Сириус экспериментирует - Дорис Лессинг

Неужели у окна стоял сам Верховный Жрец?

Под платьем на мне был надет пояс с сапфирами, тяжелый и прохладный, — это был третий предмет, который я получила от Канопуса для защиты. Четвертым талисманом был золотой обруч с плоской пряжкой на моем левом бедре.

Если они не собирались отбирать мои талисманы или допрашивать меня, тогда зачем я здесь? Я чувствовала, что меня привели сюда по приказу восьмого. Но с какой целью?

Я продолжала стоять. Все молчали, восьмой с деланым безразличием смотрел в окно, остальные сидели за узким длинным столом прямо передо мной, устремив на меня пустые глаза. Не помню, чтобы кто-либо производил на меня столь же неприятное впечатление, как эти люди. Будь они неразумными животными — видом, который только начал выходить из звероподобного состояния, — они были бы куда более симпатичными. Однако они давно перестали передвигаться на четырех ногах и рвать добычу клыками. Я видела, что их развитие закончено, — жестокие и холодные, они могли думать лишь о личных интересах. Их эволюция завершилась.

Мне пришло в голову, что, быть может, намерения восьмого отличаются от намерений семерых, но последние не знают этого.

Один из сидящих за столом встал, нажал на рычаг, и на окна опустились каменные панели, которые перекрыли доступ дневному свету. Теперь я стояла в ярком луче света, который падал сверху, а все вокруг погрузилось во тьму. Я поняла, что это репетиция какой-то церемонии, — им хотелось посмотреть, какой я предстану перед теми, кто придет в храм, — возможно, это будут рабы и их хозяева, — прежде чем жрецы вырежут мое сердце.

Минуту спустя оконные панели снова открылись, свет был выключен, а Родия накинула мне на плечи плащ и отвела по длинным коридорам назад в камеру.

Там она оставила меня, не сказав ни слова.

Я сидела одна в ужасной тишине и вспоминала о Назаре. Я перебирала в памяти наши беседы в Коши. Эти воспоминания были такими яркими, что, когда дверная плита отъехала в сторону и в камеру вновь вошла все та же надзирательница, я все еще думала о нем и не сразу поняла, что она здесь. Я вновь напомнила себе, что не стоит доверять тюремщикам, подумав про мужчин, перед которыми стояла недавно. Когда тот, что стоял у окна, показался мне лучше прочих, раздался голос, который прошептал: «Сирианка, будь осторожна!» Я посмотрела в глубокие темные глаза женщины, и она в ответ тоже внимательно посмотрела на меня.

Казалось, мой разум силится что-то понять, разорвать пелену, которая застилает мне глаза… Помолчав, Родия положила на каменную скамью пакет с постельными принадлежностями и сказала:

— Постарайся поспать.

Мне показалось, что она добавила: «Сирианка», но за ней уже закрылась дверь. Я легла на каменную скамью, завернулась в плотную ткань, но спать мне не хотелось.

Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что за меня боролись две силы. Одной из них был человек, который обликом сильно напоминал пиратов с Шаммат. Другой была Родия. Зло и добро. Минус и плюс. Два начала, которые присутствуют в любой ситуации, нужно лишь уметь различать их! Теперь все стало ясно.

Тогда я лежала и думала то про Назара, то про Клорати, почти не вспоминая загадочного восьмого мужчину.

Когда наступило утро нового дня, снова пришла рабыня и принесла мне поесть.

Закутавшись в одеяло, я сидела, обхватив ладонями миску с горячим мясным отваром, чтобы согреться. Мои мысли все время возвращались к Назару — я уже начала думать, что схожу с ума. Когда в камеру быстрым шагом вошла Родия и встала передо мной, я пробормотала: «Назар», — прежде чем поняла, что я делаю, и уставилась на нее, словно ожидая, что она объяснит мне, в чем дело. Она внимательно посмотрела мне в глаза, как уже делала раньше, и сказала:

— Ты должна отдать мне свои талисманы, сирианка!

Я не шелохнулась, а она добавила:

— Если тебя спросят, где они, ты скажешь, что уничтожила их, чтобы они не попали в недобрые руки.

— Я не умею лгать, — возразила я. Все это время Родия смотрела мне прямо в глаза, и мне казалось, что мой разум пытается выйти на свободу, но не может сделать это.

— Зато это умеют они.

— А эти бандиты знают о талисманах?

— Знают.

Пока я разворачивала тяжелое одеяло, во мне крепло чувство дружеской близости к этой женщине. Теперь я не сомневалась — ей можно доверять. Я позволила Родии снять с меня тяжелые браслеты. Я также сняла обруч с бедра и пояс с камнями и отдала их ей. Я наклонила голову, чтобы Родия могла расстегнуть ожерелье. Все это исчезло в складках ее просторной одежды.

— Теперь на какое-то время ты станешь очень уязвимой. Ты безоружна перед Роандой. Ты должна быть очень осторожной. Это продлится недолго.

Не отдавая себе отчета, я произнесла:

— Как странно встретить тебя здесь.

И она ответила:

— Ты сделала ужасную глупость, сирианка.

Я снова прошептала: «Назар», — и, уже у двери, она быстро обернулась, сказала «Да» и вышла.

Оставшись без талисманов, я сразу почувствовала слабость, мои мысли путались. Я сидела не шевелясь, надеясь, что он сдержит свое обещание и это действительно продлится недолго.

Вскоре дверь открылась, и на пороге показались два человека в черном.

— Отдай нам свои сокровища! — потребовали они. Оба склонились ко мне, сверля меня злыми черными глазами, и от их запаха у меня закружилась голова. Я ответила им так, как велел Назар:

— У меня их нет, я уничтожила талисманы, чтобы они не попали в недобрые руки.

Их лица исказились от ярости. Они сорвали с меня одеяло, обыскали меня и принялись переворачивать все вокруг. Разумеется, они ничего не нашли. Тяжело дыша, оба гневно переглянулись — они были похожи как две капли воды, точно роботы, у которых нет индивидуальности, — и, не глядя на меня, вышли из камеры, затворив за собой тяжелую дверь.

Я чувствовала, что мой разум слабеет, и старалась не сдаваться.

Спустя некоторое время снова пришла Родия, или Назар. Она принесла чашку с каким-то питьем, пояснив, что оно поможет мне восстановить силы.

Потом она села рядом со мной на скамью и, растирая мне руки, сказала:

— Ты должна делать все, как я скажу. Когда ты взойдешь на жертвенник и загорится зеленый свет, произнеси как заклинание: «Смерть Мертвому…» и падай назад. Тебя подхватят.

С этими словами Родия встала и направилась к выходу.

— Канопианец, зачем ты это делаешь? — прошептала я.

Родия тихо и быстро сказала:

— Ты спасла меня. Хотя ты и не знаешь от чего. Теперь мой черед помочь тебе.

И дверь закрылась.

Безотрадность этого темного, убогого места всей тяжестью навалилась на плечи, и я задумалась: что чувствуют те, кто не может защититься от этого мира с помощью талисманов, имевшихся у меня? Мой разум продолжал слабеть — казалось, что у меня в голове сгущается туман, — но я вновь и вновь повторяла, что я должна делать.

Все произошло очень быстро. Дверь распахнулась, и в камеру ввалилась целая толпа жрецов в черном. Подталкивая в спину, они потащили меня по темным коридорам, а потом верх по лестнице, пока мы не оказались в одном из храмов. Он был битком набит рабами — они стояли группами, и за каждой группой наблюдал надсмотрщик. Я заметила обитателей Колонии 9 — скованные одной цепью, эти бедолаги растерянно поглядывали на меня, поднимая кверху свои мохнатые лица. Мужчины и женщины, одетые в черное, стояли рядами по обе стороны от огромного каменного истукана. На месте живота у него зияла дыра, откуда пахло запекшейся кровью. О, этот запах! Его было вполне достаточно, чтобы лишиться остатков разума. Позади чудовищной статуи — а вид ее был в самом деле ужасен: злобное лицо и огромные, толстые руки и ноги — находилось возвышение. Меня заставили подняться на него. Я была на грани обморока. Передо мной зияла темная бездна храма, наполненного каменными идолами. Внизу стояли толпы рабов и жрецы, которые благоденствовали за их счет. Все вокруг было залито жутким красноватым светом. Черные фигуры начали издавать протяжные, скорбные вопли. Это был гимн. Я старалась не лишиться чувств… Я представляла, что они видят: привидение в белом платье, фантом, со светлыми, как овечья шерсть, волосами, на которых играют красные отблески… Внезапно свет, падавший на мои руки, из кроваво-красного стал зеленым. Я знала, что это сигнал. Я начала лихорадочно вспоминать слова, которые должна была выкрикнуть, и когда жрец уже занес нож, целясь мне в сердце, громко закричала: «Смерть Мертвому! Смерть Мертвому!» Я знала, что должна сделать что-то еще, но не могла вспомнить. Надо мной по-прежнему был занесен нож, его лезвие поблескивало в зеленом свете, и я спрыгнула вниз, спиной вперед, и упала на что-то мягкое. Сверху послышался удар камня о камень. Кто-то подхватил меня и понес. С чувством выполненного долга, я уснула или впала в забытье.