Клетчатая зебра - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я потрусила за Фирсовым. Похоже, преподавателю очень хочется остаться наедине с ночным горшком, вон как Иван Николаевич бежит вперед, думаю, он мечтает поскорее избавиться от «курьерши».
Глава 29
Не успела я войти в родной дом, как на меня обрушились телефонные звонки. Сначала позвонила Маруся из Парижа, трубку у нее выхватила Ирка, следом внимания потребовал Иван, который нажаловался на Банди, поломавшего в саду кусты флоксов.
Не успела я перевести дух, как домашний аппарат вновь ожил. Теперь из трубки звучал голос Ольги:
– Почему у тебя не отвечает мобильный?
– Разрядился, – пояснила я.
– Надо вовремя заряжать, – Зайка не упустила момента, чтобы поучить меня. – Наверное, куришь в доме?
Я заверила Ольгу, что даже не прикасаюсь к сигаретам, и пообещала каждый день тщательно проветривать все комнаты.
Последним, уже глубоко за полночь, до меня дозвонился Овсянкин.
– У тебя мобильный тю-тю, – сообщил он.
– Батарейка села, – в который раз пояснила я.
– А Дегтярев рассказывал, что ты раз в два месяца трубку теряешь, – радостно насплетничал Валерий.
Я обиделась.
– Хочешь расскажу, как полковник заезжает в Ложкино в гараж? Сначала он берет слишком круто вправо и ломает зеркало на крыле, потом, решив исправить незадачу, выворачивает налево и ломает зеркало на другом крыле. В конце концов Александр Михайлович попадает-таки в гараж, но всякий раз врезается в запасные колеса, которые сложены у стены, и в одном случае из пяти разбивает задний фонарь.
– Прикольно! – захохотал Овсянкин.
– Делу время, потехе час. Говори, что узнал, – менторски провозгласила я. И вздрогнула: неужели заразилась занудством от Фирсова?
Овсянкин откашлялся.
– В отношении родственников жертв. В Москве их сейчас не так много. Олимпиада Борисовна Палкина, мать Валентины, потом дед и брат Анны Родионовой. Бусыгин Ким Ефимович и Родионов Анкибу Николаевич. Суперское имечко у парня! Это все. Остальные либо умерли, либо уехали.
– Где проживает Анкибу Родионов? – занервничала я. – Есть адрес?
– Конечно. Прописан вместе с дедом! Улица…
Я быстро перебила Валерия:
– Мне нужно фактическое место проживания, а не дом, в котором он прописан!
Овсянкин растерялся.
– И как я его тебе найду?
– Не знаю!
– Мне потребуется много времени.
– А кому сейчас легко? – не успокаивалась я. – С пропиской просто разобраться – влез в компьютер, и готово. Но возьмем мою подругу Оксанку. Она зарегистрирована на городской квартире, но там ее уже пару лет не видели, Ксюта живет в поселке в области, она себе дом построила. Кстати, дедушка Бусыгин коротает денечки в пансионе «Солнечный парк», а значится проживающим совсем в другом месте.
– Таких граждан пруд пруди, – согласился Валерий.
– Вот и добудь мне истинный адрес Анкибу.
– Не злись, – вздохнул Овсянкин, – подумаю над этим. Теперь об Алене Фурыкиной.
– Стой! – велела я помощнику. – У Анкибу Родионова была жена. Дай ее координаты.
– Это легко, – забубнил Валерий, – но данные снова будут по официальной регистрации. Так, так… ты ошибаешься! Анкибу никогда не оформлял брак.
– Почему? – удивилась я.
– Умный человек, – вздохнул Овсянкин. – Или свою маму послушал. Родители плохого не посоветуют!
– Но мне известно, что некая Жанна называет себя его бывшей супругой.
– И ничего странного, – сказал Овсянкин. – Гражданский брак, отношения не скреплялись штампом, никакой ответственности, и детей небось нет. Да уж, только дураки учатся на своих ошибках, а умные учитывают печальный опыт других и пользуются презервативами.
– Твоя тройня приехала домой! – догадалась я. – Почему же счастливый папаша торчит в рабочем кабинете?
– Кто-то же должен семью кормить, поить, обувать, одевать? – тяжело вздохнул Валера. – Да и дел полно, днем не успеваю все переделать. Ничего, я здесь на диване спать лягу.
– Насчет ботиночек для новорожденных пока не беспокойся, – язвительно сообщила я, – всякие там сапожки и сандалики им еще месяцев восемь не понадобятся, можешь временно вычеркнуть из бюджета данную статью расходов. А вот бросать в сложной ситуации жену некрасиво. Думаешь, у нее двенадцать рук?
– Там народу, как тараканов, – мрачно отозвался Овсянкин. – Моя мать, теща, тесть, две сестры, все помогают, в квартире не повернуться!
Я захихикала:
– И ты удрал от семейного уюта? Прикрылся службой?
Овсянкин обиженно засопел:
– Вообще-то, я считал, что нам и одного ребенка заводить рано. Еще на ноги не встали!
– Сочувствую, но теперь разговор на эту тему бессмысленен. Ничего, все уладится, образуется, – начала я утешать павшего духом парня, – тройня – не самое страшное, что может случиться. Вон одна американка родила сразу восьмерых, и ничего, даже улыбалась с мужем на фото.
– Я бы застрелился, – печально заметил Овсянкин. – Нахожусь в глубочайшей депрессии. Народ поздравляет, по плечу хлопает, кричит: «Отец-молодец», – а мне все хуже и страшнее.
– Лучшее средство от депрессивных мыслей – работать как можно больше, – приободрила я его. – Давай вернемся к делу. Значит, координаты гражданской жены Аника узнать невозможно?
– Говори ее фамилию, имя, отчество, год рождения, и дело в шляпе.
– Жанна, – бойко отрапортовала я.
– Дальше, – потребовал Овсянкин.
– Просто Жанна, – уже тише повторила я.
– Супер! Ты собираешься проверять всех Жанн в Москве?
– Есть ее мобильный! – осенило меня. – Записывай номер. При заключении контракта телефонная компания требует паспорт.
– Завтра около полудня, очевидно, я нарою инфу, – пообещал Овсянкин. – Теперь об Алене Фурыкиной.
Сон стал обнимать меня мягкими лапами, я зевнула.
– Говори!
– Алексей Фурыкин утверждал, что Алена основное действующее лицо. Дескать, она выискивала жертву, втиралась к ней в доверие, убивала и заставляла его прятать тела.
– На свете есть идиот, способный поверить в то, что десятилетняя девочка способна на такое? – хмыкнула я.
– Следователь разобрался. Алена ни при чем, она даже не подозревала, чем занимались родители. Это ее мать, Светлана Михайловна, переодевшись школьницей, помогала мужу-маньяку. Алене сменили метрику, ей дали другое имя – Вера Федорова, затем, выйдя замуж, она взяла фамилию мужа и стала Астаховой. Развелась и некоторое время назад снова сходила в загс, превратилась в Веру Савельеву. Эй, ты чего молчишь?
– Все нормально, – севшим голосом сказала я. – Вера Савельева имеет мужа, Андрея, врача, и дочь Ирину, школьницу. Так?
– Верно, – подтвердил Овсянкин. – Хочешь на десерт кусок шоколадного торта?
– Навряд ли ты сможешь меня удивить, – тихо ответила я.
– Записывай данные Светланы Михайловны Фурыкиной!
Меня обдало жаром.
– Она жива?
– Алексея Фурыкина расстреляли, а его супруга отсидела большой срок, от звонка до сирены, и сейчас она Попова, вернула себе девичью фамилию.
– Адрес! – закричала я. – Диктуй скорей!
– Сталелитейный проезд, дом семь, комната четыре, – отрапортовал Овсянкин. – Это общежитие завода по производству пластиковой посуды. Фурыкина-Попова работает там на складе, она упаковщица.
Я бросила взгляд на часы. Интересно, когда начинается смена? И позволят ли постороннему человеку пройти на склад? Боюсь, не смогу заснуть, промаюсь всю ночь, ожидая момента, когда будет можно помчаться в столь романтично названный Сталелитейным проезд.
Фабрика, где штамповали одноразовые чашки-тарелки-ложки, размещалась в новом мрачном здании из серого бетона и охранялась строже, чем завод по производству ракетного топлива. Все мои попытки проникнуть внутрь были пресечены хмурыми парнями в черной форме из частного охранного агентства. Накачанные юноши с каменным выражением на лицах повторяли:
– Посторонним вход запрещен.
Прикинуться оптовым покупателем было плохой идеей. Для торговцев, оказывается, имелся магазин, на склад закупщиков не пускали.
Поняв, что потерпела сокрушительное поражение, я села в машину и стала наблюдать за проходной. Когда народ пойдет со смены, порасспрашиваю местных теток и найду Светлану Михайловну Попову. Чтобы не заснуть, я включила радио и вытащила мобильный, сегодня день рождения Ники Пестовой, надо ее поздравить. Когда трубка оказалась в руке, я расстроилась, похоже, у меня начинаются проблемы с памятью, опять забыла включить сотовый. Неужели ко мне крадущимся шагом приближается склероз?
Не успел палец нажать на нужную кнопку, как раздались резкие звонки, и одновременно с ними мерное попискивание приходящих эсэмэсок.
– Фирсов, – заорали из трубки, – Фирсов.
– Что случилось, Иван Николаевич? – спросила я, не отрывая взора от дверей фабрики.
– Фирсов! – надрывался зануда.
– Васильева, – в тон ему отозвалась я, вовремя сообразив: преподаватель будет представляться, пока не услышит в ответ мою фамилию.