Один прекрасный вечер - Кристина Додд

Хепберну не терпелось вернуть разговор в ту плоскость, которая его интересовала. Ему очень хотелось узнать, сожалеет ли она о том, что отдалась ему.

– Забудь о Ларисе. Нам нет до нее дела.

Клариса проскользнула мимо книжных полок. Розовое платье подчеркивало румянец ее щек и очень ей шло.

– Вам, может, и нет до нее дела, но я знаю, каково это – испытывать унижение, которое только что испытала она. Лариса наверняка испытала боль.

– Она уже все забыла. Таким, как она, все как с гуся вода. – Интересно, сколько пуговичек придется расстегнуть, чтобы наряд Кларисы соскользнул с плеч и пал к ее ногам шелковой лужицей? Он бы получил удовольствие, раздевая ее неторопливо, не вспугнув своей страстью. Он умел не торопиться. Прошлая ночь была исключением; прошлой ночью им овладело желание невиданной силы. В следующий раз все будет по-другому.

Он будет ухаживать за ней. Пусть не думает, что он всегда ведет себя как варвар, для которого что горячка схватки, что страсть – все едино.

Роберт открыл буфет, налил два бокала золотистого вина и протянул один Кларисе.

– Расскажите о себе. Что вы такого плохого сделали, чтобы потом испытывать унижение?

Она уставилась в бокал, словно вино было приманкой в западне. Собственно, так оно и было. Приманка, которая заставит ее войти с ним в более тесный контакт и ослабит тугой корсет предусмотрительности, в который она себя заточила Он не улыбнулся, когда она выхватила у него бокал, словно боялась обжечься об его пальцы. Пока все шло точно по плану. События развивались довольно интересно. Хепберн уже не помнил, когда испытывал нечто подобное.

– Каждый терпел унижения. И как бы нам ни хотелось забыть о тех прискорбных обстоятельствах, память удерживает их. Но об этом не рассказывают джентльмену, который… – Она запнулась и торопливо глотнула вина. Ее темные брови вспорхнули вверх. – Хорошее вино. Из Германии, да?

Клариса знала толк в вине. Взяв ее под руку, Хепберн провел ее в ту часть библиотеки, где стояли большие удобные кресла у просторного окна, где столы и полки были украшены изящной резьбой.

– Пожалуйста, присядьте. Здесь нам будет удобно обсудить вечера, которые у нас впереди.

Он удивился, заметив улыбку у нее на губах. Что такого забавного увидела она в предстоящих вечерах?

Затем он проследил за ее взглядом и увидел, что она смотрит на маленькую статуэтку Гермеса, готового взмыть в небо.

– Что?

Она села в кресло, на которое он указал.

– Я вспомнила один из случаев моего унижения.

Ах, вот и откровенность. Из нее ничего не пришлось вытаскивать щипцами. Все шло как по маслу. Прихватив бутылку, он подошел к ее креслу вплотную.

– Вас не расстраивает это воспоминание?

– Нет. Скорее забавляет. – Покачав головой, она провела ладонью перед глазами, словно открывала завесу перед окном в прошлое. – Когда мне было девять лет, бабушка вдруг решила, что все статуи во дворце, а это были настоящие произведения искусства, из коллекций, неприличны. – Клариса рассмеялась, и лицо ее словно засветилось изнутри. – И бабушка приказала одеть все статуи в тоги, чтобы наше целомудрие не пострадало.

Она говорит о сестрах. Роберт подлил ей еще вина.

– А как насчет вашего целомудрия? Оно не пострадало?

– Да мы просто не замечали статуи. Они были частью убранства дворца, только и всего. Но стоило бабушке устроить всю эту суету, как у нас проснулось любопытство, и мы, приподняв тоги, стали исследовать свидетельства разницы полов.

– Ну конечно, – он прислонился к спинке ее кресла, – запретный плод сладок.

Она посмотрела на него. Она смотрела на него чуть дольше и пристальнее, чем ему бы хотелось, и улыбка ее угасла.

– Моя старшая сестра Сорча должна была стать королевой и была помолвлена с Рейнджером, принцем королевства Ришарт. – Клариса состроила рожицу. – Противный мальчишка. Мне было очень жаль Сорчу. И вот она, я и наша младшая сестра устроили так, что, когда папа объявил об этом, мы потянули за веревку, и все тоги разом упали. – Клариса рассмеялась.

Роберт молча смотрел на нее, чувствуя, как наливается желанием его плоть. Она не была самой красивой из женщин, встречавшихся на его пути. Маленького роста, приветливая, настороженная. У нее была гладкая как шелк золотистая кожа и необычайно доброе сердце. Он был с ней и хотел снова быть с ней. И снова. И снова, пока не исчезнет мир, пока в нем не останется лишь она одна Клариса с ее нежными руками и нежным сердцем.

Не подозревая о его мыслях, Клариса продолжала:

– Некоторые тоги застряли на определенных частях тела, если вы понимаете, о чем я.

Он знал, что она имеет в виду, ему ли не знать? Хепберн усмехнулся.

– И от этого все стало гораздо хуже, – продолжала она. – Послы ужасно оскорбились, а бабушку трясло от ярости.

Клариса напомнила ему о том времени, когда он был молод, уверен в том, что в этом мире правит добро, уверен в надежности собственного положения и в собственном превосходстве. Еще он верил в семью, в любовь и в то, что зло всегда бывает наказано.

Теперь он ни во что не верил. И ничего не боялся. Даже смерти.

Клариса продолжала весело щебетать, не заметив перемены его настроения:

– Но папа… Готова поклясться, он тоже смеялся, – Клариса глотнула вина. – Нас в тот день отправили спать без ужина, в том числе и помолвленную принцессу.

И тут Роберт осознал, что верит Кларисе. Верит в то, что она – принцесса. Воспоминания были слишком искренними, печаль и радость – настоящими. Она пыталась скрыть слезы, когда говорила о своей утерянной семье, улыбалась, но губы ее дрожали.

Она была принцессой, принцессой в изгнании, а он собирался использовать ее по своему усмотрению и брать ее так часто, как ему захочется. Потому что в конечном итоге что бы между ними ни было, страсть нельзя отрицать. Он познал многих женщин. Некоторые были красивы, некоторые – загадочны, некоторые – доступны, кое-кто с опытом, но ни одна из них не затронула его сердца. Ни одна не волновала его так, как Клариса. Она была бесценным сокровищем, он не представлял, как сможет жить без нее.

– Я знаю, вы не верите мне. Но в том, что я рассказывала вам о своей жизни, нет ни слова лжи.

– Вы ошибаетесь. Я вам верю.

– Милорд, я не ослышалась?

В ее янтарных глазах отразилось недоумение. Ее рука задрожала, когда она поставила бокал на стол.

Она не могла представить себе, что человек, который запугивал ее, издевался над ней, вдруг признался, что верит ей. Роберт повторил:

– Я верю вам. Я верю, что вы принцесса. Вы можете обманывать и хитрить в том, что касается ваших кремов и мазей, но насчет вашего королевского происхождения вы не лукавите. Мне неизвестны обстоятельства, которые привели вас сюда, но, судя по вашему благородству, вы – принцесса. – Он чувствовал презрение к себе. Скривив губы, он зашагал по комнате и отступил в тень. – Но мне наплевать на это, потому что я все равно вас хочу.