Психология. Психотехника. Психагогика - Андрей Пузырей

2. В силу основного принципа генетического подхода, принятого в КИТ, изучение того или иного психологического образования возможно только через прослеживание его генезиса и развития, возможно только, пока процесс его становления не закончен. Исследователь, стало быть, может (и должен) иметь дело в данном случае с изучением не столько даже самих по себе «высших психических функций» (ВПФ), сколько, собственно, с процессом их генезиса; и уж тем более запрещенным при этом оказывается прямой вопрос о том, «из чего» образуются ВПФ (то есть вопрос о так называемых «натуральных» психических функциях). И в том и в другом случае ответ может быть получен только в «реконструкции», на втором шаге исследования, отправной точкой которого может быть только самый процесс генезиса.

3. По смыслу основных положений КИТ образование и развитие ВПФ суть не естественные процессы, но всегда с необходимостью включают искусственный, специально выстраиваемый акт организации (или реорганизации) психического аппарата человека или изменения режима его работы, что достигается с помощью выделывания и употребления в инструментальной функции специальных знаковых «объектов-средств».

4. Из сказанного следует, что не сама по себе «сырая» (К. Леви-Стросс) психика человека или какие-то «естественные» процессы ее трансформации, но именно эти искусственные акты организации психики – «сигнификативные акты», как называл их сам Выготский, или, можно было бы сказать, особые системы «психотехнических актов», то есть действий над психикой с целью ее преобразования и овладения ею с помощью особых «техник», специальных знаковых приемов и средств, и должны рассматриваться в рамках КИТ в качестве действительной единицы анализа в психологии человека.

5. В силу этого в КИТ возникает принципиально иное – по сравнению с естествознанием – отношение между изучаемым объектом и знанием о нем, между фактом и актом получения знания (внутри «такта организации психики») и жизнью изучаемого объекта. В отличие от классического естественнонаучного исследования, где изучаемый объект не только не предполагает никакого знания о себе или познания себя в качестве необходимых условий своего существования, но, напротив, принципиально исключает их (в соответствии с основной максимой естественнонаучного метода акт и факт получения знания об изучаемом объекте не должны – ибо если он действительно объективен, то и не могут! – изменять законов жизни этого объекта); в случае КИТ ситуация исследования такова, что акт (и факт) получения знания об изучаемом объекте не только не может не изменять законов его жизни (всякий случай преобразования натуральной психической функции в «высшую», «культурную» есть тем самым радикальное изменение ее законов!), но с самого начала предполагает и «нацелен» на такое изменение. Иначе говоря, в КИТ и знания об изучаемом объекте, и познание его с необходимостью оказываются включенными в изучаемый объект в качестве внутренних условий самого его существования.

6. С точки зрения традиционной методологии естествознания в подобной «аномальной» ситуации утрачивается всякая возможность объективного исследования и рационального мышления. Анализ КИТ же позволяет эксплицировать содержащуюся в ней методологическую программу радикальной перестройки психологии, которая обеспечивала бы восстановление возможности рационального мышления и объективности исследования в той «неклассической» ситуации, которая имеет место не только в КИТ, но также и в целом ряде важнейших областей современной психологии (и, прежде всего, конкретной практической психологии личности и сознания).

7. Основная идея «объективно-аналитического» метода в КИТ, который, отталкиваясь от мысли Выготского, можно было бы назвать также «методом артефактов», или «методом продуктивной амплификации», или же «методом продуктивной ловушки», состоит в том, чтобы – вопреки основной установке естествознания – стараться не исключить (или хотя бы, по возможности, максимально редуцировать) момент артификации в исследовании, но, напротив, попытаться предельно его усилить, в идеале – полностью заместить неустранимую (и для исследователя – нежелательную) спонтанную («естественную») – в исследовании не создаваемую и не контролируемую практическую форму психотехнического действия – чисто искусственной и исследовательской формой, максимально открытой для исследователя и им контролируемой.

8. «Ловушка для психики» (сознания, личности), в отличие от используемых в естествознании «ловушек для природы» (см.: Выготский . Собр. соч. Т. 1. М., 1982. С. 406), является «продуктивной» в том смысле, что всегда «ловит» на себе и обнаруживает для анализа то, что до и независимо от срабатывания – а как правило, и выделывания – этой «ловушки» не существовало и не могло существовать, что лишь благодаря срабатыванию ловушки впервые в своем существовании (но – существовании «автономном», не по законам психотехнического действия!) устанавливается.

9. «Метод продуктивной ловушки» в КИТ является только реализацией общей идеи «экстериоризации», позволяющей исследователю «вернуться» (в действительности, «возвращение» тут – только метафора: продуктивность ловушки!) к генетически исходным и сущностно основным формам изучаемой ВПФ (которые, по Выготскому, суть всегда «интерсубъектные» формы – откуда идея «драматизации» как частного случая экстериоризации).

10. В качестве радикальных следствий сказанного можно было бы указать на новый тип описания изучаемого объекта, который следовало бы назвать «психотехническим описанием», то есть описанием с точки зрения фиксации условий возможности достижения необходимого преобразования психики, а также – новый тип отношения между исследованием и практикой (в данном случае – «психотехнической практикой» в широком смысле слова).

Приложение первое Л.С. Выготский Конкретная психология человека [63]

Конец 20-х годов для Льва Семеновича Выготского – время интенсивной теоретической и экспериментальной разработки основных положений его культурно-исторической теории психики человека. Позади лежало относительно спокойное и, несмотря ни на что, счастливое первое пятилетие его московской жизни после переезда в 1924 году из Гомеля – время становления его как психолога, невероятно стремительного восхождения его звезды, когда за считанные годы этот совсем еще молодой человек из никому не известного провинциального учителя превратился в одну из ведущих и наиболее ярких фигур в молодой советской психологии, исследователя с непогрешимым научным авторитетом, окруженного группой молодых и тоже талантливых, восторженно преданных ему учеников, исполненного высокого сознания своей миссии в развитии науки, полного идей, замыслов и планов, большей части которых, однако, из-за преждевременной смерти ученого не суждено было осуществиться.

Словно бы предчувствуя это, Выготский работал все эти годы много и быстро. Из-под его пера одна за другой выходили большие работы, составляющие ныне корпус культурно-исторической концепции и уже давно вошедшие в золотой фонд отечественной и мировой психологической литературы. Почти каждая из них исподволь подготовлялась предварительными набросками и заметками, которые Выготский делал по большей части «для себя», не предназначая их для печати. Но и эта своеобразная «внутренняя речь» Выготского, в силу общей его поразительной способности жить и делать все в своей жизни сразу «набело», без «черновиков», представляет собой, как правило, самостоятельные, связные и вполне законченные тексты.

Такова и публикуемая ниже рукопись Выготского 1929 года из его семейного архива, любезно предоставленная дочерью ученого – Г.Л. Выгодской.

Эта работа не только позволяет заглянуть в «творческую лабораторию» замечательного мыслителя, почти со зримой ясностью увидеть процесс кристаллизации ключевых положений культурно-исторической теории, хорошо известных по классическим работам Л.С. Выготского начала 30-х годов, но содержит также и целый ряд оригинальных идей и ходов мысли, которые не получили разработки в последующих работах.

В этом отношении публикуемые заметки Л.С. Выготского проливают новый свет на некоторые фундаментальные положения его концепции, представляя их подчас в таком ракурсе, который делает их предельно актуальными и для современной психологии.

Близость отдельных тем, формулировок и примеров, а до известной степени – также и общей логики построения публикуемого текста к работе «История развития высших психических функций» (особенно второй ее главы) позволяют рассматривать данную рукопись в качестве предварительного наброска, эскиза главного труда Выготского, правда, скорее всего, не той канонической версии его, которая общеизвестна по первой публикации 1960 года и недавней перепечатке в третьем томе собрания сочинений, но более раннего и краткого, до сих пор еще не опубликованного варианта работы, который хранится в семейном архиве ученого.