Ларец соблазнов Хамиды - Шахразада

– О Аллах всесильный, прошу тебя, пощади! Или дай мне умереть сейчас, не увидев позора, не ощутив боли…

И в этот миг она лишилась сознания.

Свиток двадцать второй

Хамиде снился один из тех самых снов. Из тех, о которых никто не говорит, в которых никто не признается. При воспоминании о которых на следующий день горит лицо. И все же этот сон отличался от всех остальных. Он казался более отчетливым.

Рука у нее на колене была теплой. На бедре она ощущалась как огонь. Жар заструился по ней, достигая таких глубин, где самые тайные, самые откровенные фантазии начали ею овладевать. Прикосновения дразнили, обжигали, словно огонь.

Теплые опытные пальцы сжали подол и подняли ночную рубашку до бедер, легкое царапанье ногтей оставило покалывающий след на коже. Приятная дрожь, трепет ожидания, дразнящее поглаживание.

Прикосновения стали еще настойчивее, еще неторопливее.

Объятая неясным томлением, Хамида потянулась. Ладонь погладила внешний контур ее бедра, скользнула на внутреннюю сторону. Ее тело выгнулось навстречу ласке, подчиняясь, уступая ей. Когда прикосновение почти отступило, она последовала за ним, запрокинув голову. Еще…

Она вздохнула, когда вторая ладонь присоединилась к первой и начала гладить ее тело, пробираясь под рубашку все выше. Ласкающие пальцы скользнули вверх, в волосы, когда она безвольно откинулась на подушку. Твердые горячие руки обхватили ее за талию и потянули ниже. Она заскользила с горы подушек вниз, в мерцающие глубины, вниз, в жаждущие и желанные объятия.

О, как сладко! Хамида едва не замурлыкала.

Горячие кончики пальцев очертили кругом ее пупок. Мышцы живота сжались в ответ, затем расслабились, когда прикосновение смягчилось, устремившись ниже. Она раздвинула бедра, застонав. Но это был не отказ, все, что угодно, но не отказ. Круг расширился, Хамида беспокойно заерзала. Раздвинутые колени задрожали, дыхание остановилось. Ближе.

Она хочет… Она не знала, чего именно хочет. Она сама и есть желание. По телу пробегали судороги. Хамида застонала от наслаждения. И тут услышала голос… Тот самый голос… Тот, который она и должна слышать подле себя… Голос знакомый, желанный.

Ощутив дыхание у своего уха, Хамида вздрогнула и наконец проснулась. Так это не сон!

Хамида метнулась в сторону, пытаясь вырваться из этих рук, но обнаружила, что крепко прижата к кровати чьим-то телом. Она набрала воздуха, чтобы закричать, но почувствовала, как губы прильнули к ее губам. Руки крепко удерживали ее руки, прижимая их к обширному ложу. Ее тело еще глубже погрузилось в перину, пока она извивалась под этой тяжестью.

Колючая щетина царапала лицо, когда незваный гость касался губами ее губ. Девушка попробовала двинуться, но поняла, что это бесполезно. Она не могла пошевелиться, не могла закричать, когда язык мужчины проскользнул между губами, а колено раздвинуло обнаженные бедра.

Его рот был горячим, со вкусом лакрицы и лимона. Этот чужой привкус побудил ее к действию. Изогнувшись под его тяжестью, она попыталась сбросить его с себя. Но он лишь усмехнулся.

Язык ощупывал ее рот, входя и выходя в ритме, который смело можно было бы назвать бесстыдным и жаждущим. Хамида попыталась сбросить его с себя, но силы были неравны.

Пошарив рукой в темноте, Хамида попыталась нащупать какой-нибудь тяжелый предмет. Светильник! Тот самый, неведомо каким чудом дающий яркий белый свет. Но одной рукой его не поднять – слишком тяжелый.

Хамида обрадовалась, когда кончики пальцев коснулись светильника, но ухватиться за него не смогла. Рука снова царапнула по подставке, но застыла, когда неизвестный стащил батист рубашки у нее с плеча. Горловина помешала дальнейшему продвижению, он просто тянул до тех пор, пока ткань не разошлась по шву.

Нет! Она вздрогнула от звука разорвавшейся ткани, когда он обхватил одну ее грудь рукой. Хамида снова попыталась дотянуться до светильника, пусть просто для того, чтобы наконец увидеть неизвестного. Увы, и эта попытка оказалась неудачной.

Он помассировал грудь, потом остановился. Еще раз. Теплые пальцы изучающе заскользили по ней, обводя контуры груди. Наконец он поднял голову, дав ей возможность вздохнуть.

– Так? – прошептал он.

– Так, – шевельнула губами Хамида. Ибо то был голос ее мужа, сегодня обволакивающе-мягкий, соблазняющий.

Вот ложе чуть прогнулось под тяжестью мужского тела. Хамида пожалела, что плотные шторы не пропускают в опочивальню даже самый слабый лунный лучик. Сколь прекрасным было бы тело ее Руаса в серебряном мерцающем свете…

Мгновение – и вот уже любимый держит ее в объятиях, почти зарывшись лицом в грудь Хамиды. Его руки легко скользят по ее телу, останавливаясь в самых укромных местах, но ненадолго: сегодня, похоже, Руас хотел, чтобы Хамида возбуждалась постепенно.

И вправду, на этот раз теплота и сладость разливаются во всем теле не сразу, медленнее, чем накануне, но из-за этого становятся более сильными. Муж тем временем все усиливал ласки. Он стал языком обводить соски, подарив Хамиде ни с чем не сравнимое ощущение.

– О, как ты прекрасна! – прошептал он. – Нет и не может быть женщины, более полно созданной для меня одного…

Его пальцы едва прикасались к вожделенной расщелинке меж ее ног. Хамида начала тихо постанывать от нежных ощущений. Ей иногда было даже немного больно, настолько нетерпеливо ласкала ее рука Руаса; но то была сладкая боль. Словно в ответ, муж ненадолго остановился.

– Так? Тебе нравится? – спросил он.

– Да. О да, конечно! – ответила она срывающимся от частого дыхания голосом.

Хамида почувствовала, что он опустился к ее ногам, немного приподнял их, наклонился и стал целовать ее влажную розовую плоть. Сильное, обжигающее ощущение было по-настоящему бесстыдным, берущим в плен.

Хамида в гареме слыхала о подобных ласках. Но что такое рассказ по сравнению с этой неземной реальностью? Тем более если подобное счастье ей дарует лучший из мужчин?

– Аллах всесильный! Не надо! – простонала она, вздрагивая всем телом. – Не надо! Перестань!

Руас поднял голову, и Хамида услышала в его голосе неподдельное удивление.

– Что с тобой? – спросил он. – Тебе разве неприятно то, что я делаю?

– Приятно, но… Должно быть, это неправильно… Нельзя, чтобы было так бесстыдно хорошо!

– В объятиях позволительно все, на ложе дозволено все, что дарует удовольствие. Запомни это, глупенькая моя!

– Запомню…

После этого Руас возвратился к прерванному занятию. Сначала Хамиде было неловко и даже стыдно, но он ласкал ее с таким искусством, что через некоторое время она, сама того не замечая, стала приподнимать и опускать тело в такт движениям его губ и языка.