Выйти замуж за миллионера, или Не хочу жить в Перепердищево - Маша Царева

– Именно так.

– Я так сразу и подумал. Такая красивая женщина может быть только манекенщицей…

– Простите, но мне пора, – Мануэлла скупо улыбнулась, – через две минуты начинается показ.

– Да, конечно. Может быть, как-нибудь встретимся?

– Ну я не знаю…

– Как насчет сегодняшнего вечера?

– Вообще-то у меня сегодня пять приглашений на вечеринки…

Я задохнулась от возмущения – эта мымра украла мой текст! Я так обычно говорю мужчинам, чтобы продемонстрировать свою социальную востребованность. И вот теперь какая-то рыжая дура вздумала играть по моим правилам.

– Я мог бы сопроводить вас на одну из них.

– Ладно, – снисходительно согласилась дистрофичная красотка, – так и быть, запишите номер моего мобильного.

Бизнесмен радостно достал электронную записную книжку.

Это было так унизительно, так унизительно.

Я сидела между ними с застывшей улыбкой на лице. Они переговаривались через меня! Он умолял «Мануэллу» (уверена, что это не настоящее ее имя) о свидании! Он совершенно не стеснялся моего присутствия. А ведь пять минут назад отказался со мной разговаривать, сетуя на усталость.

Кошмар.

Кошмар!

Сейчас я открою вам страшный секрет. Обычно люди (особенно девушки) не рассказывают о себе такого. Но я решила быть честной – так что не судите меня слишком строго.

Итак, я завидую чужой красоте. Скажу больше – чужая красота кажется мне оскорбительной. Но вот какой парадокс. Если мужчина говорит, что у меня шикарные ноги (ноги у меня и правда ничего) или красивые глаза (это тоже правда), то я ничего не имею против. Я говорю себе – да, я ему понравилась, но дело-то тут, конечно, не в глубине взора и длине конечностей, а в моем отточенном, как карандаш архитектора, интеллекте и метком, язвительном юморе.

А вот если подобный комплимент достается другой женщине, то я, иронично прищурившись, начинаю рассуждать о шовинизме и о том, что красота несправедлива.

Вот почему я ненавижу манекенщиц.

Мир против манекенщиц!

– Почему мужчины предпочитают манекенщиц? И какой любитель черного юмора навязал миллионам вполне здравомыслящих людей столь странные представления о женской красоте?! А, Лидка? Хоть убейте меня, но я решительно не понимаю, почему признанная красавица должна весить не больше карликового пуделя… Посмотри-посмотри, вон у стены стоит шпала, курит! – зашипела я. – И это красавица? Щуплая шея, спина, как стиральная доска, сорок первый размер ноги, незалеченный гастрит и сожженные кокаином ноздри – вот вам собирательный образ классической московской манекенщицы! Ты со мной не согласна? Разве не согласна, Лидка?!

Я говорила и говорила, параллельно накачиваясь бесплатным фуршетным шампанским. После третьего бокала мой язык немного заплетался. Пузырящийся хмельной напиток еще больше способствовал моему красноречию.

– Лидка, что ты молчишь? Неужели ты со мной не согласна? Я вообще предлагаю организовать политический митинг – мир против манекенщиц! Это было бы здорово, уверена, народ нас поддержит. Мы ведь журналистки, в наших руках огромная сила. Я намерена написать об этом в ближайший номер.

– Саш, может, тебе пора на свежий воздух? – осторожно спросила Лида. – Идем, я тебя провожу.

– Думаешь, я пьяна? – обиделась я. – Но я не пьяна, я просто разочарована. Но почему так получается, почему? Я ведь лучше ее, – я кивнула в сторону рыжей дылды, томно поглощающей канапе с красной икрой, – она слишком высокая для женщины. Она слишком худая. У нее слишком маленькая грудь. В ней вообще много всего слишком. Например, она слишком много о себе воображает. Но она манекенщица, и поэтому ей, видите ли, все можно.

– Сань, идем, на нас уже люди смотрят, – Лида подхватила меня под локоть, – давай посидим где-нибудь, поболтаем.

– И самое обидное то, что я не чувствую в тебе поддержки. Даже в тебе, – я позволила ей провести меня к выходу. И это просто ужасно.

Возле вешалки с пальто одиноко стоял автор коллекции волосяных сумочек Гepa Ангел. Я обратилась к нему с сакраментальным вопросом, несмотря на молчаливый протест Лиды (она яростно жестикулировала, призывая меня не делать этого):

– Александра Кашеварова, газета «Новости Москвы».

– Очень рад, – оживился дизайнер. Гера Ангел явно косил под Жан-Поля Готье. Те же короткие выбеленные волосы, тот же вызывающий стиль.

– Позвольте задать вам вопрос. За что мы любим манекенщиц?

– Что? – растерялся Гера.

– Вот за что мы любим манекенщиц, скажите мне, как дизайнер.

– Саша, прекрати, – шипела Лидка.

– За что мы любим манекенщиц? – повторил он, мучительно придумывая остроумный ответ.

– Ну, я, положим, их терпеть не могу. Да и вы, возможно, предпочитаете манекенщиков. Но все равно, в чем же их секрет? Почему мир помешался на манекенщицах?

Гера повертел головой, точно высматривающий добычу альбатрос, в поисках своего пресс-секретаря. Он выглядел беззащитным, как несправедливо обиженный ребенок, и я его пожалела. В конце концов, чем виноват был передо мной этот щуплый, бесталанный, к тому же насквозь голубой создатель уродливых волосяных сумок?

– Гера, вопрос снят, – примирительно улыбнулась я. – Ваша коллекция произвела на меня неизгладимое впечатление. Я обязательно напишу о ней в ближайшем номере.

– Правда? – расцвел Гepa. – С этого и надо было начинать. Ах, я так рад, так рад… Александра, пользуясь случаем, скажу, что весь вечер я смотрю только на вас.

За моей спиной послышалось возбужденное хрюканье – это Лидка подавилась коньяком, который она потихонечку пила из стильной серебристой фляжки. Да и было от чего перевозбудиться! Картина Репина «Приплыли» – ко мне неравнодушен один из самых заметных гомосексуалистов Москвы. Что со мной не так? Нормальный мужчина брезгливо отверг мое предложение поболтать, зато Гера Ангел, который бреет грудь и носит серебряные штаны, смотрит на меня как кот на сметану.

Я даже не нашлась, что ему ответить.

– Александра, у вас такие шикарные волосы. Я не могу спокойно на них смотреть.

Ах вот оно что! Мне стало смешно. Создатель волосяных сумочек заинтересовался моим париком, а не мной самой.

– Да уж, из моих волос не только сумочка, но и целый портплед получится, – подмигнула я, – только они не продаются.

– Жаль, – его лицо вытянулось. – Но если вы когда-нибудь надумаете… Или будете нуждаться в деньгах. Учтите, я очень хорошо плачу за волосы, лучше всех в Москве.

– Я не продаюсь! – гордо воскликнула я. – Я не продаюсь, в отличие от манекенщиц, которых предпочитает мир!

А уже оказавшись на улице, под моросящим дождиком, я грустно добавила:

– Я не продаюсь. Потому что никто, никто, никто не хочет меня купить.