Имею право сходить налево - Григорий Славин

Мясник изумленно выпрямился и снова стер с лица пот.

– Немыслимо… – выдохнул он.

– …но вот чего не забываю никогда, так это людей, которых мне нужно убрать, и обиды.

Произнеся это, Палач шагнул к мяснику, поднес к его ноздрям пистолет и нажал на спуск. Прогремевший выстрел отбросил гиганта к стене, прибил к ней, и только после этого раздался истошный вопль.

Отбросив пистолет, Палач поднял с пола тесак, укрыл его полой пиджака и вернулся в торговый зал. Он уже прихватывал пальцами в кассовой зоне пачку «Мальборо», чтобы рассчитаться на кассе, как вдруг увидел двоих из тех четверых, жизнерадостные души которых не давали ему покоя.

И те тоже узнали его.

Выхватив из-под пиджака блестящий от крови тесак, Палач под визги и крики растолкал посетителей и бросился вслед за выбегавшими из магазина покупателями…

Глава 15

Слава

Едва нас встречает солнечный свет, я прихожу в себя.

– Гриша, Антоныч и Гера остались там!

– Я знаю! – бросает он на ходу. Очень забавно смотреть, как он бежит, подпрыгивая и подтаскивая ногу. Если не знать причины такой неуклюжести, можно подумать, что у него сломано колено. – Валим отсюда, на воле мы им нужнее!

Какая рассудительность! Я как-то не подумал об этом.

– У нас машина за углом, мальчишки!

До «угла» нам пришлось бежать почти квартал. Хотелось бы посмотреть на нас со стороны. Интересно, как выглядят два мужика и две женщины, с тревожными лицами держащиеся за руки и пересекающие дворы. Так убегают от цунами, медведя или от заложенной под рельсами мины.

«Машиной» оказался «Фольксваген»-«жук». Когда мы с Гришей забрались наконец на заднее сиденье, моя задница расплющилась о стекло, а рукой правой, которую некуда было деть, я обнял водителя. Ей теперь можно даже не пристегиваться. Если бы не Гришино колено, которое вот-вот должно было сломать мне пяток ребер, я бы согласен был ехать в этой позе куда угодно. Мне нечасто удается совершенно незнакомой женщине уложить руку между грудей и прижать ладонь к обнаженному животу.

– Вот уроды, а? – возмутилась сидящая рядом с водителем блондинка. И тут вспоминает о главном: – Ребята, спасибо вам!

– Да ничего особенного… – говорю я из-за сиденья ее подруги.

– А вы откуда там взялись?

Я вспоминаю минуту бегства и восхищаюсь женской сообразительностью. Сообразительность замужней женщины – это вообще что-то космическое. Надо же в такую минуту сообразить, что оставаться в ресторане больше нельзя! Причем все вроде складывается благоприятно: сумасшедшие стрелки обезврежены, приехала милиция-мама… Но вот это как раз для этих двоих самое ужасное – что милиция приехала. Это все равно что ночью мужа Виктора нечаянно назвать Альбертом. Где милиция, там протоколы. Где протоколы, там объяснения. Где объяснения, там правда. А попробуй потом объясни суженому, что зашла с подругой в ресторан кофе отведать. И объясни ему, приехавшему, почему без обручального кольца. И с каких таких павликов там стрельба образовалась. Ведь любой муж уверен, что только из-за жены. А кому скажи, что баба стреляла… Значит, было за что. Бабы в баб только в одном случае стреляют. Одни волосья рвут, другие – палят. Это же все необъяснимо практически, поскольку теоретически мужья, заподозрив неладное, будут абсолютно правы: что-то здесь не так. В том смысле, что именно так и есть, как они предполагают.

– Из Питера, – говорю я из преисподней.

– Ой, а я все собираюсь в Кунсткамере побывать, – сообщает блондинка.

Какая тяга к прекрасному.

– А я хочу в «Ленком», – говорит брюнетка, и я затаиваю дыхание. – Вы ходите в «Ленком»? – пытается она завязать непринужденный разговор.

– Где, – уточняю я, – в Питере?

– Ну, «Ленком», театр, – объясняет она.

– Бываю, – отвечаю я, и это правда.

Если «Ленком», значит – Ленинград. То есть Питер. Логика на уровне пятиклассницы. Этот диалог почему-то заставил меня вспомнить Киру. Образованная женщина, она, как и всякая баба, не умеет концентрировать свою мысль как источник информации. Грише она шлет эсэмэс, которые он читает с пониманием, но меня эти записки приводят в ступор. То ли месяц, то ли два назад она сбросила Грише настоящий шедевр:

«Я заехала на кладбище. У тети Лиды сегодня годовщина. Скоро приеду. Привезу много вкусного. Целую, Кира».

А в прошлый ее день рождения, думая, что Гриша в офисе, и не подозревая, что на самом деле он в сауне, она скинула ему письмецо, которое заставило меня уронить кружку с пивом.

«Я даже сесть не могу. Спасибо за прекрасный праздник, Гриша».

Но Гриша прервал наш дружный хохот объяснениями. Оказывается, это письмо-упрек. В нем идет речь о том, что Гриша поступил неправильно. Вместо того чтобы помочь жене убрать со стола и в квартире, он направился в офис, то есть по делам.

– Куда едем-то? – интересуется Гриша.

– Ой, – брюнетка за рулем машет рукой – я чувствую, как поднимается одна ее грудь и опускается вторая, – куда угодно, лишь бы оттуда подальше!

– Девочки, делаем круг почета и возвращаемся, – приказывает он. – Куда сейчас повезут наших из ресторана?

– В пятое отделение. На Пушкина.

– Не на Пушкина, а на Кирова, – поправляет блондинка.

– Ой, да. На Пушкина. Я этих двоих всегда путаю.

Мужу необходимо купить ей GPS-навигатор. Она не знает ни где «Ленком», ни где пятое отделение. А за второй вообще глаз да глаз нужен. Она не знает, где «Ленком», но знает, куда свозят после перестрелок задержанных.

– Вот на Кирова и едем, – говорит Гриша, а у меня начинает затекать рука. Скоро она провалится, бесчувственная, ниже, и брюнетка ударит по тормозам.

– Ой, а может, не надо?

– Надо, зайка, надо, – уверяю я и морщусь от боли в спине.

Проехав еще немного, машина остановилась.

– Слав, их еще не привезли, – говорит Гриша. Он понимает, что я ничего не вижу. – «Газель» еще не приехала. Девочки, мы выходим, пока.

Я с трудом выбрался и стал наклоняться в разные стороны, пытаясь обрести способность двигаться без проблем.

– Ой, это мы что, прощаемся, что ли? – спрашивает брюнетка, и глаза ее серые, как туман, наполняются тоской. Она смотрит на Гришу, и по всему видно, что уезжать ей не хочется. – Совсем?

Тем временем блондинка пишет что-то в блокноте. Вскоре листок оказывается у меня. Номер телефона и имя – Лера.

– Хорошо, мы позвоним, – обещаю я.

– Заметано! – радуется она, и сероглазая тоже успокаивается. Такое впечатление, что я обещал приехать, а не позвонить. Хотя идиоту ясно, что если я позвоню, то для того, чтобы сообщить час приезда и место встречи. Уже давно слово «позвонить» означает «потрахаться», а еще каких-то пятьдесят лет назад, когда только-только отгремел фестиваль студентов, слово «позвонить» означало набрать на телефоне номер и поговорить. Почитать в трубку стихи Рождественского или сообщить, когда у тебя экзамен по сопромату в политехе. А сейчас, если девушка на улице дает тебе номер своего телефона, это означает только одно – она хочет.