Городской охотник - Алексей Волков

– Посторонись-ка, - попросил он Олега. И, едва тот неуклюже, что было неудивительно при его габаритах, развернулся в тесном коридоре и попятился, смешно по-собачьи поджав хвост, как Алексей метнул кристалл в дверь, перед которой они стояли. Тот как будто нехотя оторвался от ладони своего создателя, вытягивая за собой тонкий шлейф алых капель, бравший начало в ладони Охотника, и, внезапно ускорившись так, что даже звериные глаза волколака разглядели только размытый силуэт, шарахнул в дверь.

Едва кристалл соприкоснулся с тонкой фанерой, которая, как подозревал Алексей, неприступна так же, как сейф-хранилище в банке, по двери побежали тонкие трещины. Потом брызнула кровь, которая шлейфом вытягивалась из сосудов Алексея, и преграда разлетелась вдребезги, осыпав стоящих людей острыми щепками. Щепки, не долетев до Алексея пары сантиметров, вспыхнули и истаяли в воздухе. У правого бедра Охотника что-то шевельнулось, тот пошарил рукой и понял, что резная палочка, которую любезно выдал ему Антиквар, начала работать, окутывая своего носителя невидимым, но от этого не мене мощным, чем стена огня, защитным барьером. Олега, стоявшего на пару шагов в стороне, и вовсе не задело. Алексей удовлетворенно хмыкнул, раскрытой ладонью похлопал по палочке и переложил ее в карман, застегнув молнию. Не потерять бы, пригодится. - Силен, - констатировал из безопасного отдаления волколак. - И защиту ставит, и двери, как тараном, крушит. Только объясни, зачем так шумно? Может, она бы и так открылась?

– Пусть знают, - в пространство проронил Алексей, - что я очень зол.

И шагнул за дверь.

Волколак неодобрительно покачал лобастой башкой, вздохнул.

– Пижон. Но силен, чертяка.

И тоже шагнул в распахнутую дверь.

В одних помещениях пахнет вкусно и по-домашнему. В других неистребим канцелярский запах. А в некоторых стоит затхлая вонь, будто там отродясь не проветривали. Нужно ли объяснять, что к чему?

Конечно же, в первом случае это дом, милый сердцу дом, куда торопишься с работы и с аппетитом съедаешь огромную тарелку вкусного борща с чесноком и сметаной, приготовленного любящей женой. Как приятно махнуть тридцать граммов доброй водочки из запотевшего графина и, сказав „спасибо“, не дежурное, нет, а с искренней благодарностью, улыбающейся тебе женщине, усесться в уютное кресло с интересной книжкой, вполуха слушая воркотню супруги и возню детей.

Второе - это место, где большинство из нас обречены проводить огромную часть жизни, добывая хлеб насущный себе, чадам и домочадцам. Некоторые стремятся придать уют и ему, хотя подсознание реагирует на такие потуги, как на глупую пародию на уют домашний, нещадно напоминая, что дом есть дом, а работа - это работа, как ни пыжься, пытаясь обустроиться с удобствами на казенном месте.

В третьем случае, наверное, самом распространенном в нашем мире - это затхлая вонь подъезда, где пьяные гопники справляют нужду. Застарелая вонь подвала, откуда нерадивые хозяева по весне забыли вынести начавшую прорастать и гнить картошку. Или затхлый смрад, по-другому не назовешь, помещения, где живет одинокая, полубезумная старая карга, в молодости из-за сугубой склочности нрава обделенная вниманием мужчин, в старости же, то ли за бессвязные речи, то ли за безумный вид, а может, и за стойкую кошачью вонь в квартире, игнорируемая соседями. Вот именно такая вонь - подъезда, облюбованного наркоманами, гнилых корнеплодов и неистребимого мускусного кошачьего запаха - ударила в нос Алексею, переступившему порог комнаты. Как будто шибануло деревянным молотком между глаз. Так, что в первые секунды он зажмурился и ошалело замотал головой. Тут же его чувствительно толкнуло в поясницу что-то большое и лохматое.

Вошедший следом за Алексеем зверь оглушительно чихнул, пригнув к полу голову, от чего вокруг поднялись клубы пыли.

Затхлая вонь не имела видимых причин. Ни гнили у стен от сваленных кучами овощей, не меток по углам от сонмища кошек вкупе с распоясавшейся шпаной. Комната была пуста, будто в ней и не собирались ставить мебель или, как в чулан, сваливать всякий хлам. Кроме пыли, толстым слоем покрывавшей пол и сбившейся в комки ближе к стенам, там ничего не было. Просторная комната, примерно восемь на пять метров, без единого окна. Только в дальней стене, напротив Охотника и волколака, была дверь. Родная сестра, не иначе, той, что только что разлетелась кучей щепок. В идеале, она вела на улицу. Но, насколько помнил Алексей, дверей на улицу на уровне второго этажа, а он неведомым образом знал, что этаж второй, не было. Значит, эта дверь также вела в непонятные пределы.

– Пошли, что ли? - спросил у Олега Алексей.

– Пошли. Обратно, судя по всему, нас не пустят.

– С чего ты взял?

– Сам посмотри.

Алексей обернулся и увидел, как дверной проем, сквозь который они только что вошли, зарастал кирпичной кладкой. Сначала все пространство проема пронзила ржавая арматура, с которой свисали клочья паутины. Потом стали появляться кирпичи, как будто невидимый каменщик-стахановец пытался перекрыть все нормативы по кладке. Кирпичи покрылись штукатуркой, и, по еще мокрой извести, легли обои. И не только в дверном проеме. Вся комната с тихим шелестом обросла обоями веселенькой расцветки. По светло-голубым полянам прыгали зайчики, сжимавшие в передних лапках гипертрофированные морковки, похожие на фаллосы, за зайчиками гнались лисички с безумными глазами. В малиновом небе гнусно ухмылялось улыбкой кариозного монстра кислотно-оранжевое солнце, простирая лучи над лисичками, зайчиками и морковками.

– Дурдом, - выдавил Алексей, наблюдая, как из пустоты материализуется инвалидное кресло с намертво прикрученной к нему капельницей. В кресле сидел некто, судя по комплекции, ребенок, с иссушенными, как у мумии, конечностями. В руки, плечи, кисти несчастного были вонзены множество игл, тонкими пуповинами соединенные с сосудами в капельнице. Как заметил Алексей, из одних сосудов в тело сидящего что-то поступало, другие же, наоборот, вытягивали что-то из мумифицированного тела. Ноги сидящего прикрывал клетчатый плед. Одна рука была скрыта пледом и что-то сжимала под ним. „За хер оно там держится, что ли?“ - мелькнуло в голове Алексея. Каталка с протяжным, рвущим душу скрипом развернулась на одном колесе и покатилась к ошарашенным друзьям.

Волколак оттер Алексея плечом и шагнул навстречу.

Голова сидящего в кресле, до этого безвольно болтавшаяся, как у паралитика, с заметным трудом поднялась. Тонкие губы землисто-серого цвета разошлись в ухмылке, обнажив мокро поблескивающие беззубые десны.

Плотно зажмуренные веки дрогнули, под ними заходили белки глаз, как будто несчастный пытался осмотреться.

Приглядевшись внимательнее, Алексей заметил крошечные белые точки по краям век - давно заросшие шрамы от хирургических ниток, которыми были зашиты глаза страдальца.

Каталка, надрывая нервы и слух скрипом, как от ржавого ланцета по поверхности операционного стола, подкатилась практически вплотную к стоящим плечом к плечу друзьям.

Плед, зацепившийся за что-то на полу, сполз, открыв картину еще более жуткую, чем верхняя часть туловища, истыканного иглами. Ног у сидящего в кресле не было. И ребенком он казался, вовсе не потому что был мал. Просто части туловища, примерно от пупка и ниже, не было, как и ног. Там в страшном переплетении скручивались металлические конструкции, покрытые то ли ржавчиной, то ли засохшей кровью, и тонкие, некогда прозрачные трубки, по которым что-то, пульсируя, двигалось вверх и вниз. Бурая масса неясного происхождения прикрывала места соединения металла и полимера с живой плотью.

Сидящий в кресле человек с лязгом и долгим, протяжным утробным стоном поменял положение, упершись руками в сидение каталки так, чтобы стать хотя бы немного выше. Металлопластиковая конструкция, заменившая ему часть кишечника и ноги, случайно зацепилась за торчащий из подлокотника винт, отчего существо вздрогнуло всем телом, по лицу его, и без того изможденному и перекошенному страданием, прокатилась судорога боли.

Он поднял руки и протянул их навстречу друзьям, завороженно наблюдающим за всеми его передвижениями.

Тонкие, как у птицы, пальцы, обтянутые серой пергаментной кожей, сжимали двух кукол, сделанных тщательно и кропотливо. Волк и человек. Вылепленные из чего-то мягкого, они были так старательно изготовлены и обработаны, что не оставалось ни малейшего сомнения в том, кого они изображали.

Вторая рука существа сжимала несколько игл, матово поблескивающих в неверном свете появившейся, как будто проросшей из потолка, лампочки без абажура. - Не пройти дальше… - чуть слышно прохрипело существо, шепелявя и проглатывая звуки. - Не пройти… вам… нет дороги туда.

– Это кто сказал? - спросил Алексей.

– Он, - ответило существо, кивнув головой куда-то за спину и вверх. - Не пройти… Не пущу… Иссушу… Закручу… Выпью… - забормотал сидевший в каталке. - Остановлю… выпью тело… разорву плоть… избавлюсь от боли… Выпью… Выпью… Выпью… Алексей только и заметил, как часть капельниц, ранее соединенных с телом хозяина, покинула его плоть и взвились в воздух.