Убежище чужих тайн - Валерия Вербинина

– Вам угодно шутить, госпожа баронесса? – спросила Елена Кирилловна спокойно. – Простите, я вынуждена оставить вас одну. В таком большом доме, как этот, приходится много работать.

– Что ж, идите. А я все равно скажу Сергею Петровичу правду. Потому что я знаю, что попелюха – это вы.

– Сударыня, вы бредите! – Экономка отшатнулась. – Простите, но это неслыханно…

– Ну что вы, Елена Кирилловна… Разве вы никогда не думали, что однажды кто-нибудь вас выведет на чистую воду? Вы же умная женщина и понимали, что кто-нибудь когда-нибудь сможет догадаться. Так вышло, что догадалась я. Вы их убили, Елена Кирилловна, всех троих… Одну зарезали, двоих отравили – кстати, разными ядами, чтобы доктора ничего не заподозрили. Ведь подозрительно же, когда в одном доме две женщины умирают с одинаковыми симптомами, не правда ли? А так – у одной будто бы был сердечный приступ, у другой – рак желудка, а так как, по чистой случайности, они умерли в том же возрасте, что и Луиза, можно запустить слух, что это неспроста и что это она с того света позвала их к себе.

– Я не понимаю… – пробормотала Елена Кирилловна, пытливо вглядываясь в лицо своей собеседницы. – Вы обвиняете меня? Вы что, считаете, что я… из ревности… Какая глупость! Спросите кого хотите – я уважаю Сергея Петровича, но он никогда не интересовал меня как мужчина… Да и я его не интересовала…

– Не пытайтесь сбить меня с толку, – усмехнулась Амалия. – При чем тут ревность? Вы еще скажите – любовь… Я же сказала вам: я все знаю. Взять хотя бы жен господина Мокроусова: один человек подозревал, что их отравили из-за денег, но он считал, что это сделал сам Мокроусов. Их действительно отравили из-за денег, но вовсе не муж, а та, которая потеряла бы все, если бы они добились своего. Потому что обе жены Мокроусова ненавидели Луизу Леман, ненавидели все, что было с ней связано, ненавидели Полтаву, где она была похоронена и где Сергей Петрович ходил на ее могилу как на свидание… Они настойчиво уговаривали мужа продать особняк в Полтаве и уехать. Но вы ведь не могли этого допустить, не правда ли? Тут вы были свой человек, вы были фактически хозяйкой этого дома, вы делали все по своему разумению, ваш сын, который без вас пропал бы, тоже находился при деле… И наверняка Мокроусов щедро вам платил, потому что никто никогда не жаловался, что он скуп. Всех-то обязанностей – вытирать пыль, следить за порядком и каждый день носить на могилу белые розы. Скажите, сударыня, что вы чувствовали, когда клали цветы на могилу женщины, которую вы убили?

– Вы сошли с ума, – произнесла Елена Кирилловна голосом, лишенным всякой интонации. – Вы просто сошли с ума…

– Вы меня разочаровали, – вздохнула Амалия. – Можно было придумать что-нибудь поинтереснее… Впрочем, это не первая ошибка, которую вы совершаете.

– Неужели?

– Конечно. Было бы нелегко догадаться, что именно вы убили Луизу Леман, если бы не убийство жен Мокроусова. Одно убийство еще может сойти с рук; три вызывают слишком много вопросов. Например, жены Сергея Петровича почему-то умирали именно после того, как заводили речь о продаже полтавского дома. Кому это было выгодно? Кто может легко подсыпать яд в еду… или, например, в лекарство от мигрени? Образцовой, исполнительной, вышколенной прислуге это сделать проще всего. Вам повезло в том смысле, что Сергей Петрович оказался идеальной ширмой. Он всех раздражал… и отвлекал на себя внимание. Как только люди думали, что он может быть замешан, они уже не видели никого и ничего, кроме него. Но достаточно убрать ширму, достаточно предположить, что на самом деле он ни при чем – и что мы видим?

– Я все же настаиваю на том, что вы сошли с ума, – промолвила Елена Кирилловна все тем же ровным тоном и сделала шаг к двери.

– Тогда вы не станете возражать, если я расскажу Сергею Петровичу о моей безумной версии, – усмехнулась Амалия. – Его, конечно, больше всего интересует убийство Луизы Леман. Хотя вообще-то надо начать с самоубийства вашего мужа.

– Оставьте Иоганна в покое! – вырвалось у Елены Кирилловны. – Хоть его не впутывайте в ваши… ваши интриги…

– Не стану, но только если вы скажете мне правду. Почему ваш муж покончил с собой?

– Мы очень долго хотели завести ребенка, – прошептала Елена Кирилловна, – но не получалось. Наконец родился сын… Мы очень любили его, особенно Иоганн, но однажды он допустил ошибку… из-за отсутствия опыта… Он оставил окно открытым, ночью похолодало, ребенок тяжело простудился, едва не умер… и на всю жизнь сделался глухонемым. Мой муж не мог вынести того, что из-за его оплошности единственный сын стал калекой… И он покончил с собой.

– Ложь, – усмехнулась Амалия, – ложь, хоть и выстроенная на некоторой доле правды. Вам повезло, потому что вас жалели, видя ваше горе. Люди в деревне простые, и они не стали вдумываться в детали истории, которую вы рассказали. Я видела достаточно родителей, которые трясутся над своими детьми, и я вот что вам скажу: каждый сквозняк их приводит в ужас, они кутают ребенка, стараются не выпускать его из виду, и даже если им случится приоткрыть окно, они будут сидеть тут же, в детской, и следить, чтобы свежий воздух не навредил младенцу. Поверьте, они ни за что не допустят, чтобы единственный сын простудился так страшно и так фатально, чтобы стать калекой на всю жизнь. А значит, либо вы лжете по поводу того, какой Иоганн Карлович был ответственный, либо он застудил сына с умыслом. – По лицу Елены Кирилловны пробежала судорога. – Он ведь сделал это нарочно, не так ли? И виной тому Луиза Леман?

– Будьте вы прокляты! – выкрикнула Елена Кирилловна вне себя. – Да, эта гадина… Эта разряженная французская кукла… Раскрашенная, как труп шлюхи, в украшениях, которые мне не заработать и за тысячу лет… Которая ничего не делала целыми днями, только и знала, что примерять новые платья и ублажать своих любовников… Чем мы ей мешали? Что такого мы ей сделали? Мы честно работали, Сергей Петрович нам платил… Но ей было скучно, хотелось развлечений! Мой муж так радовался, когда родился сын… А эта тварь спросила его, уверен ли он, что ребенок его… Ведь у него столько лет не было детей… И он засомневался, представляете? Она пошутила, ей это казалось очень забавным… А он из-за ее слов сон и разум потерял! Он поверил, что сын – не его! И однажды я встала ночью и поднялась в детскую… Окно было распахнуто настежь… под ним на полу намело целый сугроб… А мой сын почти закоченел, он даже не кричал! И тут появился Иоганн… Какое у него было лицо! Что он мне наговорил… что я ему наговорила тогда… а все из-за длинного языка этой твари, чтоб ей гореть в аду… Она, видите ли, пошутила! А мой сын стал калекой из-за ее шутки… Мой муж застрелился, когда понял, что погубил своего ребенка, своего несчастного беззащитного мальчика… Подлая, гнусная тварь! Шлюха! Вы спрашивали, что я чувствовала, когда клала цветы на ее могилу? Глубокое удовлетворение! Я была счастлива, потому что знала, что она гниет там и никакие украшения ей больше не нужны! И ее длинный язык никому уже не причинит зла!

Она замолчала, тяжело дыша и держась обеими руками за спинку кресла. Поперек ее лба вздулась жила, рот кривился от ненависти, которую она испытывала даже в эти мгновения, когда рассказывала о женщине, которую убила.

– Она ведь даже не поняла, что натворила, не так ли? – спросила Амалия.

– Ей-то что? – усмехнулась экономка. – Сказала и забыла… Подумаешь, какой-то там управляющий и его жена, велика важность! У мадам были интересы поважнее… Как бы вытянуть из Сергея Петровича побольше денег да женить его на себе, пока он к ней не охладел. А я должна была видеть ее каждый день… и каждый день видеть моего несчастного мальчика. Он был бы не хуже других детей, он с детства хорошо рисовал… Но в нашем мире и здоровому человеку тяжело, не то что калеке! Кому он нужен? Никому, кроме меня… И все бессонные ночи я ворочалась, и меня душила злоба… Пока я не решила, что убью эту тварь, и будь что будет. Было легко завлечь ее в башню, куда она примчалась, думая, что застанет там Сергея Петровича и его рыжую пигалицу… Она верила, что я на ее стороне… Я постучалась, вошла, сказала, что они уже идут и она преподнесет им сюрприз… Она захихикала, ей это показалось смешным. Тут я достала кинжал и стала бить ее, и била, пока рука не устала. Кстати, сударыня, – добавила Елена Кирилловна с кривой усмешкой, – кинжал тот принадлежал вашему деду… Слуги ваши болтали, что у вас дом на военный манер, везде оружие валяется… Я сначала хотела Луизу обычным ножом зарезать, кухонным, да жалко стало. Ножа жалко, я имею в виду… Кинжал – другое дело… Как-то меня хозяин послал по делу к генералу, я была в комнате одна, сунулась в первый попавшийся ящик – и точно, оружие без присмотра. И такое удобное, рукоятка в ладонь так хорошо ложится, и в карман спрятать легко… Луиза быстро перестала хрипеть, но я подождала, чтобы окончательно убедиться, что она мертва, и ушла.