Снежный шар - Пак Соён

обычной гостиной жилого дома. Это темный дом с деревянными колоннами, и с потолка свисает тусклая лампа. За дверью, где, по моим представлениям, должна находиться ванная, раздается шум льющейся воды и слышится чей-то голос. Тут кто-то есть.

Я моментально прихожу в чувство. Не знаю, что это за место, но нужно отсюда как можно скорей выбираться. Пытаясь освободиться от наручников, я начинаю дергаться в разные стороны. Похоже, что у моей кровати есть колесики, как у больничной каталки: от моих дерганий она слегка перекатывается, громыхая по деревянному полу. Еще одно резкое движение – и игла капельницы выскальзывает из руки.

Продолжая бороться с наручниками, я нахожу взглядом входную дверь. Если бы не старенький диван, преградивший мне путь, я вполне могла бы дотолкать кровать к выходу, но вряд ли она пройдет в дверь. Черт! Должен же быть способ отсюда выбраться!

В это время в комнату вбегает незнакомая мне женщина. С мокрых волос стекает пена, и женщина щурится одним глазом. Халат накинут явно впопыхах и, похоже, сделан из грубой ткани. Как только женщина приближается, я начинаю пронзительно визжать:

– А-а-а-а-а-а-а-а-а!

– Эй! Прекрати! – Незнакомка останавливается в нескольких шагах от меня и закрывает обеими руками уши. Решив, что тактика эффективна, я ору еще громче.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а-а-а!

– Ну-ну! Тихо! – Пытаясь заставить меня замолчать, женщина говорит со мной, точно дрессировщик с непослушной собакой. – Тихо! Тихо! Хорошая девочка!

– А-а-а-а-а-а-а-а-а!

– Эй, а ну, хватит вопить! Тебя все равно никто не услышит! Тут на два километра ни одной живой души!

Схватив с потрепанного дивана пульт, она включает телевизор и увеличивает звук до максимума. Барабанные перепонки вот-вот лопнут, и я замолкаю. Тогда она снова уменьшает звук, а я сверлю ее ненавидящим взглядом.

– И откуда у тебя столько сил? Ты же четыре дня лежала под капельницей!

Как? Неужели я столько времени была без сознания?

Женщина отходит от моей кровати, всем видом показывая, что от меня у нее уже болит голова.

– Посмотри пока телевизор и успокойся. Я быстро сполосну волосы и приготовлю тебе поесть.

Она идет обратно в ванную и, оставив дверь открытой – видимо, чтобы держать меня в поле зрения, – споласкивает волосы над раковиной. Тем временем я внимательно осматриваюсь.

В небольшой комнате, помимо моей уродливой кровати, стоят обычная кровать, потрепанное старое кресло и драный кожаный диван. Еще тут есть небольшой столик и телевизор, отчего помещение кажется совсем крохотным.

Я ищу глазами телефон, но его нигде не видно. Вот черт, а стоило бы позвонить куда следует, чтобы эту полоумную похитительницу отправили на лечение.

В этот миг меня накрывают воспоминания. Я будто снова вижу шприц, который Хэри вонзает мне в шею. Что все это означает? И что за женщина держит меня здесь в клетке?

– А теперь я передаю слово нашей ведущей прогноза погоды Ко Хэри.

Звук телевизора немедленно привлекает мое внимание.

– Друзья, вам известно, какая температура наиболее комфортна для человека?

Повернув голову, я вижу на экране себя. Я стою, улыбаясь, в костюме лимонного цвета, который не надевала ни разу в жизни, а на груди у меня брошь-кашалот, которую подарил мне Бонхве.

– Да-да, ученые утверждают, что самая комфортная и приятная для нас температура – плюс двадцать один градус.

С экрана телевизора на меня с милой улыбкой смотрит Ко Хэри – та самая Хэри, которая совсем недавно заставила меня потерять сознание. В ее мягком вибрирующем голосе чувствуется радость оттого, что наконец она заняла свое законное место. Выглядит все очень странно. Девушка в телевизоре не может быть ни Хэри, ни мной, Чон Чобам. Так кто же она?

– Сегодня днем была как раз такая температура. Было ясно, на небе ни облачка. Я хотела бы сделать так, чтобы завтра, в субботу, вы тоже насладились теплом и солнцем. – С озорной улыбкой девушка достает из лототрона первый шар.

И как она может так беззаботно улыбаться, после того как закрыла меня в этом странном доме? Так, минуточку… А что, разве здесь нет камер? Если меня похитили целых четыре дня назад, госпожа Ча Соль не может об этом не знать.

В этот миг я понимаю, что от матраса, на котором я лежу, исходит чуть заметное тепло. Что это? Неужели матрас с электрическим обогревом? В следующий момент в лицо мне дует прохладный ветерок.

Маленький деревянный дом с темными комнатами, телевизор старой модели, каких уже не увидишь в Сноуболе, облезлый кожаный диван и холодный, совсем не апрельский сквозняк… Это значит… Что я за пределами Сноубола…

Мне вдруг становится дурно и начинает кружиться голова. В этот момент из ванной суетливо выбегает женщина, вокруг ее головы обернуто огромное полотенце.

– Это здесь откуда? – вскрикивает она и, быстро схватив пульт, выключает телевизор. – Эй, ты же голодная! Сейчас сварю тебе рисовой похлебки.

Рисовой похлебки? Она что, шутит?

– Где я нахожусь?

– Где находишься? – Женщина уходит в маленькую грязную кухню, соединенную с гостиной, и сыплет в кастрюлю рисовую крупу из банки. – Ты что-нибудь слышала о поселении для отставных режиссеров? Тут режиссеры, чьи таланты перестали успевать за амбициями, доживают свои дни.

Держа одной рукой кастрюлю, в которую льется вода из-под крана, второй она сжимает бутылку соджу. Из бутылки торчит трубочка, и женщина потягивает алкоголь, словно это какая-нибудь газировка.

– Так это поселение для отставных режиссеров?

Никто точно не знает, где находится это поселение и насколько велики его размеры. Известно только, что оно расположено за пределами Сноубола.

– Почему я здесь оказалась?

Женщина просовывает сквозь прутья решетки тарелку с похлебкой.

– Вот, поешь. Завтра сварю тебе кашу.

– Ты кто такая? Зачем запираешь людей у себя дома?

От внезапного крика у меня снова кружится голова. Вот черт!

– Кто я такая? – Женщина заливисто хохочет. – Если хочешь, можешь считать меня своей старшей сестренкой.

Я презрительно поджимаю губы. Будь у меня такая сестра, я бы предпочла, чтобы она замерзла на улице.

– А что, мне всего немного за тридцать. Думаешь, для сестры я старовата? Ну, можешь называть меня тетушкой. – Не выдержав моего ледяного взгляда, она наконец сдается. – Ладно, не хочешь – не буду навязываться.

– Немедленно расскажи мне все! Как тебя зовут, кто ты такая и почему меня тут держишь!

Закатив глаза, будто делает мне одолжение, она произносит:

– Звать Ча Хян, работаю на электростанции.

– Ча Хян? Ты что, тоже связана с Ча Соль?

– Еще как связана! Самыми крепкими узами крови!

Выходит, вторая сестра Ча Соль живет в поселении для отставных режиссеров.

– Так, значит, это режиссер Ча меня сюда отправила?

– Ешь, пока не остыло. Ты ведь левша? – произносит она таким тоном, будто я ей должна быть благодарна за то, что наручник у меня на правой руке и левая осталась свободной. – Ну, хватит пялиться! – говорит она, садясь на свой облезлый кожаный диван, стоящий почти вплотную к кровати. – Я на тебя последнюю