Белый Шанхай. Роман о русских эмигрантах в Китае - Барякина Эльвира Валерьевна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наркоманов ловить – как лосося на нересте: бери голыми руками. Влетишь в комнату: «Руки вверх!» А они валяются на лежанках, глаза – как пуговицы. «Господин, я болен. Я должен курить опиум – мне доктор прописал».
Доктора этого мы знаем. Живет, сволочь, в дорогой квартире на Бабблинг-Вэлл-роуд, пациентов принимает по записи. И всем дает одно и то же: трубку с зельем. Сам тоже курит, и обезьяна его, макака на цепочке, тоже курит: Феликс своими глазами видел.
Коллор говорил, что правительство дурака сваляло, запретив опиум.
– Когда дело такое прибыльное, а закон не позволяет наживаться, все кончится одним: организованной преступностью. В Американских Штатах сухой закон с тысяча девятьсот девятнадцатого года – полюбуйтесь на их гангстеров: никакая полиция с ними не справится. Торговлю опиумом, брат, не запрещать, а лицензировать надо. Черт с ними, с наркоманами! Пусть изводят себя – это естественный отбор.
Если бы с ним можно было дружить! Но Коллор не подпускал к себе.
На обед Феликс ходил с Умберто, молодым итальянцем, служившим в отделе дорожного движения. Тот прибыл в Шанхай, надеясь заняться коммерцией, но прогорел и пошел в полицейские. Сначала гонял разносчиков, чтоб не приставали к белым туристам, потом стоял на посту у Шанхайского клуба. Туда на праздники съезжалось до трехсот авто, и Умберто командовал, где высаживать гостей и где ждать шоферам. Вскоре его сделали главным над всеми дорожными постами в порту.
Умберто тоже переселился в дом к Катажине, и Феликс стал проводить вечера в его компании. Они пили пиво из бутылок и обсуждали ненавистных богачей, большевиков и намазанных баб.
В родном корпусе Феликс появлялся все реже. Стоило ему переступить порог, как на него наваливались тоска и стыд. В России деньги на содержание корпуса выделялись казной – чтобы растить воинов, защитников Отечества. А за границей кадет – это попрошайка, вроде китайчат, что стоят у ресторанов: «Нет мамы, нет папы, нет виски с содой».
Из Белграда пришел ответ: монарх Королевства сербов, хорватов и словенцев [43]Александр I готов принять на себя заботу о сиротах и обеспечить их жильем, пайком и должным образованием. Корпус залихорадило: стали думать, где выклянчить денег на переправку в Европу.
Пусть у Феликса не было мотоциклетки, пусть ему приходилось спать с Катажиной и ездить на рикше без имени, но все это было его собственное, высиженное в бочках с комарами и выбитое в честном бою у инструктора Фэйербэйна. Феликс Родионов никому не был должен.
2
Весь день он сверял описи имущества, изъятого из мастерской часовщика. Клиенты ходили к нему как бы за ремонтом (для того носили в кармане битые «омеги» и «зениты»), на самом деле часовщик продавал опиум, и не какой-нибудь дрянной, выращенный в провинции Сычуань, а лучшие сорта из индийских городов Патна и Бенарес.
Обыск производили китайцы под началом английского офицера, и по одним бумагам выходило, что в мастерской было найдено десять фунтов зелья, по другим – двенадцать, а свидетели говорили, что в тайнике под прилавком было никак не меньше тридцати фунтов опиума.
По распоряжению Коллора Феликс приглашал к себе китайцев и задавал им вопросы. Они делали вид, что не разбирают его акцента, а сами чуть заметно усмехались: сопляк, строит из себя борца с пороком. Англичанин и вовсе послал его к черту.
От ярости у Феликса тряслись руки. Ведь ясно, что ворует, тварь, но ничего с ним не сделаешь: он из другого отдела, любимчик комиссара. Тут даже Коллор бессилен.
Феликс долго бился над докладной запиской: перепечатывал ее одним пальцем. На две страницы целый день потратил.
Злой, голодный, он вышел на улицу. Рикша сунулся к нему, залопотал что-то.
– Отстань! – ругнул его Феликс. – Сам дойду.
Смеркалось. Пахло кондитерской: на углу стоял фургон, откуда рабочие выгружали коробки с конфетами. Одна конфета в магазине мадам Галларт – тридцать центов. Гладкий шарик белого шоколада, наверху кругляшок молочного, а сверху – черного. Внутри – коньяк. Молодые люди, идущие на свидания, всегда у Галларт отовариваются.
Издалека несся колокольный звон – скоро вечерняя служба. Феликс брел по улице, руки в карманах. В голове строились планы: поймать англичанина да повышибать ему зубы. Он и пикнуть не успеет.
Рикша почтительно бежал следом – вдруг хозяин передумает? Феликс остановился, чтобы гаркнуть на него, сорвать зло, и вдруг увидел впереди мальчишку в зеленой рубахе, того самого, что ранил Тротса.
Феликс с Коллором ходили к сержанту в госпиталь: доктора сказали, что Тротс не жилец.
– Поймайте этого… который меня… – задыхаясь, просил он.
Коллор сжал его руку:
– Вчера осудили и передали китайским властям. Ему уже отрубили голову.
И вот, полюбуйтесь: убийца бегает по городу, и башка на месте.
Прячась за чужими спинами, Феликс кинулся за ним. Рикша тоже. «Спугнет, сукин сын!» Останавливаться и ругаться было недосуг.
Когда выбрались к складам Нантао, уже стемнело. Феликс заметил, как зеленая рубашка нырнула в черный проем двери. Кругом ни души. Только сторожевые псы где-то лаяли. С реки тянуло затхлым воздухом. Феликс обернулся и знаком велел рикше молчать и не приближаться. Тот кивнул, завернул оглобли кверху и уселся под забор.
Вынув из кобуры револьвер, Феликс двинулся вперед. Ну как обознался? Сунешься на склад, а там перепуганные беженцы – залезли погреться.
Дверь была закрыта. Послышались голоса – говорили по-французски. Феликс прижался к стене. Мимо прошли три человека. Один, хромоногий, шепотом чертыхался:
– Выставь караульного, а то не ровен час…
Не заметили. Феликс глянул на то место, где сидел рикша: убрался, слава богу, а то выдал бы с потрохами. Внутри склада что-то повалилось, из стены ударил луч света, и только тут Феликс заметил, что стоит рядом с окном, закрытым ставнями. Присел на корточки, заглянул в щель.
Горы ящиков. Между ними ходили молодые люди, все белые, по выправке – военные. Двое держали в руках электрические фонари. Один – в фуражке яхтсмена – достал лом и вскрыл ящик. Там лежало что-то длинное, завернутое в брезент. Винтовки!
Феликс смахнул пот со лба. Кто эти люди? Контрабандисты?
Дверь хлопнула, и на улицу снова выскочил мальчишка в зеленой рубахе. Огляделся и зашагал прочь. Феликс за ним. Догнал на Рю дю Консула, одним ударом свалил на землю, вывернул руку – даром что не имел права задержания во Французской концессии.
Рикша вынырнул из толпы.
– В участок! – рявкнул Феликс, закидывая арестованного на сиденье.
3
– Ну что, обычное дело, – сказал Коллор, изучив отпечатки пальцев мальчишки. – Вот бумага о его казни, а вот он сам – живой, как воскресший Лазарь.
Арестованный сидел в углу, держался скованными руками за голову и тихо выл.
– Вместо него казнили другого, – продолжил Коллор. – Никто не будет разбирать, кому именно срубили башку. Вот бумага, вот могила: хотите проверять – раскапывайте.
– Так это важная птица? – спросил Феликс.
– Цена китайской жизни – пять медяков. Мальчишка этот – член Зеленой банды. Тюремщики тоже в ней состоят. Он шепнул им пароль – и дело сделано: они своих не выдают.
Феликс ходил на лекцию об организованной преступности Китая. Ученый профессор рассказывал, что Зеленая банда существует уже несколько веков. Начиналось все мирно: лодочники, живущие вдоль Янцзы, создали гильдию. В каждой деревне у них имелись свои люди, у которых можно было поесть и переночевать. Когда восстание тайпинов [44]докатилось до Янцзы, товары стали возить морем, к тому же река изменила русло, и лодочники остались не у дел. Чтобы прокормиться, они посягнули на святое: императорское право соляной торговли. Но завезенный британцами опиум оказался куда прибыльнее. Зеленая банда наладила сбыт зелья от Шанхая до верхнего течения Янцзы.