Пара Ноя - Мария Свешникова

счетчик поставили, чтобы до понедельника я его нашла, а я не понимаю, где искать, – чуть лукавила Яна, чтобы не спугнуть удачу. Вдруг Керуак не просто так затесался в фамильную библиотеку.

– Так, я уже еду, скоро буду. Ты дождись и не впадай в истерику, окей? Уже выворачиваю с Чаплыгина в Большой Харитоньевский переулок. Щас не в тему, но, ты в курсе, что за тобой наружка? – вытряхнул Коля ее из сумрака. – Дежурит тут хрен у твоего дома. – Он решил не скрывать того факта, о котором еще пару дней назад ему доложили местные пэпсы. Сам он только что в этом убедился воочию.

– Скажи, что ты пошутил. – Яне хватило разговора с Никитой, она и так жила в Нарнии, куда попала через ноутбук, но от мысли, что за каждым ее шагом следили, внутри все оборвалось.

– Не могу, а хотел бы. Явно этот лоб не просто так слоняется. Ладно, скоро буду. Не кисни. Я сегодня выходной.

Если первую неделю Яна держалась на адреналине и серотонине от общения с Колей, то сейчас приходило осознание, что происходящее – не футуристический перформанс, не дешевый боевичок с заурядным сюжетом, а реальная жизнь, где она одна против всего мира. Беспомощность несколько раз жалила ее в школьные годы, когда за несоответствие материальным стандартам одноклассников она становилась изгоем. Они вместе ездили в лагерь в Грецию, а она в – Татищево. Те возвращались, связанные общими приключениями, и она исключалась из системы. Можно пятьсот раз убеждать себя фильмами про отщепенцев, что ты не изгой, а особенный. Но нет, тогда она себя чувствовала именно изгоем. Просить у мамы денег, которых нет? Умолять отца влезть в долги, чтобы прибиться к стае? А потом чувство вины, колкие взгляды Галины Ивановны. Яна иногда приносила свою беспомощность к бабушке, клала на стол рядом с сушками и чаем с вареньем, просила образумить мать, чтобы та перевела ее в обычное дворовое учебное заведение. Что дались ей эти английский с французским, если на них, кроме школьного кабинета, говорить негде. Бабушка гладила ее по голове, понимала, но переубедить в чем-то Галину Ивановну мог только покойный Станиславский. Или на худой конец Немирович-Данченко.

Пока Коля ехал домой, все представлял, с каким невообразимым удовольствием навалял бы Никитосу. Он давно перестал тешить себя иллюзиями решить конфликты и наказать злодеяния в правовом поле, особенно когда познал красноречивые и сусальные речи адвокатов, которые, подобно тараканам, пробирались в тонкие расщелины голов и кошельков судей. Все чаще приходил к тому, что бандитские 90-е, время понятий и малиновых пиджаков, было куда больше про мужчин и справедливость, и пусть пахло оно дешевым одеколоном, но в смеси с тестостероном и хоть каким-то налетом совести. А сейчас все решения суда с душком, ни после одного на душе у Коли не становилось легче, сколько бы он ни тянул за лямки, все равно взяточники отскакивали от наказания, им стригли сроки, как старой дедовской косой траву.

На него тяжело свалилось понимание, что он перестал ждать правосудия, он знал, что Фемида давно не посещает залы суда. Жаль, что нельзя вывезти охреневшего чудилу в лес и поговорить по понятиям. Точнее, как нельзя? Можно. И сесть за свою «понятийность». Сколько еще Никита будет втягивать свою жену в мутные схемы? Да, поехавший, но ведь яиц намахать на много миллионов хватило без помощи Яны. А теперь за юбку прячется, как ссыкло.

«Чего они так боятся из-за информации на этом ноутбуке? Изучить, что ли, копию жесткого диска?» Коля прикидывал, как найти на это время и специалистов, которые корректно оценят содержимое. Вряд ли там на рабочем столе лежат левые договоры или чистосердечное признание. Скорее всего, следы вывода крипты, возможно, какие-то пароли от личных кабинетов – хотя их легко сменить. Какой-то код, который якобы Яна должна знать. Паноптикум, одним словом.

Он припарковался у дома, сделал звонок знакомому – первому в Москве специалисту, который занимается киберпреступлениями, и договорился о встрече в понедельник. «Съезжу к нему с копией харда, пусть оценит степень тяжести. А пока надо избавиться от стресса».

– Давай одевайся и на выход! – протянул Коля Яне дорожную сумку из ее квартиры.

– С вещами на выход, да? Привез мне шмотки и сразу выгоняешь? – Яна побагровела от злости, подумав, что он снова решил ее слить. Она и так себя чувствовала чемоданом без ручки.

– Нет, поедем выпустить пар. Буду называть тебя чайником! – Коля присел на табурет и не стал разуваться.

– Напьемся вдребезги и будем с секатором гоняться за мужчинами, которые носят имя Никита? – Яна как-то собрала по крупицам иронию, которую растеряла за последние дни. Коля же все время шутил, даже в патовых ситуациях. Ей это нравилось и хотелось тоже как-то не упасть мордой в грязь.

– Почти, – улыбнулся он ее затее.

Глава 18

Яна собралась молниеносно, марафет наводить не стала. Просто расчесала спутанные в колтуны после мужского шампуня волосы и собрала их в аккуратный хвост, надела искусно рваные на коленках джинсы, майку и растянутую толстовку. Только посмотрев на себя в зеркало, она поняла: Коля никогда не видел ее при параде – то заплаканную и бледную, то потасканную грязным соитием, то домашнюю, но красивую – никогда. Хотя вообще красивой Яна чувствовала себя только однажды – под кокаином. Выживет, вынырнет, выпутается – начнет употреблять, чтобы хоть иногда ощущать себя совершенной, а не безликим мешком для внутренних органов.

Коля решил увезти ее за город, пообещав сюрприз. Сизая после мелкого дождя лента дороги стелилась сначала по улочкам стеклянно-бетонных джунглей, затем сбежала к едва зеленеющим полянкам вдоль улиц поселков, которые начинали оживать после долгой зимы, умывшись дождем, – дачники окучивали свои угодья в шесть соток, закапывали луковицы с тюльпанами и нарциссами, ожидая пышноцветий на майские праздники.

Яна рассчитывала на пикник на обочине или что-то в таком роде. Выжидала удачный момент, чтобы вырулить на неприятную беседу и перекатиться через ситуацию в «Хаятте», как солнце соскальзывает за горизонт. Как будто не жарило и не слепило вовсе.

– Коль, я хочу объясниться. По поводу вчерашнего. – Яна убавила громкость радио, по которому крутили рок из 90-х.

– Ну решили же, замяли. Или будем в говне копаться? – Он потянулся вернуть звук на былую громкость, но Яна перехватила его руку.

– Это говно, Коль, – моя жизнь. Мне приходится в нем копаться, выбора нет. – Немного обидно было, прям жгло выбранное им слово применительно не столько к ее жизни, сколько к ней самой.