Труды - Сульпиций Север

V.

 1. “Действительно, - [сказал] Постумиан, - отныне я буду остерегаться что-либо говорить о воздержании, дабы высокий пример не задевал наших галлов. 2. Но все же я скажу, что мы были на обеде у этого киренца, а впоследствии - мы пребывали у него в течении семи дней - и при других застольях: но оставим это, дабы Галл не посчитал, что над ним смеются. 3. Итак, на следующий день, когда некоторые из [местных] жителей стали стекаться к нам[746], мы узнали, что нашим гостеприимцем оказался пресвитер, что он с величайшем тщанием скрыл от нас. 4. Затем мы прошли вместе с ним к церкви, которая, будучи скрыта от нашего взора, располагалась примерно в двух милях [от его дома]. Она была покрыта простыми ветками и выглядела не лучше, чем хижина нашего хозяина, в которой можно было находиться не иначе, как согнувшись в три погибели. 5. Когда мы расспрашивали о нравах [тамошнего] люда, то мы нашли [воистину] прекрасным то, что никто из них не занимается ни покупкой, ни продажей. Они не знают, что такое ложь и воровство. Золота, и даже серебра, которых более всего домогаются смертные, они не имеют и не желают иметь. 6. Ибо, когда предложил я тому пресвитеру десять золотых монет, он отказался, мудро заявив, что золотом церкви не строятся, а скорее разрушаются. Потому мы оставили ему кое-что из одежды.

VI.

 1. И после того, как он с благодарностью принял это, мы по зову моряков поспешили к берегу и на седьмой день благополучно прибыли в Александрию, где [в то время] между епископами и монахами имела место отвратительная распря по тому поводу или причине, что, неоднократно собираясь вместе, епископы на многих своих синодах решили, дабы никто не имел и не читал книг Оригена, а он был ученейшим комментатором Священного Писания[747]. 2. Но епископы усмотрели в его книгах что-то нечестиво написанное. Тут я не берусь защищать сторонников Оригена, но они утверждали, что [все это] коварно приписано [ему] еретиками, и потому не только то, что заслуженно подверглось порицанию, но и остальное было проклято, - ибо вера читающих легко могла быть подвергнута искушению - дабы ложному не следовали и кафолическим рассуждением были бы привержены. И неудивительно, что в современных книгах и нынешних писаниях стараниями еретиков присутствует ложь, которая в некоторых сочинениях не боится нападать на евангельскую истину. 3. Против нее-то упорно сопротивляясь, епископы своей властью смешали правых с неправыми и всех вместе с самим автором прокляли, ибо [и так] более чем достаточно было книг, которые приняла церковь: следовало извергнуть полностью то чтиво, которое могло нанести больше вреда неразумным, чем принести пользы умным. 4. Мне же некоторые из тех книг они позволили подвергнуть изучению, но я не нашел в них ничего такого, что бы несомненно можно было назвать ложным, за что защитники его ложно бы бились. 5. Удивился я, что один и тот же человек может вызывать о себе настолько противоположные [суждения], что, с одной стороны, кому он понравился [говорили], что нет ему равных кроме Апостолов, с другой же, те, кто его осудили [утверждали], что никто не учил более ложно, [чем он].

 VII.

1. И когда епископы читали многие отрывки из его книг, которые, как считалось, были против писаний кафолической веры, то по великой ненависти своей воспроизвели одно место, в котором утверждалось, что Господь Иисус как ради искупления человека облекся плотью и, крест ради спасения человека претерпев, смерть за бессмертие человека принял, так и этими же муками своими даже [прегрешения] дьявола искупил. Ибо так это доброте и милосердию Его присуще, что, если жалкого человека Он преображает, то и падшего ангела тоже освободит. 2. Когда это и другое подобного рода было обнаружено епископами, приключилась между ними по [великому] гневу [их] распря, которая, поскольку оказалась не в состоянии быть подавлена авторитетом первосвященников, прискорбным образом была передана для устроения порядка в церкви [рассмотрению] префекта, страхом перед которым братия была рассеяна и по разным местам монахи были разогнаны так, что грозными указами недозволенно им было собираться в каком-либо одном месте. 3. И то меня особенно встревожило, что Иероним, муж что ни на есть кафолический и самый сведущий в Священном Писании, первое время, как полагали, следовал Оригену, а ныне он же особо проклинает все его труды. И я бы не решился [тут] о чем-либо cудить [опрометчиво], ведь [даже] выдающиеся и ученейшие [мужи] разошлись здесь во мнении. 4. Однако, была ли это ошибка, как я думаю, или ересь, как считалось, но [ее] не только не смогли подавить многочисленными наказаниями священников, но никоим образом не смогла бы она распространиться столь широко, если бы не возросла через этот спор. 5. Вот такого рода смутой я и был застигнут, когда прибыл в Александрию. Хотя епископ этого города принял меня весьма радушно и даже лучше, чем я ожидал, и попытался удержать при себе, 6. но не смогла душа [моя] пребывать там, где пылала ненависть братского междоусобия. Ибо, даже если монахи и должны были, конечно же, подчиниться епископам, из-за этого не следовало бы отвергать, особенно епископам, столь долго жившего под знаком проповеди Христа.

VIII.

1. Потому, уйдя оттуда, направился я в Вифлеем, что находится в шести милях от Иерусалима, от Александрии же - в шестнадцати переходах. 2. Церковью этого места управляет пресвитер Иероним[748], ибо это епархия епископа, который пребывает в Иерусалиме. Уже знакомый мне до этого паломничества, Иероним легко удержал меня, как я полагаю, безо всякого домогательства с моей стороны. 3. Муж же [этот] помимо заслуг веры и достоинств добродетелей, не только латинской и греческой, но и еврейской грамоте, так обучился, что никто не решится сравниться с ним в этих познаниях. Я буду весьма удивлен, если он не знаком вам через множество трудов, написанных им, когда весь мир его читает”. 4. “Еще бы, - сказал Галл, - он весьма и весьма знаком нам. Ибо как-то лет пять назад прочитал я какую-то его книжку, в которой весь род монахов наших[749] им весьма поносится и хулится. 5. Там, между прочим [говорится], что наш Бельгик вызвал великий гнев [его], сказав, что мы имеем обыкновение насыщаться до тошноты. И все же я прощаю этого мужа, но так полагаю, что пусть лучше о восточных монахах рассуждает, чем о западных. Ибо прожорливость греков от жадности, у галлов же - от природы”. 6. Тут я сказал: “Ученый Галл защищает свой народ, однако я спрошу тебя: неужели та книга осуждает у монахов только этот порок?”. “Конечно, нет, - сказал он, - совершенно ничего не упускает, на все нападает, порицает и изобличает; особенно преследует жадность и не менее тщеславие. Много рассуждает о гордыне, не мало и о суеверии: сказать по правде, мне показалось, что он описал прегрешения многих.

IX.

1. Кроме того, о знакомых ему девах и монахах, а также клириках как верно, как смело говорит! Потому-то некоторые, имена которых я не хочу называть, упоминают [о нем] без приязни. 2. Ибо, как наш Бельгик подвергся гневу из-за великой прожорливости, [о которой] мы уже упомянули, так и те, говорят, негодуют, когда в том [его] труде читают следующее: “девство отвергает германская девушка, ищет на стороне любовника”[750]. 3. На это я сказал: ”Галл, ты заходишь слишком далеко: берегись, как бы и тебя кто-нибудь, кто это знает, не услышал и вместе с Иеронимом невзлюбил. И поскольку ты человек ученый, не бесполезно будет напомнить тебе стих автора [одной] комедии: “Друзей уступчивость родит, а правда - ненависть”[751]. 4. Твоя нам милее речь о Востоке, Постумиан, которую ты начал, ее и продолжи”. “Я, - сказал он, - как уже начал рассказывать, пробыл у Иеронима шесть месяцев: ему непрерывная битва и постоянное сражение против зла принесли [одну] только ненависть развращенных. Ненавидели его еретики, поскольку не переставал он нападать на них, ненавидели его клирики, ибо обличал он их жизнь и преступления, 5. но все воистину добрые восхищались и почитали его, ибо те, кто считал его еретиком, были безумцами. Воистину, сказал бы я, кафолические познания [этого] человека [были] спасительным [для него] учением: всегда пребывал он в чтении, всегда с книгами; ни днем, ни ночью не отдыхал, или читал всегда что-нибудь, или писал. И если бы мне не было веление души и предначертание Божье добраться до желанной пустыни, я бы ни на минуту не пожелал покинуть такого мужа. 6. Потому, передав ему и поручив [его молитвам] всех своих родственников и семью, которые вопреки моему горячему желанию удерживали [меня] от путешествия, полностью освобожденный, в некотором роде, от тяжкого груза, и с легким сердцем, вернулся я в Александрию. Там я навестил монахов [и затем направился] в верхнюю Фиваиду, которая находится у пределов египетских. 7. Ибо там, как рассказывали, широко раскинувшиеся безлюдные пустыни населены множеством монахов. [Однако] долго можно было бы рассказывать о том, что я увидел; коснусь [лишь] немногого.