Cталин после войны. 1945 -1953 годы - Мартиросян А.Б.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
нию "Кружилихи", сделал руками неопределенно на
смешливый жест, который, как мне показалось, озна
чал: "А мне, например, не так уж ясно, на чьей стороне
Горький в "Деле Артамоновых"".
Кто-то из присутствовавших стал критиковать "Кружилиху" за то, как выведен в ней предзавкома Уз-дечкин.
- Ну, что ж, - сказал Сталин, - Уздечкины у нас
еще есть.
Жданов подал реплику, что Уздечкин - один из тех, в ком особенно явен разлад между бытием и сознанием.
- Один из многих и многих, - сказал Сталин. -
Вот все критикуют Панову за то, что у людей в ее ро
мане нет единства между личным и общественным,
критикуют за этот конфликт. А разве это так просто в
жизни решается, так просто сочетается? Бывает, что и
не сочетается, - Сталин помолчал и ставя точку в спо
ре о "Кружилихе", сказал про Панову: - Люди у нее
показаны правдиво.
Потом перешли к обсуждению других произведений. Вдруг в ходе этого обсуждения Сталин спросил:
- А вот последние рассказы Полевого - как они,
по вашему мнению?
Ему ответили на это, что рассказы Полевого неплохи, но значительно слабее, чем его же "Повесть о настоящем человеке".
- Да, вот послушайте, - сказал Сталин, - что
это такое? Почему под этим рассказом стоит "лите
ратурная редактура Лукина"? Редакция должна ре
дактировать рукописи авторов… Это ее обязанность.
Зачем специально ставить "литературная редакция
Лукина"?
Панферов в ответ на это стал объяснять, что во всех изданиях книжного типа всегда ставится, кто редактор книги. А когда вещь печатается в журнале - кто именно ее редактировал, - обычно не ставится, а если при публикации указывается ее литературный редактор, то это имеет особый смысл, как форма благодарности за большую редакторскую работу.
Сталин не согласился.
- В каждом журнале есть редакция. Если у авто
ра большие недостатки и если он молод, редакция обя
зана помогать ему, обязана редактировать его произ
ведения. Это и так ее обязанность, - жестко подчер
кнул Сталин, - зачем же эти слова "литературная
редактура'? Вот, например, в третьем номере "Знаме
ни" напечатано: "Записки Покрышкина при участии
Денисова". Тоже литературная редакция Денисова и
благодарность за помощь Денисову?
Вишневский стал объяснять Сталину, как родилась эта книга, что Покрышкин хотел рассказать эпизоды из своей жизни, но что книгу от начала и до конца написал полковник Денисов, и они вместе избрали наиболее деликатную форму: Покрышкин благодарит Денисова за помощь.
- Если написал Денисов, - сказал Сталин, - так
пусть и будет написано: Денисов о Покрышкине.
После разговора, связанного с рассказами Полевого, зашла речь о книге Василия Смирнова "Сыновья". Фадеев характеризовал ее и объяснил, почему она была отведена на Комитете: в связи с ее не особенно актуальной сейчас тематикой, изображением деревни начала этого века. Сталин сказал задумчиво:
- Да, он хорошо пишет, способный человек, - по
том помолчал и добавил полуутвердительно: - Но
нужна ли эта книга нам сейчас?
Панферов заговорил о книгах Бабаевского и Се-мушкина, настаивая на том, что их можно было бы включить в список премированных произведений, сделать исключение, премировав только первые, вышедшие части романов и таким образом поощрив молодых авторов.
Сталин не согласился.
- Молодой автор, - сказал он. - Что значит молодой автор? Зачем такой аргумент? Вопрос в том, какая книга - хорошая ли книга? А что же - молодой автор?
Эти его слова не были отрицательной оценкой названных Панферовым книг. Наоборот, об этих книгах он отозвался, в общем, положительно. А его замечание - что значит молодой автор? - носило в данном случае принципиальный характер.
Сталин имел обыкновение - я видел это на нескольких заседаниях, не только на том, о котором сейчас пишу, - брать с собой на заседание небольшую пачку книг и журналов. Она лежала слева от него под рукой, что там было, оставалось неизвестным до поры до времени, но пачка эта не только внушала присутствующим интерес, но и вызывала известную тревогу - что там могло быть. А были там вышедшие книгами и напечатанные в журналах литературные произведения, не входившие ни в какие списки, представленные на премию Комитетом. То, о чем шла, точнее, могла пойти речь на заседании в связи с представлениями Комитета по Сталинским премиям, Сталин, как правило, читал. Не могу утверждать, что он всегда все читал. Могу допустить, что он какие-то произведения и не читал, хотя это на моей памяти ни разу прямо не обнаружилось. Все, что во время заседания попадало в поле зрения общего внимания, в том числе все, по поводу чего были расхождения в Союзе писателей, в Комитете, в комиссии ЦК, - давать, не давать премию, перенести с первой степени на вторую или наоборот, - все, что в какой-то мере было спорно и вызывало разногласия, он читал. И я всякий раз, присутствуя на этих заседаниях, убеждался в этом».
Таков был в реальности Сталин в вопросах взаимоотношений с творческой интеллигенцией. Точно так же чутко и внимательно он относился и к нуждам художников, артистов, композиторов. Точно так же он прекрасно разбирался и в вопросах искусства, кино, музыки. Позвольте в этой связи процитировать еще одного титана советской культуры - выдающего советского (русского) композитора, Героя Социалистического Труда, народного артиста СССР, лауреата Сталинских и Государственных, а также Ленинской премий Тихона Николаевича Хренникова1. В сентябре 2006 года он дал развернутое интервью корреспонденту газеты «Завтра» (№ 39), содержание которого представляет громадный интерес для более глубокого понимания отношения Сталина к интеллигенции и к культуре. Итак, вот что сказал Т.Н. Хренников (структура интервью сохранена):
«Завтра». Вы приехали в Москву как раз к началу политического взлета Иосифа Виссарионовича Сталина. И на ваших глазах проходила вся основная политическая карьера Сталина. Наверняка у вас сложилось какое-то мнение о годах его правле-нияу о масштабе его личности.
Т.Х. В период моего приезда, в 20-е годы, покровителем культуры был Луначарский (нарком культуры. - А. М.). А Сталин играл эту роль позже. Без сомнения, это величайший человек, который нашу Родину превратил в такое государство, которое стало величайшим в мире. Если взять культуру, не могу не вспомнить, как к нам приезжали из Америки наши кол-
1 К глубокому сожалению, в период, когда книга готовилась к печати, пришло печальное известие о кончине Т.Н. Хренникова. Пусть родная русская земля будет мягким пухом для Вас, дорогой Тихон Николаевич!
леги-композиторы, которые признавались, что в Америке нет ничего похожего на ту огромную государственную поддержку, которая есть в СССР.
«Завтра». Может быть, разница отношения к культуре и соответственно жизнь культуры (в том числе и материальная) сейчас и во времена, о которых вы вспоминали, коренится в разнице культурного уровня руководителей государства, Сталин посещал оперные спектакли, симфонические концерты не протокола ради. А вот Ельцин на моей памяти не посетил такого рода мероприятия ни разу…
Т.Х. Сталин, по-моему, музыку знал лучше, чем кто-либо из нас. [Обратите внимание на это заявление Тихона Николаевича. Сам являющийся выдающимся композитором и знатоком музыки, он все-таки счел правильным сказать именно так, как сказал. А ведь такое признание из уст всемирно признанного музыканта и композитора дорогого стоит! - А. М.]
Он постоянно ходил на спектакли Большого театра и часто водил туда Политбюро - воспитывал, так сказать, своих сотрудников. Он страстно любил слушать Максима Дормидонтовича Хайлова - замечательный был бас. Сталин был на моей опере «В бурю». Поставил ее Владимир Иванович Немирович-Данченко, премьера была в 1939 году. Итак, там присутствовали Сталин, Молотов, Ворошилов и им понравилось. Сталин пригласил к себе Немировича-Данченко и меня. Еще раньше предупреждали, чтобы был наготове - но я в тот вечер был в Киеве. Там была премьера той же оперы, дирижировал Рахлин, он никогда не изучал заранее партитуры, и я не мог не быть в Киеве, чтобы хоть верные темпы показать. Но Сталин не обиделся. Во всяком случае, на следующий день в «Правде» напечатали статью, где говори-
лось, что руководители страны были на премьере оперы «В бурю», и Сталин высказал свою похвалу в отношении спектакля.
Я со Сталиным встречался четыре раза. Позже, когда был уже известным композитором. Сталин знал мою музыку и хорошо к ней относился, об этом говорит и Шепилов в своих воспоминаниях. Именно Сталин назначил меня Генеральным секретарем Союза композиторов.
…В то же время Сталин назначил меня и руководителем музыкальной секции комитета по Сталинским премиям. Председателем всего комитета был Фадеев, я - его заместителем, потом Фадеева сменил Тихонов, и я стал уже его заместителем. Поэтому, естественно, мне приходилось беседовать с Иосифом Виссарионовичем. Но какого-либо специального разговора, когда бы меня учили, как нужно поступать, у меня со Сталиным не было.