Кровь и честь - Андрей Ерпылев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Еще один покойник. — Озноб наконец отпустил Сашу, и ему сделалось хорошо-хорошо, захотелось закрыть глаза и больше не открывать: что с того, что под боком не мягкая постель, а острые камни. — Что ж — неплохое соседство. Хотя дедушка был приятнее… Ничего, скоро появится еще кто-нибудь из покойных друзей. Иннокентий Порфирьевич или Герман…»
— Э-э-э, поручик… Да вы совсем больны!
* * *Если рай и существует, то он обязательно должен выглядеть именно так…
Дворец, окруженный роскошным парком, притаился на дне укромной долины. Именно поэтому, наверное, здесь было необычно тепло для коварной горной весны. Воздух в котловине, надежно защищенной от ветров со всех сторон почти отвесными горами, хорошо прогревался лучами южного солнца, и если там — за заснеженными вершинами — весне еще только предстояло вступить в свои права, то здесь зеленела яркая листва, благоухали цветы, пели, прячась в кронах деревьев, птицы и журчали фонтаны.
Саша никак не мог опомниться уже третий день кряду. Бродил по тенистым аллеям меж стен аккуратно постриженной зелени, когда уставал — отдыхал в ажурных беседках, когда хотел пить или есть — наслаждался тонкими яствами и напитками, подаваемыми по первому его жесту бесшумными и безмолвными слугами, закутанными до самых глаз… Любое его желание, даже не выраженное словами, исполнялось мгновенно.
Он совершенно не помнил, как очутился здесь, как вышел из той укромной хижины, как миновал какие-нибудь ворота, отделяющие его от этого земного рая. Просто открыл глаза и вместо тлеющего очага увидел белоснежные стены из резного мрамора, роскошные ковры и льющийся сквозь ажурную оконную решетку дневной свет.
«Наверное, я все-таки умер, — думал поручик, сидя у бортика небольшого бассейна с кристально-чистой водой и следя, как в глубине медленно перемещаются золотистые пучеглазые рыбы, лениво шевелящие пурпурными плавниками-мантиями. — Не бывает такого покоя в нашем суетном мире…»
Смущало лишь то, что он, православный, угодил в рай, явно предназначавшийся для магометан: мавританский стиль чувствовался во всем — от причудливой арабской вязи, украшавшей стены и складывавшейся в прихотливые узоры, до ассортимента блюд. Да и с одеждой неведомые благодетели не стали оригинальничать — парчовому халату, шитым золотом шелковой рубахе и шароварам, а также мягким туфлям с загнутыми носами позавидовал бы Аладдин из восточных сказок. Лишь белоснежный тюрбан с павлиньим пером, скрепленным устрашающих размеров рубином, Бежецкий надеть не рискнул, и теперь солнце чувствительно припекало его стриженную ежиком голову.
Из прежнего скарба пропало без следа все, кроме «змеиного» перстня. К нему даже не прикоснулись, оставив в том же засаленном кожаном мешочке, что «лжедервиш» носил на теле. Видимо, не зря говорил Федор Михайлович о том, что далеко не каждый может дотронуться до непростой реликвии.
Александр выудил украшение из кармана, надел на средний палец правой руки — перстень странным образом всегда оказывался впору, надень его на мизинец или на большой палец, хотя никаких видимых изменений не претерпевал — и полюбовался игрой света в глубине камня, сейчас, на ярком свету не казавшегося ни коварным, ни отталкивающим.
«Будто глаз сытой змеи, — неожиданно родилось у него в мозгу сравнение: чем отличается взгляд сытой змеи от взгляда голодной, он не знал. — Доволен он, что ли?..»
Чем дольше поручик смотрел на свой талисман, тем больше чувствовал, что перстень — вовсе не мертв. В нем билась какая-то чуждая пониманию жизнь, невозможная по определению, но существующая. Камень то изменял свой цвет, становясь почти черным, будто кусок угля, лишь откуда-то из глубины исходил мрачный красный отсвет, то становился прозрачным, как стекло, и даже не преломлял свет, как было положено бриллианту. Оправа то леденила тело даже сквозь кожу футляра и одежду, то начинала вибрировать в странном, завораживающем ритме. Порой Александр просто боялся: никому не ведомо, какой фортель выкинет древняя безделушка в следующий раз.
«А что, если я сейчас кину его в этот колодец?..»
Вода в бассейне была прозрачна, но даже намека на дно через нее нельзя было различить — оно терялось в голубоватой опалесцирующей дымке. И лишь приглядевшись можно было понять, что все рыбы в этом «аквариуме» одинаковы по размеру, но те, что кажутся крошечными мальками — просто плавают очень и очень глубоко…
Словно во сне, молодой человек потянул кольцо, неожиданно ставшее неимоверно тугим и очень-очень горячим, с пальца и вздрогнул от раздавшегося сзади голоса:
— Не стоит этого делать — поверьте мне…
Саша, так и не сняв перстня, кажущегося теперь раскаленным докрасна, резко обернулся и увидел стоящую в двух шагах от него женщину в белоснежных восточных одеждах, но без ставшей привычной паранджи, закрывающей лицо. Очень знакомое и очень красивое лицо…
— Варвара?..
23
Александр, или, как его называли в здешних местах, Искандер Двурогий, угрюмо стоял над пропастью, в глубине которой курились облака, похожие отсюда, сверху, на колдовское зелье, закипающее в котле ведуньи. Там, далеко внизу, была дорога туда, куда он так стремился всю свою жизнь. И надо же было такому случиться, что на пути у него, великого завоевателя, сметающего все, смеющее встать на пути, так же легко, как ураган уносит палые листья, встало это досадное препятствие. Куча мусора, громко именующая себя крепостью.
В ухо тепло фыркнуло, и о плечо, тщательно выбрав место, не прикрытое металлом и тканью, потерлось что-то влажное и мягкое. Любимый конь почувствовал, что его хозяин недоволен, и, как мог, попытался поддержать человека в трудную минуту.
«Благородное животное, — растроганно подумал воитель, доставая из мешочка на поясе кусок сухой лепешки: здесь, в горной стране, было тяжело с фуражом, и сохранить удалось считанных лошадей. — Если бы и люди были такими же, я свернул бы горы…»
Конь благодарно хрумкал сухарем, а Александр все не мог оторвать взгляд от пропасти и от нависающего над ней неприступного утеса, на котором окопалась горстка туземцев, не пропускающая вперед его могучую армию. И плевать хотевшая на то, что числом в сотни раз уступает завоевателям.
Можно было, конечно, вернуться назад и попытаться обойти этот перевал стороной. Но кто скажет, сколько при этом будет потеряно людей, сорвавшихся в пропасть, груза, а главное — оружия? Оружия, которое привезли издалека и которое просто негде было взять здесь, в краю дикого камня и не менее диких людей. И вообще — отступать перед каким-то ласточкиным гнездом было не в его, Александра, правилах. Прорваться вперед, не считаясь с потерями? Тоже вариант — солдат, этот расходный материал войны — вместо погибших под стрелами и камнями, сыплющимися со стен, можно набрать в любом попутном селении. Горцы — народ крепкий, а за пару месяцев пути и постоянных стычек покрытые шрамами ветераны, которые следуют за ним с самой благословенной родины, сделают из них бойцов не хуже других. Но как оставить в тылу эту занозу? Дикари ведь не пропустят ни караван, ни гонца… Нет, проблему нужно решать сейчас, не откладывая на потом.
— О божественный… — услышал Александр знакомый голос и обернулся, недовольный тем, что его отрывают от размышлений.
— Чего тебе? — бросил он старшине телохранителей, от намотанных на себя плащей походившего на луковицу — теплолюбивая армия здесь, в горах, страдала от холода гораздо больше, чем от скудного рациона и вылазок горцев.
— Мои люди изловили дикаря, о божественный, — пал ниц охранник, почуявший в голосе повелителя раздражение.
— Так укоротите его на голову. Или сбросьте в пропасть. Мне что — учить вас, как поступать с врагом? — полководец рассердился по-настоящему.
— Ну… — замялся телохранитель. — Мы его не совсем поймали… Он сам пришел и требует провести его к тебе, о божественный.
— Требует? — Александр покачал головой. — Даже так? Ну что же — веди его сюда. Надеюсь, тебе хватит бойцов, чтобы усмирить этого требователя? Если нет — возьми солдат.
— Слушаюсь, о божественный…
Минуту спустя Александр уже разглядывал старика с выдубленной холодом и горным солнцем кожей, едва прикрытой ветхими лохмотьями. Порывы ветра трепали редкие седые волосы и бороденку.
«Наверняка здешний старейшина, — думал полководец, отмечая гордую осанку старца. — Пришел клянчить для своей деревни пощады и милости. Ну-ну, послушаем, что он скажет…»
Но старик молчал, глядя на воителя голубыми, удивительно молодыми глазами. И Александр не выдержал первым:
— Что тебе нужно от меня, старик?
— Ничего, — помолчав, ответил старец. — Это тебе что-то нужно от нас.
— Мне? От вас? Да я сотру вашу кучу камней с лица Земли! Ты знаешь, сколько царств и крепостей покорил я на своем пути, сколько народов склонилось передо мной?
