Обольститель - Виктория Холт

Но она сыграла трогательную сцену отказа. Рассказала ему о том, как мистер Гаррик предрек ей большое будущее, как он сам учил ее; стал бы мистер Гаррик тратить время на бездарность? Видел бы принц ее Джульетту! «Бледно-розовый атлас. Серебристые блестки. Белые перья. Но самой эффектной сценой была последняя. Прозрачная вуаль из газа закрывала меня с головы до пят».

— Да, ты, несомненно, выглядела как ангел. Но впредь никакой сцены. Думаешь, я позволю кому-то глазеть на тебя в бриджах?

— О, эти мужские роли! Кое-кто считал их моими лучшими. Но я откажусь от всего этого... ради тебя.

Они снова занялись любовью. Снова стали заверять друг друга в вечной любви.

Дома, в своей спальне, она сказала миссис Армистед:— Я с нетерпением жду переезда в новый дом. Тогда все узнают о наших взаимных чувствах.

Утром, подав своей госпоже в постель чашку шоколада, миссис Армистед сказала, что она должна сходить за лентами, румянами и мушками.

Она, вероятно, будет отсутствовать два часа. Поскольку мадам легла вчера спать очень поздно, ей полезно полежать в постели, чтобы выглядеть свежей для поездки на остров Ил-Пай.

Закутавшись в плащ и накинув на голову капюшон, миссис Армистед покинула дом; вместо рынка она сразу направилась на улицу Сент-Джеймс, где жил мистер Фокс. Его слуга, знавший, что мистер Фокс всегда принимал ее в такое время, впустил женщину и отправился сообщить своему господину о ее приходе.

— Проводи ко мне эту даму, — сказал мистер Фокс; миссис Армистед слегка удивилась тому, что ее провели в его спальню.

— Я редко встаю до одиннадцати часов,— сказал ей Фокс; действительно, на нем была не слишком чистая льняная пижама. Миссис Армистед с возмущением подумала, почему слуги не заменят засаленную пижаму новой. Его густые черные волосы были взъерошены.

Он улыбнулся, заметив ее изумление; она думала, что скрыла его, но оно все же проявилось на долю секунды.

— Да,— сказал он,— будь я женщиной, вы имели бы право назвать меня неряхой.

— Сэр!

Засмеявшись, он взял миссис Армистед за плечи и изучающе посмотрел на ее лицо.

— Известно ли вам, миссис Армистед, что когда-то я, мой друг Ричард Фитцпатрик и мой кузен граф Карлайл считались тремя самыми элегантными мужчинами Лондона? Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Посмотрите на меня сейчас. Вы не смогли бы назвать меня самым хорошо одетым мужчиной Лондона.

— Сейчас я бы вовсе не назвала вас одетым, сэр.

— Перестаньте называть меня сэром,— сказал он.— А я отказываюсь называть вас миссис Армистед.

— До того, как я вышла замуж за мистера Армистеда, меня звали Элизабет Бриджит Кейн.

— Ну, Лиззи, теперь, после вашего официального представления, я рад тому, что мы становимся добрыми друзьями.

— Я пришла сказать вам, что миссис Робинсон собирается оставить сцену.

Фокс состроил гримасу.

— Шеридану это не понравится. Дела у него идут успешно. Все хотят посмотреть на миссис Робинсон. Хотя публика и не уверена в этом, ходят слухи, что она — любовница принца Уэльского.

— Когда принц отделится от родителей, он предоставит ей дом.

Фокс кивнул.

— Их маленький роман развивается но плану. Есть и другие дела.

Он пристально посмотрел на нее. Она знала, что это должно произойти. И, конечно, это не станет концом. Их связывало нечто большее, нежели его сиюминутное желание овладеть красивой служанкой и ее нежелание обидеть важного человека.

Он приблизился к ней, и она не отошла. Он взял миссис Армистед за руку, и она не убрала ее.

Шеридан сидел в театре в своем кабинете среди афиш, пьес, присланных для прочтения, и счетов, которые он игнорировал, потому что не мог их оплатить.

Он удивился, когда ему сообщили о приходе мистера Чарльза Джеймса Фокса. Они были знакомы и восхищались друг другом; однако их интересы весьма различались. Шеридан следил за политическими событиями со сдержанным интересом; Фокс посещал театр от случая к случаю; Шеридана, который был вигом, впечатляли ловкие маневры Фокса, а последний отдавал должное автору «Школы злословия» и «Соперников».

Но почему, спросил себя Шеридан, этот важный господин счел необходимым нанести сей визит?

— Я к вашим услугам, мистер Фокс,— сказал драматург.

— А я — к вашим, сэр. Надеюсь, я выбрал не слишком неудачное время для посещения?

— Любое время удачное для принятия господина Фокса. Гость улыбнулся, давая понять, что они могут обойтись без формальных любезностей.

— Вижу, дела тут идут отлично,— сказал мистер Фокс.

Он знал, что долги Шеридана растут, несмотря на успех. Шеридан был игроком и бонвиваном. По масштабу своего интеллекта драматург был ровней Фоксу. Такое духовное родство встречалось редко.

Шеридан, знавший, что Фоксу известно о его финансовых затруднениях, пожал плечами и кивнул в сторону скопившихся счетов. Нет смысла оправдываться перед человеком, постоянно находившимся в аналогичном положении.

— Как скучно,— сказал мистер Фокс,— платить за свои удовольствия!— Однако если мы не будем притворяться, что делаем это, каждый Том, Дик и Гарри начнет бороться за них. Что тогда останется для нас?

— Думаю, нам хватит фантазии изобрести новые, мистер Шеридан.

Драматург открыл шкаф и вытащил оттуда два бокала. Он молча наполнил их и протянул один Фоксу.

— За ваше здоровье, сэр, и за успех того дела, которое вы пришли обсудить.

Фокс засмеялся.

— Мистер Шеридан, вы очень талантливы. Слова — ваша сила. То же самое можно сказать обо мне. Буду краток — я пришел, чтобы предложить вам войти в парламент.

— Я не ослышался, сэр?

— В качестве вига. Вы ведь виг, сэр. Несомненно. Шеридан поднял свой бокал.

— За вино, женщин и вигов, сэр. Мистер Фокс выпил и произнес:

— Ну, мистер Шеридан?

— Мистер Фокс. Сэр. Я сижу здесь среди моих счетов, занимаюсь театральными делами и не помышляю о должности главы казначейства.

— Вас не будут заставлять немедленно занять ее, мистер Шеридан.

— Каждый входящий в политику мечтает о Большой печати. Это маршальский жезл... адмиральский... Простите, сэр, что является знаком отличия наших властителей моря? Чаша Грааля?

— Так мечтайте о ней, мистер Шеридан! Мечтайте о ней! Вы слишком умны, чтобы сосредоточивать все ваши усилия на одном деле. Ваши пьесы... ваш театр... да, это великолепно для обычного человека. Но вы — не обычный человек, мистер Шеридан. На вас лежит печать гениальности. Отдайте ее вашей стране.

— Разве мало людей предлагают сейчас стране свою гениальность? Посмотрите, что натворили такие гении. Потеряли наши американские колонии.