Отважные - Александр Воинов

— На опасное дело ты нас тянешь, Охотников, — вздохнул Петька. — Ох, на опасное!..

Алексей развел руками:

— Смотрите, думайте! Ваша воля — вы себе хозяева.

Василий встал.

— Ну, ладно. Засиделись. Идти надо!.. — Он вскинул автомат на плечо. — Мы подумаем. Это еще обмозговать следует…

— А когда дадите ответ? — спросил Алексей.

— Завтра утром, как на работу поведем, так и дадим, — ответил Петька.

Алексей поднял руку.

— Только давайте договоримся: если откажетесь — этого разговора не было. А то сами понимаете… — Он выразительно замолчал.

Петька мрачно усмехнулся:

— Понимаем! Ты нас не стращай!.. Держи сам язык за зубами, а мы уж научены… — Он подошел к Алексею поближе и тихо спросил: — А все-таки, как ты про тот разговор пронюхал? Ведь мы в доте только вдвоем и были…

Алексей прищурился.

— А как ты думаешь, сколько нас здесь?

— Когда?

— Сейчас!..

— Трое…

— Эх, ты!.. Считать не умеешь. Пойди взгляни, кто за поворотом стоит. Да побыстрей, пока не убежал!.

Петька сделал страшное лицо. Глаза у него округлились, и вся его сутулая фигурка затряслась от охотничьего азарта. Прижав к груди автомат, он метнулся в траншею, толкнув Алексея. В то же мгновение от ближайшего поворота застучали чьи-то тяжелые шаги. Человек, видимо, бежал к выходу изо всех сил.

— Сто-ой! — тонким, срывающимся голосом закричал Петька. — Сто-ой!.. Стрелять буду!..

Он исчез в глубине траншеи. Василий не выдержал и бросился вслед за ним. Алексей слышал в глубине возбужденные голоса нескольких человек, но не мог разобрать ни одного слова. И вдруг, когда они стали приближаться, Алексей отчетливо услышал тот голос, из-за которого он пошел на этот страшный риск. Это был голос Юренева.

Через минуту Петька вытолкнул Юренева из траншеи в котлован и остановился позади, не опуская автомата. Юренев держался спокойно, даже вызывающе спокойно, словно он здесь был старшим.

— Ты все слышал? — спокойно спросил его Алексей.

— Да, все, — подчеркнуто громко ответил Юренев.

— Тебе все ясно?

— Все.

— Ты будешь и теперь утверждать, что я предатель?

— Буду! — насмешливо смотря ему в глаза, сказал Юренев.

— Почему?

— Потому что мне это надо!

Василий подошел к Алексею и сердито тряхнул его за плечо.

— Слушай-ка, ты, Охотников! Он говорит, что ты все врешь! Опутать нас хочешь…

Алексей с силой сбросил руку Василия с плеча.

— Кого ты слушаешь! Ведь это провокатор! Он в гестапо служит!..

Петька вздрогнул и опустил автомат. Ну и в историю они попали!

Юренев присел на груду щебня.

— Ну, Охотников, давай играть в открытую, — сказал он, наслаждаясь ощущением своей силы. — Да, ты раскусил меня. Я работаю в гестапо! Я гнию рядом с тобой, чтобы предать тебя! Да, я предатель! Но ты умрешь, а я буду жить… А вот они, — указал он на полицаев, которые в смятении жались к стене, — сейчас застрелят тебя по моему приказу. Застрелят, потому что они хотят жить, а только я один могу им дать прощение.

— Но они? могут убить и тебя! — крикнул Алексей.

— Не могут! — спокойно покачал головой Юренев. — Если они убьют меня, их тут же расстреляют. Никто им не поверит, что меня можно было убить при попытке к бегству или при неподчинении приказу… Не могут!.. Ты же умрешь, как подлый предатель, и могила твоя зарастет чертополохом. — И он поднял руку, привлекая внимание полицаев. — А ну, дайте по нему очередь, — и вдруг, обернувшись, дико заорал: — Стреляйте, приказываю!.. Или самих расстреляю!..

Полицаи вскинули автоматы. Еще мгновение — и Алексей упал бы мертвым. Но в этот момент на краю котлована появился какой-то человек и закричал:

— Стойте!.. Подождите стрелять!

Все невольно подняли головы. Держа в руках высоко над головой обрезок железной балки, стоял Кравцов. Он был страшен в своей юношеской ярости.

— Я все слышал! — проговорил он. — На этот раз я был здесь! Ты, собака, — нагнулся он к Юреневу, — не можешь умереть от пули, но вполне можешь — от несчастного случая!..

Юренев в страхе прижался к стенке котлована.

— Что ты делаешь?.. — закричал он.

Но в этот самый момент брошенный с силой кусок железа размозжил ему голову. И тело его рухнуло на камни.

Кравцов тут же спрыгнул вниз и подбежал к Алексею.

— Я всем скажу правду! — горячо проговорил он. — Тебе опять поверят.

Полицаи, опустив автоматы, постояли над телом Юренева. Потом Петька сказал:

— Какой неосторожный! Я же говорил ему — не лезь под балку, может упасть!..

Василий глубоко вздохнул:

— Вот как бывает! Берется человек не за свое дело. Лезет, куда не надо! А потом его хорони!..

Курт Мейер, который в этот вечер собирался встретиться с Юреневым, узнав о его внезапной гибели, был взбешен. Но самое тщательное расследование подтвердило — Юренев пал жертвой собственной неосмотрительности.

Однако Курт Мейер был не из тех, кого легко убедить в том, чему он верить не хочет. И он принял свои меры…

Глава двадцать девятая

ТЕПЕРЬ — ДЕЙСТВОВАТЬ!..

Коля с волнением ждал следующего утра. Он уже знал, что Михаил погиб, и слышал, как Вернер сначала сам допрашивал полицаев, а потом докладывал об этом Курту Мейеру по телефону. Правда, Коля не понимал по-немецки, но Вернер много раз упоминал фамилию Юренева, и не нужно было обладать особенной проницательностью, чтобы разобраться, в чем дело.

Полицаи в один голос твердили, что Юренев — жертва несчастного случая, — не могут же они уследить за каждым, кто по своей собственной неосмотрительности подставит голову под железную балку. Но Коля понимал, что отец как-то сумел избавиться от предателя, а сам остался вне подозрений.

Только бы теперь еще чего-нибудь не случилось до их встречи. Они окончательно обо всем условятся, а там Коля и Витя отправятся в обратный путь.

Как выбраться из лагеря, ребята уже придумали. Они заберутся в машину, которая каждый день отправляется в соседнее село за хлебом. Витя уже несколько раз ездил туда, и повар охотно его отпускал. Он не любил трястись по осенним размытым дорогам, — того и гляди, застрянешь где-нибудь в грязи, а потом тащись пешком за помощью.

Обычно, кроме шофера, в машине ехали два солдата или полицаи, которые получали в пекарне хлеб, укладывали его в кузов, а затем залезали на него прямо в сапогах. Теплый хлеб грел их, а то, что буханки расплющивались, ломались и пачкались, не имело значения — заключенные все сожрут.

Несколько дней назад случилось так, что ефрейтор долго не мог разыскать второго дежурного полицая и, так как шофер уже скандалил, приказал отправляться Вите. Тот успешно справился с этим делом. С тех пор поездки за хлебом стали Витиной обязанностью. И ребята решили: если на машине ездит Витя, то почему на ней не поехать и Коле? Они отправятся в село вместе, получат хлеб, а на обратном пути выпрыгнут на дорогу. Пока машина доедет до лагеря, пока их спохватятся, пока решат, посылать за ними погоню или нет, они уже будут далеко.

Ночь прошла в тревожном ожидании утра, а утро — в еще более тревожном ожидании часа встречи с отцом. «Придет ли он? — с тоской думал Коля. — А вдруг что-нибудь случится, вдруг его арестуют!»

Вернер куда-то уехал еще до рассвета, и поэтому Рихард всласть выспался, а когда проснулся, заставил Колю чистить зубным порошком мельхиоровые ложки, вилки и ножи. Вернер любил, чтобы у него на столе все блестело.

Справиться с двумя приборами не так-то трудно, но у Рихарда тут же нашлась еще работа — ему взбрело в голову чинить испортившийся радиоприемник, и, хотя Коля в этом ничего не понимал, все же Рихард заставил его сидеть тут же за столом и смотреть, как он орудует отверткой. Больше всего Рихард не любил одиночества, а кроме того, присутствие мальчика напоминало ему о далеком доме.

А время шло. Часы на стене показывали без четверти двенадцать. Скоро прозвучит обеденный гонг! Что делать? Как улизнуть от Рихарда? Хоть бы дело какое-нибудь, а то сиди и смотри, как он ковыряется в каких-то деталях и проволочках…

На подоконнике лежала губная гармонь, на которой изредка любил играть Вернер. Коля встал, взял блестевшую никелем и украшенную замысловатыми вензелями узкую плитку и поднес к губам. Гармонь издала тонкий, сильный звук. Коля быстро провел ею по губам, из нее вырвались нестройные звуки. Коля вдруг вспомнил широколицего немца в машине — тот, наверное, здорово умел играть на этой штуке.

Рихард поморщился и покачал головой — не надо! Но Коля опять с силой дунул в гармошку. Рихард хлопнул рукой по столу:

— Стоп!..

А Коля яростно и с отчаянием дул и дул в гармошку — будь что будет! Любой человек на месте Рихарда от такого концерта пришел бы в ярость. Но Рихард был терпелив, и только шея его все больше и больше наливалась краской. Наконец, когда визг гармошки стал уж совсем невыносим, он вскочил, вырвал у Коли гармошку, подбежал к двери, пинком распахнул ее и увесисто шлепнул Колю пониже спины.