Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

— Я уйду.

— Куда?

— Прочь.

Странно всё это. Её не сползающая с лица улыбка вызывала подозрения. В грязной клетке сидел человек. Слабый и голодный. Обычный. Я с подозрением всматривался в её худое лицо и даже не мог представить опасность, которую она может представлять мне или моим людям.

Под надзором пары затянутых белёсой пеленой глаз я подошёл к двери клетки и одним ударом разбил подобие замка, сделанного из переплетения тугих верёвок. Вместе с замком в дребезги разлетелась и дверь, а вместе с ней и часть деревянных прутьев, сквозь которые на свободу никто и не подумал дернуться.

Я залез в клетку.

Слепая сидела на своём месте и словно следила за мной, пристально наблюдая за тем, как я вынимаю из клетки переломанную часть двери, а ногой наружу вытряхиваю разбросанные по полу осколки прутьев.

Расчистив путь, я подошёл к ней и протянул руку. Она ухватилась за мою ладонь, и я помог ей встать на ноги. Её шатало, в теле чувствовалась сильная слабость. От грязной одежды разило невыносимо, я удивился как вообще сидящие внутри люди могли дышать без противогаза. Рабы гадили под себя всю дорогу, и всю дорогу их не поили и не кормили, видимо для того, чтобы у них не было сил к сопротивлению.

Я помог женщине вылезти наружу, а когда вылез следом, она уже уходила в сторону джунглей, подставив лицо солнцу. Ансгар хотел броситься следом, но мне пришлось остановить парня, в этом не было никакой необходимости.

— Ты обещала показать на того, кто мне поможет! — бросил я ей в спину.

Она ничего мне не ответила. Но проходя мимо второй клетки вскинула руку и указала пальцем на раба, сидевшего в развалку в углу, припав спиной к прутьям. Он не подал вида, хоть и видел выставленный на него палец. Ему было плевать. В отличии от остальных, его взор был направлен в потолок клетки, будто там и нет никакого потолка, а есть голубое небо и солнце.

Мне не хотелось отпускать слепую женщину, сомнения на её счет продолжали терзать меня, и наверно, еще долго будут мучить, но мы заключили сделку.

Я подошёл ко второй клетке и встал напротив раба. Он не обращал на меня никакого внимания, прятал лицо в прохладной тени и громко сопел. Мне показалось, что он спит, но постукивающие по колену пальцы правой руки говорили об обратном. Причину сопения я узнал чуть позже, когда сумел привлечь его внимание.

— Мне подсказали, что ты знаешь дорогу до «строящегося города». Это правда?

Тлетворные одеяния мужчины влажно хлюпнули, когда он уселся поудобнее, дав спине отдохнуть от деревянных прутьев. Он ничего не ответил. В глубоком молчании, под взгляды сокамерников, продолжал сидеть, как ни в чем не бывало.

— У вас тут сборище инвалидов? — с иронией спросил я. — Одни слепые, другие глухие. От вас толку нет никакого! Зачем вас сюда везли, если вы даже не в состоянии подтереть за собой? Отвечай мне, раб! Иначе я зайду к тебе в клетку!

Прутья клетки заскрипели. Мужчина наклонился ко мне, подставляя своё лицо солнцу. Я сразу понял причину сопения и его гордого молчания. Его лицо напоминало фарш из шрамов, синяков и кровоточащих порезов. Левый глаз целиком заплыл, став похожим на перезрелую сливу, а правый быстро заморгал, стоило солнцу чуть к нему прикоснуться. Бунтарь, не иначе. Но даже в таком виде, с трудом похожем на человека, в его чертах можно было уловить монгольские корни. Ускоглазый, остроносый с широким лбом и красивыми длинными волосами цвета жидкого мазута, которые были собраны в хвост на затылке и обхвачены каким-то крепким травяным стеблем.

Разбитые губы чуть приоткрылись, сплюнув первые слова с кровью:

— Я не имею дел с кровокожами.

— Я нисколько не удивлён. Эти слова я слышал много раз, и ты знаешь, это никак не помешало мне добраться до сюда. Поначалу все люди противятся, сопротивляются, не соглашаются, ломаются, строят из себя каких-то героев, но итог всегда один…

— Не пугай меня смертью.

— Я предлагаю тебе жизнь. И месть.

Сопение участилось. Губы шевельнулись, но слова не прозвучали. Потрепанный мужчина снова заерзал на месте, усаживаясь поудобнее, но в этот раз он сменил подставку, навалившись на прутья правым плечом. Разбитое лицо потянулось к солнцу, пролезая между прутьев как растопленный пластилин. Хлынувшие струйки крови из глубоких порезов устремились ему в рот, стоило разбитым губам приоткрыться.

— Месть? — измождённо спросил он.

— А ты тут оказался по собственной инициативе?

— Кровокож, таким как ты я не помогаю, и тем более не служу.

— А таким как он?

Глаз монгола забегал между разбитых век в попытке разглядеть объект, на который я указывал пальцем. Разглядев в стоящей позади меня фигуре человека, мужчина издал звук, похожий на смешок.

— Твой раб?

— Я её друг, — парировал Ансгар, подходя ко мне. — И он не такой кровокож, к которым ты привык.

— Я ни к кому не привыкал. Я сам по себе. Я — хозяин своей судьбы, и еще не нашлось человека, способного своей волей сломить меня и опустить на колени.

Он смачно сплюнул кровью в наши ноги.

— Ничего из вышеперечисленного я не собираюсь с тобой делать, — сказал я. — Я вижу твою силу. Каждое произнесенное тобою слово сотрясается под тяжестью воли, а крепкий дух не сумели сломить ни мерзкой вонью, ни крепкими прутьями, сдерживающих тебя в клетке как дикого зверя. Я не хочу видеть тебя своим рабом, но поверь мне на слово, я могу сделать это одним прикосновением, и твоя воля навеки поселиться на кончиках моих пальцев.

Избитый монгол недовольно фыркнул, наблюдая за тем, как к нам подходит Осси.

— И она твоя подруга? — в его смехе слышалась пошлость.

— Я тоже её друг, — парировала Осси.

— Но в отличии от того юнца, ты обращена в кровокожа, — усмехнулся он.

— Я умирала, а она спасла меня.

Монгол откинулся от прутьев, прячась в прохладной тени. Разбитый нос продолжал сопеть, грязная штанина шаркнула по полу, впитав в себя остатки чужой мочи. Мне не ведома причина, по которой он был готов терпеть всю эту грязь, вонь и унижения, сидя в этой тюрьме с другими рабами. Но его принципиальность меня поражала. Сильный мужик, сомнений никаких.