением он бьет ножом, сейчас засомневался – «степной» ли перед ним. Но он успел достаточно за ним понаблюдать, чтобы узреть во всех его ипостасях.

Было в этом человеке что-то действительно страшное. Феликс не смог выяснить, откуда он взялся, настоящим ли был венгром, поскольку говорил по-русски чисто – по-московски тягуче, но явно не один год провел то ли в тюрьмах, то ли где-то на каторге. Какая-то первобытная дикость, свойственная пещерным людям, застыла в его черных звериных глазах, или же глухое отчаяние загнанного зверя – существа, переступившего грань дозволенного и угодившего в лапы сатаны. Но не того, которого любят сейчас изображать поэты, не печального падшего ангела, но настоящего царя всего злого, всего самого черного, самого отвратительного, что есть в этом мире. А может, он и был сатаной во плоти? Людей, переступивших черту, всегда видно по взгляду…

Феликс считал, что он сам этой черты не переступал, он лелеял мысль начать с чистого листа. Убить бы это исчадие зла, и тогда он обелится и обретет счастье! Убить бы ради светлого будущего – такого зверя оставлять на воле нельзя, таких надо уничтожать, чтобы не плодились. Его давно мучила мысль совершить что-нибудь великое, поступок, который бы перечеркнул все его ранние злодеяния, помог бы все искупить.

И Феликс решился. Столкнет лбами тех из ревкома и этого. Сожрут друг друга, и мир станет чище.

– Степной волк! – выкрикнул Феликс. И заклинание возымело действие. Венгр остановился, искоса глянул на тощего красноармейца с залитым кровью, опухшим от побоев лицом.

Он был фраппирован и не знал, как себя повести. Он не ожидал повстречать кого-то из прошлой жизни. Более того, не ожидал, что его найдут те.

– В подвал его! И резать первым. – Это было вполне ожидаемо. Феликса рванули под локти и поволокли обратно.

– У меня есть предложение, от которого вы не откажетесь! Я хоть сейчас вас назначу своим замом. Я командир отряда самообороны для охранения революционного порядка города Рязани! Ваши солдаты нужны советской власти, нужны революции! – кричал он, стараясь, чтобы его слышали все, чтобы поселить и в умах этих дезертиров мысль, что лучше успеть перейти на сторону сильнейшего. В рязанском ревкоме ему провели инструктаж по тому, как правильно привлекать народ – нужно говорить кратко, ёмко, лозунгами, обещать прекрасное и сытое время. Будет так, будет разэдак! Действовало безотказно.

Поэтому Феликс орал до тех пор о том, какая жизнь настанет, если мир будет в руках простого народа, сыпал толстовскими идеями, обещал всем земли, каждому – огород, богатое хозяйство, пока не добился своего.

– Не вечно же вам скитаться! Не вечно же жить окопавшись! Вы ведь скоро от голода здесь помрете! Присоединяйтесь к Красной Армии! Вы будете сыты, одеты, обуты! Всем места хватит – страна огромна!

Сначала его выволокли из дому, сбросили с крыльца в лужу, обступили кругом, смеялись над ним во всю глотку, опять принялись охаживать сапогами по лицу, спине, животу. Феликс хлебнул грязной воды, стал кашлять, но краем глаза успевал выхватывать из черно-красной круговерти лицо стоящего на крыльце и наблюдающего за ним венгра. Тот был умен, как сам дьявол, и уже подсчитывал, какую выгоду сможет извлечь из бывшего агента охранки.

– Ладно, тащите его обратно, – сказал он наконец, когда Феликс уже было подумал: все – сейчас захлебнется собственной кровью с грязью пополам.

Поволокли обратно по ступеням крыльца, в гостиную. Степнов велел всем выметаться и, когда двери за сворой его приспешников – один другого гаже и страшнее – закрылись, венгр некоторое время молчал. Потом прошел к столу, отодвинул стул.

– Присядьте, – спокойно и даже с какой-то неожиданной любезностью сказал он, будто Феликс явился к нему с деловым визитом.

Хромая, волоча ногу, продолжая глухо кашлять, Белов почти рухнул на стул. Венгр сел напротив, сцепил пальцы – они у него были гибкими, тонкими и казались неестественно длинными из-за отросших, как у зверя, ногтей.

– Я скажу им, что встречал вас в гимназии, – хрипло и быстро заговорил Феликс, утирая кровоточащий рот, – что вы большевик и приходили к нам в класс говорить о Карле Марксе, я поручусь за вашу честность. А людей ваших постепенно расформируем, порционно, чтобы не было заметно, но всех примем в ряды Красной Армии. Сейчас солдаты возвращаются, полки расформировывают, я сам служил в Гвардейском саперном полку… которого уже нет. Они охотно берут молодежь, потому что она ветрена, беспринципна, белый лист, табула раса. С молодежью легче построить новое государство. Солдатня, матросня – их тоже берут, даже документов не спрашивают. Австрийцы, малороссы, чехи – и их принимают. Люди постарше… вот с ними поступают осторожнее, долго выясняют, чем дышат. Без меня вам там не выжить. Я буду вашим оберегом. Я знаю, что они хотят слышать, я научу, как с ними говорить.

Выслушав Феликса, атаман хмыкнул, кивнул, согласился. Выдержав паузу, заговорил, и Феликс внутренне возликовал. Венгр говорил долго, поведал о том, что он пытается построить анархо-коммунистическую колонию, но, кажется, потерпел на этом поприще неудачу, сознался, что не раз подумывал примкнуть к большевикам, что у него есть светлая цель в жизни – видеть общество организованным, сплоченным и работающим, как единый механизм, пустился даже в анатомические подробности человеческого тела, объясняя Феликсу, как функционируют мозг, сердце, другие органы, сравнивал их с людскими общественными ячейками. Он говорил так проникновенно, что Феликс почувствовал небывалый подъем в душе