Любовь навылет (СИ) - Володина Таня

— Ого, нас будут кормить? Какой замечательный сервис в «Север-авиа»! Спасибо большое, — и протянул обе руки.

— Приятного аппетита, — сказала Даша и отдала дедушке касалетку. — Рада, что вы выбираете нашу компанию.

* * *

Ей казалось, что она не спит, а просто сидит в кресле, держась за пряжку ремня безопасности. Она ощущала, как от тепла её рук нагревается металл, как гул двигателей проникает в неё через подлокотники кресла, и как внутри её тела что-то происходит — что-то очень похожее на полёт самолёта к заданной цели. От этого ощущения захватывало дух: она уже ничего не контролировала, всё происходило само собой — у новой жизни был маленький собственный автопилот.

Проснулась Даша от громких и долгих аплодисментов. Рванулась с кресла, не понимая где находится и что происходит. Обычно на местных рейсах пассажиры не баловали экипаж рукоплесканиями, но в этот раз пережитое волнение и коньяк побудили их выразить благодарность пилотам. Вряд ли они догадывались, насколько рискованной была ситуация на взлёте, но интуитивно люди чувствовали, что избежали страшной опасности.

Оленев и Усольцев вышли из кабины, чтобы попрощаться с пассажирами. Некоторые из них протягивали руки для пожатия, некоторые делали селфи с рыжим усатым командиром. Илья Михайлович по обыкновению шутил и отпускал комплименты самым красивым девушкам. Те благосклонно их принимали и, судя по всему, пытались вручить командиру номера своих телефонов. Все друг другу улыбались, словно лучшие друзья.

После того, как салон опустел, Оленев с пледом под мышкой подошёл к Даше, всё ещё пристёгнутой к креслу. Присел рядом и укутал её ноги:

— Сейчас сюда придёт начальник воркутинского аэропорта, а с ним ещё несколько человек. Не волнуйся, тебя никто не тронет. Мы просто поболтаем минут двадцать, а потом полетим обратно домой. Отдыхай.

— Мне приснилось, что я залетела, — сказала Даша.

Он приподнял брови, как будто не понял, что это значит. А, может, и правда не понял. Для лётчика слова «залетела», «пролетела» или «вылетела» могли иметь буквальное, а не переносное значение. Даша улыбнулась:

— Мне кажется, я беременна. То есть не кажется, а я уверена в этом. Не могу объяснить, это всё очень странно, но я чувствую, что залетела, — она коснулась своего абсолютно плоского живота. — Глупо, да?

Карие глаза заблестели. Оленев порывисто обнял Дашу и прошептал ей на ухо:

— Не ты, а мы. Мы залетели.

* * *

В родном аэропорту, несмотря на позднее время, их ждали. К их возвращению МАК успел выпустить приказ о расследовании инцидента. Даше разрешили отправиться домой, но попросили никуда не отлучаться и ждать звонка. В любое время её могли вызвать для дачи показаний. Оленев проводил её до общежития. Она спросила, что ей говорить, когда её начнут допрашивать.

— Правду, Даша, — ответил он. — Всегда говори правду — но только официальным членам комиссии. Посторонним лучше ничего не говорить. Даже Оксане. Даже Нине Петровне. Даже маме.

Он мягко поцеловал её на прощание прямо в скверике, который просматривался и из окон офиса, и из общежития, и ушёл по своим делам. Он до сих пор исполнял обязанности начальника службы безопасности.

Даша зашла в свою комнату с таким чувством, какое бывает после долгого отсутствия. Все казалось немного чужим и не таким, каким она запомнила. Около зеркала валялись щипцы для волос и разбросанная косметика. Кровать была завалена одеждой, которую утром Даша примеряла, но забраковала. Ничего не убирая, Даша упала на кровать с ноутбуком и бутылкой кефира. Её интересовали новости.

Местные газеты и телеканалы уже обсасывали эту историю со всех сторон. Пятнадцатисекундное видео взлёта под названием «Самолёт падает на город!!! Кошмар!!!» попало на «Ютуб», потом его удалили, потом оно снова появилось. Даша посмотрела его не меньше пятидесяти раз, доведя себя до аритмии. Комментарии читать побоялась: там были матерные слова в адрес пилотов, авиакомпании и даже руководства России. Одного беглого взгляда хватило, чтобы не лезть в это болото ненависти и злобы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В дверь без стука ворвалась Оксана.

— Ох, Даша, вы уже вернулись? Ну наконец-то! Рассказывай, что там случилось.

И хотя Оленев специально предупредил насчёт Оксаны, Даша не могла удержаться:

— Господи, Оксана, ты даже не представляешь, что там было! Сначала мы кое-как взлетели, потом начали падать, потом Матвей развернулся над полосой и мы чуть не врезались в столовку…

— Даша, я не об этом! — прервала её Оксана. — Как вы взлетели, мы все видели, а кто не видел, тот может посмотреть по Первому каналу!

— А про что ты? — не поняла Даша.

— Что случилось дома у Феди? Ты с ним пообщалась? Он что-нибудь говорил про меня? Пожалуйста, не тяни, я вся извелась, пока ждала вас!

Даша расслабилась. Ну, конечно, у Оксаны одна проблема — козёл Федя Стародубцев. К сожалению, после пережитых событий она забыла, какое послание Федя просил передать Оксане. Весь их разговор, кроме деталей, связанных с Матвеем Оленевым, выветрился у неё из головы.

Даша задумчиво пожевала губу и принялась импровизировать:

— Мне кажется, ты ему нравишься. Он как-то подозрительно широко улыбался, когда я напомнила о тебе. Да, и ещё! Он расстался с Катей, у них какие-то неразрешимые проблемы. Она улетает в Москву, а он в Китай. Короче, я думаю, что… тебе пора изучать иероглифы.

Пока Оксана млела, переваривая приятные новости, Даша успела допить кефир.

— А тут что было после нашего взлёта? Большой переполох поднялся?

— Да какой-то там переполох? — ответила Оксана, не торопясь возвращаться из мира грёз. — Арестовали двух человек — вот и весь переполох. Никто же не пострадал.

— А кого арестовали? — уточнила Даша.

— Эдика и Лейлу.

44. Ангел с белыми крылышками

Во вторник Даша появилась в офисе в обычное время, в восемь утра. Она не забыла о том, что накануне Нина Петровна её уволила, но остаться дома ей не позволила совесть. Во-первых, нужно было разобраться с Кольцово, чтобы они не вздумали задерживать сегодняшний рейс. Во-вторых, нельзя было пропускать текущие платежи: даже один день просрочки грозил обернуться серьёзными пенями или штрафами. А, в-третьих, Даша хотела увидеть Оленева и убедиться, что его не арестовали заодно с Эдиком и Лейлой.

Нины Петровны на месте не оказалось, но Надюша, её заместительница, уже работала. Увидев Дашу, она встала и внезапно её обняла:

— Бедная девочка, — сказала Надюша, — испугалась, наверное?

Эти простые слова сочувствия от женщины, которая годилась ей в матери или даже бабушки, заставили Дашу шмыгнуть носом. Не ожидала она такого дружелюбия от своих коллег.

— Я вчера с мужем разговаривала, он военный лётчик в отставке, — продолжила Надюша. — Так вот, он сказал, что это было единственно правильное решение — «подорвать» самолёт на малой скорости. Довольно опасный приём, но пилоты его выполняют, когда других вариантов нет. Самое сложное — не упасть после взлёта, потому что если взлетать с задранным носом и на низкой скорости, то самолёт обязательно свалится. На тренажёрах такой «взлёт с подрывом» тоже отрабатывают, но муж сказал, что много крушений. Мало кто способен вывести самолёт из сваливания так близко от земли — там же время идёт на секунды. Вам повезло, что за штурвалом сидел Усольцев. Он лучший пилот в «Север-Авиа». Тоже, кстати, бывший военный лётчик — наверное, это и сыграло роль.

— Самолётом управлял Оленев, — сказала Даша.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Вот как? Ну что ж, Илья Михайлович вырастил достойную смену. Федя Стародубцев — настоящий профессионал, уже пару лет как командир. Теперь вот Матвей снова начал летать. Думаю, он быстро вернёт свой прежний статус.

В её словах было столько искренней теплоты, что у Даши защипало в глазах. Теперь она понимала, почему коллектив «Север-Авиа» считали сплочённым. А ещё она поняла, что степень отверженности Оленева была не такой уж фатальной: да, некоторые от него отстранились после странного ЧП (и особенно после диких слухов, которые распустил Эдик), но большая часть коллектива сохранила к Оленеву и уважение, и симпатию. Просто они не лезли к нему с сочувствием и поддержкой, а он делал вид, что не нуждается в них.