Евангелие от Протона - Якунин Антон Иванович

мощный, чем предыдущие. Мы начали спускаться. На пятом этаже всё было в дыму. Становилось всё труднее дышать. Григорий протянул мне и Фат Ил Ти респираторы. Пока я надевала маску на лицо, мой заложник меня толкнул и убежал по лестнице наверх. — Пусть бежит, — сказал мне Григорий, — С ним нам всё равно не спуститься.

В районе третьего этажа лестница в буквальном смысле обрывалась. Частично были повреждены и стены. Григорий остановился и достал трос. Закрепив крюк кошку в отверстие в стене, он установил два устройства для плавного спуска. И показав, как нужно держать трос и спускаться, он обхватил Фат Ил Ти и спрыгнул по тросу вниз.

Собравшись с силами, я повторила спуск за Григорием. Довольно быстро пролетев три этажа, мне показалось, что устройство плавного спуска работает не корректно. Я приземлилась на ноги, но они отпружинили, и я завалилась на спину, ударившись головой. Некоторое время, пока я лёжа приходила в себя, я смотрела, как Григорий разгребает проход, образованный обвалившимися маршами лестницы. Фат Ил Ти, насколько возможно помогала ему, убирая фрагменты поменьше.

Я моргнула и, как оказалось, надолго. Очнулась я оттого, что раздались выстрелы, в этот момент Фат Ил Ти уже была рядом со мной. Она бинтовала мне голову, бурча что-то себе под нос. В жёлтом свете сигнального факела я смогла рассмотреть её лицо поближе. Её юное лицо, с большими выразительными глазами, напоминало лицо диснеевской принцессы. Губы имели немного необычную для людей форму, уголки были слегка опущены вниз, складывалось впечатление, что она полна печали. Не знаю, было ли это её обычное выражение лица или плен и побег наложили свой отпечаток. Но было в ней что-то чарующее, что исходило непосредственно изнутри. Некая внутренняя теплота, которая и согревала, и опьяняла. Убранные за немного островатым ухом пряди волос, создавали образ невинного ребёнка. А глубокий, практический бездонный, холодный взгляд, веял пустотой и, возможно, сильно травмированной психикой.

Фат Ил Ти закончила перевязку. Я ощупала свою голову. На затылке повязка была мокрой и тёплой. Я попыталась встать на ногу, когда перестрелка завязалась с ещё большей силой. Пули пролетали буквально в сантиметре от головы. Фат Ил Ти бросилась на пол, обхватив голову руками. Я, не удержав равновесия, тоже рухнула наземь. Григорий стрелял без остановки. Очередь за очередью. Всё больше и больше пуль свистело на головой. Куски бетона, разлетающиеся в разные стороны, прилетали в руки, ноги, глаза. Становилось страшно. Исход нашего сопротивления казался мне всё более пессимистическим. Я подползла к лежащей Фат Ил Ти и обняла её миниатюрное, трясущееся от ужаса тело, накрыв её собой. Григорий выругался, и бросил в проход несколько гранат. Последовало три взрыва. Сверху посыпались осколки стен, некоторые были довольно увесистыми.

— Время пришло, Сонь! — Прокричал мне Григорий, и бросил ещё несколько гранат в проход.

Я, не понимая, что происходит, увидела тусклое голубое свечение возле нас. Облако по очертаниям напоминало форму капсулы, которая нас сюда переместила.

— Соня, помоги Фат Ил Ти войти туда, — он указал на свечение, — нужно встать строго внутри.

Я похлопала Фат Ил Ти по спине, стараясь привлечь её внимание. Она привстала на колено и чуть было не потеряла равновесие. Я подхватила её, и мы вместе вошли внутрь светящегося облака. Звуки стрельбы и крики сменились звоном в ушах. В глазах потемнело. По ощущениям, я находилась будто бы в невесомости, к горлу подступал ком, как вдруг резко затошнило. Я рухнула на твёрдый пол капсулы. Рядом стояла Фат Ил Ти, и что-то тараторила. Ни слова разобрать я не могла.

Люк капсулы открылся. В проёме показалась чья-то рука. Фат Ил Ти схватила её и покинула капсулу. Голова закружилась. Я почувствовала, что кто-то схватил меня за подмышки и волоком вытащил из капсулы. Меня положили на ковёр, который пах пылью и сыростью, и я увидела силуэт старика перед собой.

— Где Григорий? — спросил Гриша, держа меня за плечи.

— Он там, — я непроизвольно указала рукой в сторону.

— Он жив? С ним всё в порядке? — протараторил Гриша, подбегая к компьютеру и судорожно начиная барабанить по клавишам.

— Да, он жив, — удерживая себя в сознании, ответила я, — он остался там.

Фат Ил Ти продолжала что-то говорить и хаотично размахивать руками. Гриша захлопнул дверцу люка. Комната наполнилась звоном и ароматом луговых цветов. Всё вокруг погрузилось в странный, не поддающийся никакому описанию цвет. Цвет был приятен и манил, хотелось смотреть на него не моргая. Но я начала проваливаться в тоннель, разум полностью погрузился во тьму, в мгновение сменившаяся тёплым светом солнца. Потерев глаза руками, чтобы убрать ощущение дымки и заспанности, всё начало проясняться. Я увидел сидящего в позе лотоса Папу. Он сидел смирно, волны едва доходили до него, а песчаный пляж уходил далеко за горизонт. Попытавшись подойти к нему поближе, я упёрлась в невидимую стену, которая не пускала меня. Я попыталась кричать и бить стену руками, но не слышала даже саму себя. От бессилия я упала на колени и заплакала, ощущение скорби и печали нахлынуло, и я уже не в силах была ему сопротивляться. Утерев слёзы рукавом, я ощутила чьё-то присутствие. Обернувшись, я увидела позади себя висящую в воздухе и медленно подлетающую Фат Ил Ти. Её образ напоминал ангела. Её руки были сложены в молитве, а глаза закрыты, всем своим видом она показывала спокойствие и умиротворение. Её образ, порой был чётким, но иногда таинственно мерцал, пока она не подлетела ближе. Я встала с колен и успокоилась. Фат Ил Ти плавно приземлилась рядом, опустила руки и открыла глаза.

— Ты даже не представляешь, как я счастлива сейчас находиться здесь, — сказала, на чистейшем русском, Фат Ил Ти, повернувшись ко мне.

— Ты плод моего воображения? — то ли, спрашивая, то ли, утверждая, сказала я в ответ.

— И да и нет, — уверенно ответила Фат Ил Ти, — без воображения меня бы здесь точно не было. Но я это я, Огонь Большого Сердца.

— Огонь Большого сердца? — переспросила я, глядя, как сверкают её глаза.

— Да, так меня зовут, — сказала Фат Ил Ти и посмотрела в сторону сидящего на пляже отца, — вернее, это то, что значит моё имя.

— Только сейчас я начала осознавать, что мы говорим несколько необычным образом, — задумавшись проговорила