Дом темных загадок - Беатрикс Гурион

Вскоре после этого мы сбежали. Я позаботилась о том, чтобы Агнесса обратилась в клинику, где ей назначили терапию. Все время беременности она находилась взаперти, так много страдала, что у ее души просто не осталось выбора. Я всегда подозревала, что она должна была убежать в эти видения, чтобы вообще выжить. А стигматы, вызванные либо самовнушением, либо как-то иначе, были настоящим спасением для Агнессы, ведь только тогда Гертруда согласилась перевести ее в медицинский пункт. Там Гертруда заботилась о ней сама, опасаясь лишней болтовни других сестер.

Никто не мог там навещать Агнессу, даже я. После ее родов я организовала наш побег как можно скорее. Я и по сей день считаю, что тем самым спасла Агнессе жизнь, так как передала ее на попечение терапевтов.

И все же на моей душе лежал тяжкий груз. Я фотографировала пустой гроб и ничего не сказала об этом Агнессе. Я догадывалась об этом, поэтому дождалась, пока могильщик и Гертруда вернутся после обеда в обитель. Я легла на живот на краю пугающе крошечной могилы младенца и рукой отодвинула крышку. Несмотря на мои предположения, меня все же шокировала и словно ослепила его пустота. Все-таки вышло дурное фото, и вообще это была плохая идея, потому что я ни с кем не могла поделиться увиденным. Я очень боялась рассказать об этом Агнессе и все годы хранила тайну. Я хотела все исправить, поэтому назову тебе ее фамилию и адрес, только умоляю тебя не пугать ее и не обижать. Будь осторожен, не разрушь мир, который она построила. Ведь она ничего о тебе не знала. Иначе она бы на луну слетала, только чтобы найти тебя.

Следующим посланием тебе станет фотоальбом, который я тогда сделала втайне от сестер. С его помощью ты еще лучше сможешь понять, что ей пришлось вынести.

Я оставлю его тебе, а ты передашь ей, и все, в чем я тебе созналась. Но если у тебя хоть половина большого сердца твоей матери, ты сохранишь мою тайну.

Желаю тебе всего наилучшего.

Марта Айзеле

Глава 38

Шесть месяцев спустя

Беккер остался более чем доволен. О нас писали в каждой газете, все было предано огласке. Каждый кирпичик замка был перевернут, и каждый вылезший из-под него червяк рассмотрен под микроскопом.

Стало известно все о Гертруде и ее методах воспитания в приюте, появилась статья о том, какие положения в законе, так называемом праве родителей на применение телесных наказаний по отношению к своим несовершеннолетним детям, были отменены лишь в 1972 году. Я была удивлена, что только после 2000 года дети по закону получили право на ненасильственное воспитание.

Во время разбирательства откликнулись и другие люди, с которыми чудовищно жестоко обращалась в детстве Гертруда. Но уже спустя четыре недели шумиха вокруг этой истории доктора от сатаны, как прозвала ее пресса, улеглась. Все переключились на другие дела.

У нас же не было возможности это сделать, потому что жизнь каждого из нас была поставлена с ног на голову и изменилась навсегда.

Николетта провела два месяца в закрытом психиатрическом отделении, прежде чем смогла рассказать, что тогда произошло. Она любила Беккера и восхищалась им, считала его выдающимся педагогом, даже его коллеги — судебные эксперты — положительно отозвались о нем.

Все было правдой. Он учился на психолога, стал кандидатом медицинских наук. Работал организатором похорон. И действительно работал в отборочном лагере, хотя и недолго.

Беккер познакомился с Николеттой в настоящем лагере «Transnational Youth Foundation Camp», который сам и возглавлял.

Николетта увлеклась идеей, была рада помочь в таком важном эксперименте и во всем принимала участие: в кровавом душе, в подсовывании писем, в наклейке стигматов, прятала одни фотографии и вещи в комнатах, а другие похищала, и она вела протоколы в комнате мониторов. Только о маме и Гертруде она ничего не знала, и я ей поверила.

С Себастианом Беккер познакомился, когда работал судебным экспертом. Никто не верил ни единому слову Себастиана, пока Беккеру не удалось доказать, что студентка уже долгое время страдает от тяжелых психических расстройств, а Себастиана обвиняют ложно. Себастиан был за это Беккеру очень благодарен и был готов работать на него.

Николетта обнаружила статью о Себастиане и хотела предупредить Беккера. Но тот уверил ее, что хочет дать Себастиану второй шанс.

Манипулировал. Лгал. Использовал. Беккер, будучи очень умным, умело, как куклами, играл людьми. Он заставил поверить в эксперимент даже Себастиана. Тот добровольно согласился помогать в проведении «тестов», пока в поисках церковной книги не отыскал в крипте тело моей матери. Это было в тот день, когда я лежала в часовне с поврежденной лодыжкой.

Он захотел выйти из игры, в душевой разгорелся спор. Николетта отказывалась верить историям о гробе с Девой Марией, считала их глупыми отговорками и боялась сорвать эксперимент.

Я была в шоке от того, как тогда восприняла эту сцену. С тех пор я задаюсь вопросом, можно ли вообще доверять своему восприятию.

Из-за этого дело дошло до потасовки, свидетельницей которой я стала. Чего я действительно не видела, так это как Николетта толкнула Себастиана и тот, упав, ударился головой об острый край длинной эмалированной раковины.

Беккер спустился вниз и помог ей вынести Себастиана из душевой. Тогда ассистент был еще жив. Николетта поверила Беккеру, когда тот пообещал, что спустится вместе с Себастианом вниз в кабинке подъемника и доставит его в больницу.

Но как только они положили Себастиана в кабинку, Беккер нанес ему смертельный удар по голове и дружелюбно, но очень доступно объяснил Николетте, что его планы выглядят несколько иначе.

В шоке она попыталась убежать в долину, чтобы позвать на помощь, но Беккер настиг ее и запер в подвале, где она помешалась от страха и лишь ждала, когда Беккер придет и проломит череп и ей.

Все же ее осудили за соучастие в убийстве и незаконном лишении свободы четырех человек. Когда я снова встретилась с ней на суде, она напоминала старуху. В ее темных волосах появились седые пряди, справа и слева ото рта тянулись глубокие мимические морщины. Лицо отекло, а постоянно сияющая улыбка исчезла навсегда, словно ее и не было.

Когда полиция завершила расследование, мне позволили похоронить маму. Пришлось ждать, пока проведут вскрытие.

Это было непросто, ведь Беккер забальзамировал ее тело по всем правилам. Беккер и тут не соврал: мама действительно умерла от остановки сердца. Но как он убил Гертруду, так никто никогда и не узнал.

Отец Тома вместе с соавтором написал книгу о драматических переживаниях в приюте. Но что было более неприятно: постепенно выяснилось, как он, работая воспитателем, удовлетворял свои постыдные потребности. Мать Тома объявила, что подает на развод, а Том лишь приветствовал такие кардинальные изменения в своей жизни.

Мать Филиппа, Урсула, пыталась снова и снова оправдаться передо мной. Всякий раз, когда мы встречались, она рыдала, извинялась за то, что оставила мою мать в беде, как и все остальные. Именно она рассказала мне, как у Агнессы появились стигматы. После этой истории мы плакали вдвоем, и всякий раз, когда я позже смотрела на мамин снимок, у меня в горле появлялся комок.

Эта фотография с изображением матери со стигматами единственная не сгорела в пожаре, потому что я носила ее при себе. И теперь мне кажется иронией судьбы, что громадный пожар в замке действительно уничтожил часть маминого прошлого.

Но того, что рассказала Урси, мне было мало. Мне нужно было найти объяснение появлению маминых стигматов. Поэтому я прочитала об этом все, что смогла отыскать, и кое-что узнала. По крайней мере, я поняла, что это действительно возможно: самому, только благодаря силе психики или, как это утверждают другие, истерическим припадкам, вызвать кровотечение. Всякий раз, когда я рассматриваю мамин снимок, у меня возникает чувство, что ни одна теория в мире убедительно мне не объяснит происхождение стигматов.

Филипп считал, что я должна успокоиться и, он так думает, принять этот факт как чудо.

Для меня же было чудом, что мы остались вместе после всего, что с нами случилось. В его присутствии мне постепенно удавалось забывать о горе, и я хоть ненадолго могла стать счастливой.

Если бы я с ним рассталась, это тут же изменилось бы. Я больше никогда не спала в зеленой маминой комнате. Но и в любых других комнатах меня преследовали кошмары, в которых черви прогрызали мне ладони, кровь заливала лицо, а я вешалась на молитвенных четках.

Уверена, никто из нас больше спокойно не может спать. Мать Софии негодовала и хотела развода, когда узнала, что Карл изменял ей, когда она была уже беременной Софией, но потом простила мужа. У нее начался новый тяжелый этап развития рассеянного склероза, в чем София винила отца.