Гражданская война. Генеральная репетиция демократии - Алексей Щербаков

«Скажу вам откровенно, я прямо поражаюсь отсутствию у нас порядочных людей. И то же самое у Деникина: я недавно получил от него письмо. Худшие враги правительства — его собственные агенты. Я фактически могу расстрелять виновного агента власти, я отдаю его под суд, а дело затягивается. Дайте, дайте мне людей!»

Наконец, главный российский вопрос: о земле.

Уже в начале июля 1918 года Временное Сибирское правительство издало закон о возвращении владельцам их имений вместе с живым и мертвым инвентарем.

Правда, даже колчаковцы понимали, что с таким политическим багажом много не навоюешь. Поэтому вступил в ход все тот же принцип «непредрешения» — дескать, потом разберемся. А пока что делать? Для этого был издан ряд документов, написанных так путано, что сам черт ногу сломит, и к тому же противоречащих друг другу. На практике это означало: каждый командир роты может решать данный вопрос по своему усмотрению.

Армия отморозков

Как известно, объявить себя можно не только правителем России, но даже Космическим разумом. Для того чтобы реально им стать, нужна реальная сила.

Первое, что требовалось — это собрать армию. В отличие от корниловцев, которые начинали воевать на голом энтузиазме, армия Колчака сразу же формировалась как регулярная — благо подкинутого союзниками оружия и снаряжения хватало. В результате была созданы вооруженные силы численностью около 400 тысяч человек.

Набиралась армия в основном по мобилизации. И тут начались проблемы.

Первая заключалась в том, что катастрофически не хватало… офицеров! Да-да. У белых плохо с офицерами? Но вот так оно и было.

Дело-то ведь в чем? На Юг пробирались офицеры со всей России, или пробивались прямо с фронта, как, например, знаменитый отряд генерала М. Г. Дроздовского. Не все из тех, что попали на Юг, стремились вступить в Доброармию, некоторые хотели просто отсидеться вдали от большевиков. Но к началу 1919 года Деникин их тоже построил в ряды. Так что во ВСЮР имелся даже некоторый избыток офицеров и генералов.

А до Сибири было добраться куда сложнее, и сюда мало кто доехал — хотя, например, уже знакомый нам генерал Будберг сумел. А многие офицеры, находившиеся в местных гарнизонах, после Октябрьского переворота сдернули в Харбин и предпочли не сражаться за Белое дело, а сидеть по тамошним кабакам, где благополучно и пропьянствовали всю Гражданскую войну.

В итоге командовать было некому. Что оставалось? Как и в Мировую войну — создавать школы прапорщиков. Но из них вышло такое… Вот что пишет генерал А. П. Будберг[83]:

«Зато большинство присылаемых офицеров ниже всякой критики; наряду с небольшим числом настоящих дельных офицеров прибывают целые толпы наружно дисциплинированной, но внутренне распущенной молодежи, очень кичащейся своими погонами и правами, но совершенно не приученной к труду в к повиновению долгу; умеющей командовать, но ничего не понимающей по части руководства взводом и ротой в бою, на походе и в обычном обиходе. Очень много уже приучившихся к алкоголю и кокаину; особенно жалуются на отсутствие душевной стойкости, на повышенную способность поддаваться панике и унынию; свидетельствуют, что мне говорили и раньше и что отмечено в донесениях посылаемых мной на фронт офицеров, — что очень часто неустойчивость и даже трусость офицеров являются причинами ухода частей с их боевых участков и панического бегства. Мне показывали донесение начальника Ижевского гарнизона, в коем отмечалось, что задолго до прихода на Ижевский завод отходивших через него войск он наполнился десятками бросивших свои части офицеров, которые верхом и на повозках удирали в тыл».

Но если положение с младшими офицерами можно было поправить, то со старшими, особенно штабистами, дело обстояло очень плохо. А вот у красных, воевавших с Колчаком, в штабах сидели «спецы» — в том числе и профессиональные штабисты царской службы.

Будберг упоминает еще одну, очень типичную для белых армий проблему — наличие огромного количества «героев тыла».

«Дитерихс[84] добился наконец, что армии доставили сведения о действительной их численности; оказывается, что у нас около пятидесяти тысяч строевых чинов, при трехстах тысячах ртов; в армиях боевого элемента не больше 12–15 тысяч человек в каждой, т. е. примерно около дивизии хорошего состава».

Войска Колчака были разделены на три армии. Получается, что в сумме численность строевых бойцов и в самом деле — менее 45 тысяч человек. Зато в штабах у белых всегда было много народа. Если, допустим, это штаб армии — то там околачивалось положенное по штатам число офицеров, сколько бы в армии ни было бойцов.

…Эти развеселые ребята из школ прапорщиков и начали то, что называется «колчаковский террор», о котором сейчас очень не любят вспоминать. Или ссылаются, что, дескать, «большевики первые начали». Но, повторимся, большевиков в Сибири до Колчака было очень мало — да и то исключительно в немногих крупных городах.

Все началось с мобилизации, которая проходила туго. Сибиряки воевать за Колчака решительно не желали. Потом прибавились реквизиции, проводившиеся как в захваченной стране. Ответ на недовольство был один — пресекалось любое неповиновение, или даже намек на него, причем пресекалось такими «веселыми» способами…

Вспоминает, например, генерал Гревс, командующий американским оккупационным корпусом в Сибири, который уж точно не занимался большевистской пропагандой:

«В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось по 100 человек убитых антибольшевистскими элементами…

…Усмирение Розанов[85] повел "японским способом". Захваченное у большевиков[86] селение подвергалось грабежу, мужское население ими выпарывалось поголовно или расстреливалось. Не щадили ни стариков, ни женщин. Наиболее подозрительные по большевизму селения просто сжигались. Естественно, что при приближении розановских отрядов по крайней мере мужское население разбегалось по тайге, невольно пополняя собой отряды повстанцев».

Еще одно свидетельство иностранцев, американцев М. Сейерса и А. Кана:

«Сотни русских, осмелившихся не подчиниться новому диктатору, висели на деревьях и телеграфных столбах вдоль Сибирской железной дороги. Многие покоились в общих могилах, которые им приказывали копать перед тем, как колчаковские палачи уничтожали их пулеметным огнем. Убийства и грабежи стали повседневным явлением».

Или вот еще свидетельство:

«Когда их погнали от Омска на восток, они на каждой станции вешали и расстреливали десятками, если не сотнями человек. Делали они это так. Между крышей высокой водонапорной башни и ее кирпичной стенкой они просовывали десятка два оглоблей и развешивали гирлянды. Хватали и вешали без разбора — женщин, детей, стариков. Моего деда, которому тогда было за восемьдесят, — повесили. Еще они делали так. Связывали жителей по двое, спина к спине и кидали на рельсы. После этого пускали паровоз. Это колчаковцы называли — смазать рельсы! Иногда на рельсы они укладывали людей на протяжении двухсот — трехсот метров. Сколько было крови…

Кроме этого, они в теплушках привозили избитых и раненых людей — видимо, из Красноярска, это 120 км от Клюквенной. Он сам видел, как их выкидывали из вагонов и вязали спина к спине. Женщин и мужчин связывали лицом к лицу. Вязали очень плотно. Потом их раскладывали на рельсы, офицеры поднимались в кабину паровоза, и он шел по людям. Кого резало колесами, кого давило днищем паровоза. Некоторые умудрялись выкатиться на обочину, этих, когда паровоз проходил, не убивали, а смеялись, что Бог их спас».

Некоторые поклонники Колчака говорят, что, дескать, «адмирал не знал», не понимая, что такая фраза — приговор правителю. Если он «не знал», то чем он вообще занимался?

Кстати, красные очень часто расстреливали своих бойцов и командиров за куда меньшие дела. А белые никогда не наказывали своих за насилие против «быдла».

Большевики пытались создавать в деревнях какую-то свою опору, вроде комбедов и партийных ячеек, вести пропаганду. Колчаковцы опирались на голое насилие. Просто приходили, брали, на что падал взгляд, и уходили куда-то вдаль… К тому тоже — они были офицерами. Вернувшимися господами.

И дело тут не в том, кто проявил большие зверства. Можно сколько угодно кричать: «а вот красные»… Дело в результате. А результат тот, что в итоге Колчак утратил какую бы то ни было поддержку. Против него поднялись все.