Перекрёстки Эгредеума - Эмпирика Аттонита
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмпирику эти рассуждения не убедили. Она по-прежнему не видела смысла выходить из дома, а тем более ввязываться в столь сомнительное мероприятие.
Эмеградара не отступала.
— Помнишь, Эвментара недавно сказала, что тебе никогда не стать Эгидиумом. А ты ответила, что считаешь их… как же это было…
— …напыщенными педантами, закоснелыми в своём невежественном нежелании отказываться от обветшалых догм огульного формализма.
— Точно. И, скажу по секрету, я полностью разделяю это мнение.
Эгидиумы настаивают на непреложности собственных толкований и описаний любых явлений и событий, объяснила Эмеградара. История мира не является исключением.
Общество Древностей Аграниса, организованное разношёрстными студентами-вольнодумцами — завсегдатаями библиотеки и бездельниками, одержимыми искателями и праздными спорщиками, самодовольными дворянскими детишками и выходцами из полудикой глуши дальних островов, — осмелилось не согласиться с некоторыми общепринятыми историческими постулатами. В частности, члены Общества всерьёз отнеслись к легендам и преданиям, рассказывающим о существовании в далёком прошлом более развитой цивилизации, о переселенцах с исчезнувшей планеты, Водном Народе и тому подобном — в общем, ко всему, что официальная наука считает не более чем вымыслом дикарей.
Узнав о том, что под самым носом учёного сообщества пустили корни пагубные семена вопиющей антинаучной ереси, Эгидиумы пришли в бешенство. Они со скандалом отчислили нескольких наиболее рьяных участников Общества — тогда-то его деятельность, ставшая известной всему университету, привлекла внимание Эмеградары.
Уязвлённая несправедливостью принцесса просила отца убедить руководство университета отменить своё решение, но тот отказался. Со времён короля Феоссы Совету Эгидиумов предоставлялась полная свобода в области научных изысканий и образования, и Ингрид не собирался нарушать это право.
— А как же предания и легенды, которые ты рассказывал нам в детстве? — в сердцах воскликнула Эмеградара тогда. — Про Теотекри, победившего злого колдуна в чёрной башне, и про Радоша, который создал пространство и время, и про злобных ашей, затаившихся на обратной стороне Эгредеума, и про Зал Потерянных Душ?.. Эти студенты всего лишь предположили, что древние сказки могут быть правдой!
— И тем не менее это всего лишь сказки, — ответил Ингрид, — с точки зрения науки. Никто не запрещает рассказывать их и верить, если угодно. За пределами университета.
После того, как указом Верховного Эгидиума вольнодумцам было запрещено проводить собрания в университете, Общество учредило Фестиваль Древних близ Карахии. Изначально это мероприятие должно было стать чем-то вроде встречи свободомыслящих исследователей, но в итоге всё вылилось в нечто иное. На Фестиваль стекались все, кто хотел хорошо провести время на природе в обстановке костюмированного маскарада.
Наряды и обычаи островитян, их песни и танцы — исконные, забытые или вовсе выдуманные, — сплетались здесь самым невероятным образом. Сюжеты легенд и сказок: сражения, поединки и колдовские обряды — разыгрывались собравшимися перед пёстрой толпой на окраине леса, и любой желающий мог принять в них участие.
— Но зачем тебе я? — недоверчиво спросила Эмпирика.
Признаться, всё это звучало весьма заманчиво. В мечтах ей не раз доводилось созерцать события древних сказаний и слушать чарующие песни забытых времён. Но одно дело — мечтать и грезить, и совсем другое — наяву оказаться в толпе народа, пусть даже движимой похожими мечтами.
— Нужно же, в конце концов, вытащить тебя из дома.
* * *
Через потайной подземный ход, ведущий из дворца к восточному порту — единственный способ уйти незаметно, — по пустынным в ранний час окраинным нижним улочкам, овеянным приторным ароматом, к которому по временам дуновением ветра примешивался резкий запах рыбы, они обогнули городской холм и вышли у западных ворот, где ждала крытая повозка, запряжённая парой пятнистых нилькев.
Молчаливый рат-уббианец на козлах не задавал вопросов, а других попутчиков не было, что изрядно успокоило Эмпирику. Она до сих пор не понимала, как согласилась на это.
В туманной дымке зачинающегося дня булыжная дорога полого спускалась меж сизых лугов к изумрудному лесу. Вокруг — свежо и тихо, да так, что даже Эмеградара первое время не решалась произнести ни слова. Заметив, с каким любопытством сестра глядит по сторонам из-под полотняного навеса, Эмпирика догадалась: не только она засиделась во дворце.
— Здесь недалеко, — сказала Эмеградара, когда, свернув на лесную просеку, повозка погрузилась в зелёный сумрак. — Не успеет Адарис миновать Мерру, как мы уже будем на месте.
В голосе её слышалось затаённое волнение. Возможно, она просто боялась поехать одна? Как это странно. Раньше Эмпирике и в голову не приходило, что среди её безупречной родни кто-то может испытывать подобные чувства.
Чтобы развеяться и скоротать время, Эмеградара начала болтать, и, вопреки опасениям Эмпирики, рассказ сестры заслуживал непритворного внимания.
Среди Эгидиумов давно назревает раскол, поведала Эмеградара.
С гибелью последнего потомка Теотекри во время давней резни на острове Тазг закончилась золотая эпоха науки. Дит Ут-Квинси[1], сменивший герцога Альвара Галахийского на посту Верховного Эгидиума, и его вернейшие помощники Стиви Зитоп[2] и Стиви Тъекоб[3], — настоящие буквоеды и формалисты. Они решительно отвергают возможность научного рассмотрения вопросов, не разрешаемых экспериментальным путём. Они настаивают на том, что достигнуть Эгрэ можно лишь одним способом: изучением чувственно воспринимаемого мира, чья растерзанная плоть и раздробленные до мельчайших частиц кости служат благодатной почвой для наблюдений и предсказаний результатов других наблюдений. В этом, по их мнению, и заключается суть науки.
Эгидиумы старой школы первыми восстали против новых догматов. Воззрения Дит Ут-Квинси прямо противоречат заветам великого Теотекри, легендарного основателя Совета Эгидиумов, говорили они. И поплатились за это: почти все лишились своих постов — якобы в связи с почтенным возрастом и необходимостью «дать дорогу молодёжи». А Фрагилий — наиболее рьяный оппонент Верховного Эгидиума, издавна известный экстравагантными взглядами, и вовсе был объявлен безумцем.
— Ещё бы, — вырвалось у Эмпирики, — ведь он во всеуслышание заявил, что «реальность хрупка, как сон, и, стало быть, нет никаких причин противопоставлять одно другому». Я читала его труды.
— В университетской библиотеке их не осталось. Всё сожгли прямо на площади у главного корпуса. И это наука? Какое-то варварство.
Фрагилий исчез на несколько лет. Все думали, что он не смог оправиться от удара. Ходил слух, что он отправился на Игнавию — но никто не воспринял это буквально. В народе ведь «отправиться на Игнавию» значит умереть.
Впрочем, ему уже доводилось переживать опалу. Впервые — при короле Бакринде, после публикации «Галахийских путевых заметок». Очередное усмирение островитян далось Агранису нелегко, и Королевство даже не успело залечить раны, а тут прямо в университетском издательстве выходит книжка, где чёрным по белому напечатано: ребятушки,
