Мёртвое - Том Пиччирилли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рейчел свыклась с весом своего оружия, освоила его маневренность. Айзек с трудом сдерживает крик, когда лезвие по касательной задевает его левую руку. Его глаза лезут из орбит, а губы дрожат – он морщит лицо, смахивая на недовольного младенца, не желая винить в происходящем собственный дурной вымысел, все еще ища виновника на стороне. Он падает спиной на стену, и Рейчел сопит – как маленькая простуженная девочка, которой хочется, чтобы папа взял ее на ручки и убаюкал.
Раненую руку Айзек поддерживает здоровой – брызги из вспоротых артерий летят на стены, – и уже через несколько секунд, словив, видимо, приступ головокружения из-за выброса адреналина, падает на живот, прижавшись щекой к ковру, в нескольких дюймах от головы жены, лежащей со свешенным изо рта языком. Он нащупывает руку Джейкоба, протягивая свои окровавленные пальцы под кровать, и Джейкоб хватается за отца.
Джейкоб плачет, потому что ему это нужно. Такие уж чувства сейчас переполняют его. Поначалу эти слезы даже кажутся наивной, но соразмерной расплатой. Ни один из них не улыбается, но в их глазах есть что-то одинаково всепрощающее, пускай и ясно, что лишь один мог выжить в этой заварушке – и исход, мягко говоря, неправильный.
Топор, направляемый рукой Рейчел, падает на отцовскую шею.
Папа мертв.
Рейчел протягивает ему голову Джозефа; бледное лицо все такое же суровое, но с оттиском покорности судьбе в мертвых чертах.
Она неуверенно предлагает ему голову матери, как будто сама хочет оставить этот трофей себе и положить в какое-то особенное место, на другой алтарь.
Она протягивает ему папину голову, очищенную ото всех ужасов и призраков.
После того, как она запирает его в шкафу, Джейкоб слышит ее шаги, удаляющиеся из комнаты по коридору. Элизабет смеется и прячет лицо у него на груди, и они оба гладят лица тех, кто когда-то были его семьей.
Через несколько часов раздается шарканье ног… воздух заполняют кишечная вонь, запах немытого тела и недавней сексуальной близости. Музы в комнате стонут и плачут. Кто-то тихо стучит в дверь шкафа, словно не желая разбудить тех, кто внутри. Розовый кулак ныряет за приоткрывшуюся дверь и протягивает ему голову Рейчел. После этого музы отступают – медленно, как ночной мрак, утекают из комнаты и возвращаются в лес, где продолжают барахтаться в грязи и совокупляться, как и положено низшим существам.
Какое-то время спустя Джейкоб все же смог успокоиться немного и уснуть на руках у Бет – познав свободу, утешение и вечную привязанность, слившиеся в его собственную смерть.
Глава 27
– Ладно, знаешь. Шутки кончились!
Лиза поняла, что теперь, когда ее оставили один на один с домом, бежать или прятаться некуда. Заступиться за нее здесь некому… следовательно, проблему надо решать самой. И плевать, что шея и челюсть, кажется, серьезно повреждены, или что сердце колотится так сильно, что груди больно, или что зрение обрело яркий и странный оттенок – будто она могла потерять сознание в любую секунду. Черт возьми, уже ничего не имело значения… но надо было как-то отсюда выбраться.
Она распахнула дверь, гадая, куда металл ударит ее в первую очередь: в живот, чтобы убить ребенка, или поперек груди, чтобы продемонстрировать силу, или между ног, чтобы расчистить дорогу для дальнейшего изнасилования. Кресло металось по коридору, бесцельно проехалось по ее ноге – и большего вреда не причинило. Оно напоминало своим видом такси, ожидающее, когда кто-нибудь сядет в него.
Рейчел и Джозеф перестали быть «теплыми».
Гораздо менее реальные теперь, они проходили сквозь нее, и их касания едва ли как-то ощущались. Бледные и изможденные руки призраков порхали вокруг нее, и, напрягши слух, Лиза вроде как разобрала их голоса. Вернись к нам, Лиза. Вернись, вернись, вернись.
Она чуть не расхохоталась. Больше этим двоим сказать было нечего? В голосе Джо звучала женственная мелодичность, позаимствованная словно бы у сестры. Тебе с нами не будет скучно, рыжуля. Попробуй, тебе понравится.
Инвалидное кресло, символ их союза – ведь Рейчел всюду возила брата, и однажды ее верность окупилась, – казалось, тоже теряло энергию. Оно просто стукалось «головной» частью о стену, как какой-нибудь невменяемый тип в приступе бессилия.
– Вы… меня… просите? – удивленно проговорила она, и вдруг ненависть сотрясла ее всю; нижняя губа заходила ходуном. – Вы меня умоляете? Меня?
Испытывая тошноту, она направилась к лестнице, и призраки последовали за ней, рассыпаясь в печальных воркованиях над ее ухом. В прошлый раз она так и не одолела этот путь – дом перекосило, он изменил форму по их воле. Теперь же все хранило стабильность, прочно зафиксированное ее отчаянием. Призраки пытались снова обрести плоть, время от времени меняя оттенок; у самого лица Лизы материализовалось некое подобие зубов и пары слишком широко отстоящих друг от друга глаз. Она заставила себя не прислушиваться к их гипнотическим напевам и продолжила идти, одолевая по две ступеньки за раз. На линялом ковровом покрытии Лиза оступилась и чуть не поскользнулась. Шея и спина отозвались новой болью; она резко изогнулась, втягивая воздух, и схватилась за перила. Призраки не стали потешаться над ее неудачей, вопреки ожиданиям. Руки Джозефа и вовсе, казалось, протянулись к ней единственно с желанием помочь. Чистое безумие – но какая разница, если подумать?
– Лапы прочь, ублюдок, – бросила Лиза в сторону.
У нее снова потекла кровь со лба, и она почувствовала, как горячая жижа затекает в уголок ее глаза. Уняв рвущийся из груди стон, она, не сбавляя темпа, считала ступеньки – неуверенная, впрочем, в том, что не сбилась. Какой сейчас этаж?
Ей нужно было добраться до машины. К дороге. На мост – и обратно к Бобу, ну или куда угодно.
– На мост? – спросила Лиза саму себя и разразилась мерзеньким хихиканьем в чей-то адрес, точно не в свой. – Хана мосту. Этот ублюдок Джейкоб испортил его, это я знаю.
Она еле успела увернуться от катящегося вниз по ступенькам инвалидного кресла. Увесистая конструкция
