Интервью со смертью - Ганс Эрих Носсак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В городе царили крысы и мухи. Наглые жирные крысы резвились на улицах. Но еще более тошнотворными были мухи. Огромные, отсвечивавшие зеленоватым блеском, — таких мух здесь никогда прежде не видывали. Отвратительными черными массами копошились они на булыжниках мостовых, засиживали остатки стен, спаривались и грелись, утомленные и пресыщенные, на разбитых оконных стеклах. Летать они были уже не в состоянии и наползали на нас из всех щелей и трещин, пачкая все вокруг; шорох и противное жужжание были первыми звуками, какие мы слышали при пробуждении. Прекратилось это только много позднее, в октябре.
И ужасный запах обугленной Ратуши, вонь гниения и разложения — они плотно пропитали воздух над городом. Этот запах был видимым, как красноватая известковая пыль, витавшая повсюду. В нас внезапно проснулась тяга к духам.
В те первые дни мы вылезали из грузовиков неподалеку от крытого рынка. Нам хотелось прежде всего добраться до Вольного порта и прочесать контору. До тех пор мы ничего о ней не слышали и надеялись что-нибудь спасти. Квартал словно вымер, но разрушений здесь было меньше, чем в других местах. Половина домов уцелела, у многих были разрушены только крыши и выгорели верхние этажи. Изредка были видны люди, ковырявшиеся в мусоре и таскавшие обгоревшую мебель на улицу.
Мы прошли вдоль Таможенного канала. Правда, таможни там уже не было. Свернув за угол у церкви Святой Анны, мы увидели ряд красных конторских домов. С такого расстояния было непонятно, были ли это целые дома или от них остались только фасады. Там мы неожиданно повстречали первого знакомого, инженера из пакгаузов. Кажется, мы говорили — торопливо и сбивчиво — о каких-то бессмысленных пустяках, как будто, вернувшись на родину после двадцатилетнего отсутствия, случайно встретились с товарищем по детским играм.
Мы спросили его об общих знакомых, но он ничего о них не знал. Вообще вид у него был совершенно отсутствующий. Когда я его о чем-то спросил, он ответил «да», но уже в следующую секунду забыл, о чем я его спрашивал. Он вроде бы смотрел на собеседника, но взгляд его при этом был устремлен в пустоту. Он был вежливым, воспитанным человеком и не растерял этих качеств, но былая изысканность держалась на нем, как плохо сидящий костюм, переставший облегать похудевшее тело. Думаю, это был результат бессонницы и напряжения на тушении пожаров; сыграл свою роль и алкоголь, помогавший восстанавливать силы. Он достал из кармана бутылочку шнапса и предложил ее нам. Мы сразу сделали по глотку. Эта бутылочка сослужила нам в тот день неплохую службу. Кто мог бы восемь дней назад предположить, что мы с Мизи будем выпивать из одной бутылки на улице с шапочным знакомым? Правда, самого понятия улицы в то время уже не существовало.
Он рассказал нам, что той ночью в Гамбурге прекратили работы. Вечером пожарные колонны были отозваны и всю ночь простояли без дела на центральных улицах. Наш знакомец тоже прекратил работу и впервые смог выспаться, хотя вокруг все продолжало гореть. Позже подошла и его жена. Их служебная квартира осталась нетронутой, но на всякий случай они вынесли из дома все вещи.
По большей части конторские дома выгорели вплоть до третьего этажа. Обходя осколки стекла и битые камни, мы пробрались в нашу контору. Все было пропитано водой, которой заливали огонь. Задняя стена дома была снесена взрывом фугасной бомбы, и входные двери вели прямо в канал. Вход в нашу контору был занавешен одеялом, свисавшим до пола. Оно и сейчас там висит. Внутри все был свалено в одну кучу: мебель, папки, двери и оконные рамы. Внутренние перекрытия помещений рухнули, и стоило до чего-нибудь дотронуться, как в руки впивались осколки стекол. Но эта картина была уже нам знакома. В мае сорок первого контора уже была один раз разрушена.
Я выдвинул ящик своего письменного стола и с радостью обнаружил там уцелевшие рукописи. С сейфом, однако, этот номер не прошел. Мы затолкали все, что показалось нам ценным, в мешки и узел из шерстяного одеяла. Ценным, неожиданно, оказалось буквально все: старое полотенце, щетка для ногтей, кованый подсвечник и бог знает что еще. Две пишущие машинки мы спрятали в подвале и заперли, а одну решили забрать с собой. Мы успели вовремя, потому что в следующие дни город оказался во власти мародеров, которые украли все, что можно было унести, — от мелких вещей до ковров и мебели. Повсюду были развешаны объявления, грозившие мародерам расстрелом на месте, но кто хотел искать их, чтобы расстрелять? В наших конторах, однако, грабители добывали настоящий кофе, который до бомбежки был рассыпан по маленьким баночкам, аккуратно расставленным на стенных полках. Позже в сотне контор было не сыскать буквально ни одного кофейного зернышка.
Мы оцепенели, когда привычно бросили через заднее окно взгляд на церковь Святой Екатерины. Увиденное ужаснуло нас до глубины души. «Да, когда она рухнула, я заплакал», — сказал инженер, стоявший рядом с нами. Он назвал и точное время, когда это
