Гитлер - Марлис Штайнер

«Прежде всего тут важно то, что сближение Германии с Англией и Италией никоим образом не приводит к опасности войны. Единственная держава, с которой приходится считаться как с возможной противницей такого союза, – Франция – объявить войну была бы не в состоянии. Это дало бы Германии возможность совершенно спокойно заняться всей той подготовкой, которая в рамках такой коалиции нужна, дабы в свое время свести счеты с Францией. Ибо самое важное в таком союзе для нас то, что Германия не может тогда подвергнуться внезапному нападению и что, наоборот, союз противников распадается, т. е. уничтожается Антанта, из-за которой мы претерпели бесконечно много несчастий. Заключение такого союза означало бы, что смертельный враг нашего народа – Франция – сам попадает в изолированное положение».

Рассуждал он и о будущем:

«Нам нужна не западная ориентация и не восточная ориентация, нам нужна восточная политика, направленная на завоевание новых земель для немецкого народа. Для этого нам нужны силы, для этого нам нужно прежде всего уничтожить стремление Франции к гегемонии в Европе, ибо Франция является смертельным врагом нашего народа, она душит нас и лишает нас всякой силы. Вот почему нет той жертвы, которой мы не должны были бы принести, чтобы ослабить Францию. Всякая держава, которая, как и мы, считает для себя непереносимой гегемонию Франции на континенте, тем самым является нашей естественной союзницей. Любой путь к союзу с такой державой для нас приемлем. Любое самоограничение не может показаться нам чрезмерным, если только оно в последнем счете приведет к поражению нашего злейшего врага и ненавистника».

Некоторые представители правых кругов, а также левое крыло НСДАП предлагали Гитлеру рассмотреть возможность заключения союза с Россией, но он решительно отмел ее, прежде всего из военных соображений:

«Ведь вся борьба разыгралась бы не на русской, а на германской территории, причем Германия не могла бы даже рассчитывать на сколько-нибудь серьезную поддержку со стороны России.

Прибавьте к этому еще тот факт, что между Германией и Россией расположено польское государство, целиком находящееся в руках Франции. К этому, однако, надо еще прибавить следующее.

1. Современные владыки России совершенно не помышляют о заключении честного союза с Германией, а тем более о его выполнении, если бы они его заключили.

Нельзя ведь забывать и того факта, что правители современной России это – запятнавшие себя кровью низкие преступники, это – накипь человеческая, которая произвела дикую кровавую расправу над миллионами передовых интеллигентных людей.

2. Германия также не избавлена от той опасности, жертвой которой пала в свое время Россия. Русский большевизм есть только новая, свойственная XX веку попытка евреев достигнуть мирового господства».

Наконец, Гитлер рассматривал идею объединения с освободительными движениями других стран. По его мнению, ее инициаторами выступали представители ряда Балканских государств, а также Египта и Индии, которых он называл «тщеславными болтунами». Как «германец», он предпочитал видеть Индию под английским владычеством, чем под чьим-либо еще. Как «расист», он не собирался связывать судьбу своего народа с судьбой «угнетенных наций», принадлежащих к «низшей расе».

Вся вторая часть «Майн Кампф» посвящена объяснению вопроса, почему Гитлер готов пожертвовать южным Тиролем. По сути, это – программа внешней политики. Критикуя политику Второго рейха, он подчеркивает, что выступает в качестве фюрера НСДАП, которому «предстоит творить историю». Фюрер горько сожалеет, что после Бисмарка в Германии больше не было настоящего мастера «политики возможностей», как не было и по-настоящему великих целей. Он грубо высмеивает сторонников европейского единства, утверждая, что, прежде чем объединяться, государства должны достигнуть равной расовой чистоты и перейти на один язык. Этот процесс займет века, но задача НСДАП в том и состоит, чтобы подготовить Германию к великой миссии главы европейских народов.

Государство

Государство для Гитлера – как и партия, как и экономика – всегда было лишь средством для увековечивания «расы» и создания новой империи германской нации.

Из осторожности он избегал четких высказываний на эту тему, изложив их только в своем завещании. Так, в 1920 году он говорил, что не имеет предпочтений ни перед монархией, ни перед республикой и что выбор формы правления должен зависеть от конкретных обстоятельств. Главное, чтобы у правительства была сильная власть. Впоследствии он все же начал склоняться к преимуществам республиканской формы правления.

О роли государства Гитлер рассуждает в обеих книгах «Майн Кампф».

«Лишь та государственная власть, – пишет он в первой, – имеет право на уважение и на поддержку, которая выражает стремления и чувства народа или, по крайней мере, не приносит ему вреда.

Не может быть государственной власти как самоцели. В этом последнем случае любая тирания оказалась бы в нашем грешном мире навеки неприкосновенной и освященной.

Когда правительственная власть все те средства, какими она располагает, употребляет на то, чтобы вести целый народ к гибели, тогда не только правом, но и обязанностью каждого сына народа является бунт».

Очевидно, что он имел в виду веймарский режим и отстаивал свое право на революцию – придя к власти, Гитлер заговорит совсем по-другому. Что касается средств борьбы, то он не скрывал своей решимости прибегнуть к любым из них:

«Борьба будет вестись «легальными» средствами лишь до тех пор, пока правительство держится легальных рамок, но движение не испугается и нелегальных средств борьбы, раз угнетатели народа также прибегают к ним».

Еще нагляднее программный характер его высказываний о государстве проявляется во второй книге. Прежде всего Гитлер указывает на то, что «буржуазный мир ныне под словом «государство» разумеет совершенно различные вещи, что единообразного определения понятия «государство» нет среди них самих, да и быть не может». Затем указывает на существование трех концепций государства. Сторонники первой считают: «Раз перед нами факт существования такого-то государства, то уже одного этого достаточно, чтобы данное государство считать священным и неприкосновенным». Чтобы подкрепить эту нелепую идею, на первый план выдвигают собачью преданность так называемой идее «государственного авторитета». По мановению палочки эти люди превращают простое средство в самостоятельную цель. По их мнению, оказывается, что не государство существует для того, чтобы служить людям, а люди существуют для того, чтобы бить земные поклоны перед авторитетом государства, включая сюда самого последнего чинушу, тоже воплощающего этот «авторитет». Гитлер решительно не согласен с этим подходом, предполагающим «обожествление» государства.

Ко второй группе он относит тех, для кого «государственная власть не является единственной и исключительной целью существования государства. Они выдвигают сверх того еще критерий благополучия подданных». Сторонники этой концепции принадлежат к средней буржуазии и ратуют за либеральную демократию.

Наконец, представители третьей группы, наименее многочисленные из всех, видят в государстве уже «средство к завоеванию определенных политических позиций для народа, объединенного одним языком и являющегося главным носителем государственной идеи». Их ошибка в том, что они уповают на язык, через влияние которого «рассчитывают добиться расширения территории и увеличения политической власти своего государства». Это в корне неверно, потому что «народность или, лучше сказать, раса определяется не общностью языка, а общностью крови». Для этой третьей группы «государство тоже до известной степени является еще самоцелью; в сохранении данного государства группа эта тоже видит высшую задачу человеческого бытия».

«Самые крайние логические выводы из этих неверных взглядов на сущность и цель государства, – продолжает он, – сумел сделать еврей Карл Маркс. Буржуазный мир сам своими руками оторвал идею государства от идеи расы и только открыл этим ворота тому учению, которое отрицает уже само государство как таковое». И Гитлер делает вывод: «Вот почему первейшей обязанностью нашего движения, покоящегося на общенародническом миросозерцании, является забота о том, чтобы было создано наконец единство взглядов на цель и сущность государства. Правильный принципиальный взгляд на государство заключается в том, что государство является не целью, а средством к цели».

Позже, в 1930 году, во время суда над тремя офицерами рейхсвера, симпатизировавшими партии Гитлера, он заявил: «Когда мы получим на то конституционное право, мы придадим государству ту форму, какую сочтем необходимой».

Разумеется, под «необходимой формой» он имел в виду отнюдь не парламентский строй. По его мнению, у парламентаризма четыре главных недостатка: принцип большинства, политика ростовщичества, плюрализм и демократия как форма власти капитала и выражение упадка и слабости.