100 великих загадок природы - Николай Непомнящий

А в наше время воздействие человека на биосферу усилилось многократно. Уничтожению подвергаются не только крупные животные, но и мельчайшие существа.

Гавайские острова большинству из нас кажутся раем. Биологи считают их столицей охраняемых видов растений и птиц. Гавайи занимают 0,2 процента территории США и заселены 27 процентами охраняемых видов птиц. 72 процента из них на остальной территории США уже вымерли.

На гавайском острове Кауаи самец птички, которую местное население называет «ооаа», поет в одиночку свою меланхолическую песню. «Он лучший певец на островах, — говорит Ферн Дуволл, руководитель опытной станции. — Его голос нельзя забыть. Он похож на звук старинной гавайской флейты». Последние 3 года брачная песня «ооаа» остается без ответа. Он последний представитель своего вида. «Мы теряем не только виды, — говорит Дуволл, — но целые семейства, например, медоуказчиков».

В музее Гонолулу школьникам показывают желтую мантию короля Камехамеха I. Наряд сделан из оперения последних представителей семейства медоуказчиков, которое исчезло в конце XVIII века. «На изготовление наряда пошли перья 80 тысяч птиц», — говорит гид.

Многие гавайские птицы не умеют летать. До человека на островах не было хищных млекопитающих, поэтому птицы не нуждались в крыльях. С человеком пришли крысы и собаки. Птицы-аборигены быстро исчезали. Привезенные человеком овцы, свиньи, крупный рогатый скот опустошали леса. Люди вырубали деревья.

В темной лавовой трубке на острове Мауи орнитологи Сторрс Олсон и Элен Джеймс из Смитсоновского института ведут раскопки отложений последних 8 тысяч лет. В темном пласте почвы обнаружен слой пепла. Его возраст 825 лет. Это совпадает со временем выжигания лесов под сельскохозяйственные угодья. «Под слоем пепла мы находим кости птиц, — говорит Джеймс, — а поверх слоя — кости полинезийских крыс, потом появляются кости черных крыс и домовых мышей. Это означает приход европейцев».

Появились и новые болезни. Птичья оспа была завезена на острова в 1964 году вместе с фазанами из Непала. Болезнь поразила самую необычную птицу Гавайских островов, алала, или гавайскую ворону. На опытной станции на острове Мауи девять из последних пятнадцати гавайских ворон ждут в своих вольерах периода размножения. Ночью кто-то кладет приношение на кусок вулканического камня перед статуей гавайского бога-саламандры, что стоит на лужайке перед станцией.

«Приношения начались, когда мы перевели сюда ворон в 1987 году, — говорит Фери Дуволл. — Мы думаем, что кто-то еще, кроме нас, пытается помочь воронам возродиться. Гавайцы считали алала необыкновенной птицей, — продолжает он. — Ее поведение было удивительно. Ела алала, держа пищу в лапах, как попугай. Она могла визжать, рычать, плакать, стонать. Рык ее напоминал тигриный. Когда охотники за перьями слышали его в окутанном туманом лесу, они думали, что это кричит дух. Считалось, что если убьешь алала, поплатишься за это жизнью».

Начинается брачный сезон. В одной вольере самец Киве и самка Мана издают брачные крики и танцуют. Их усилия напрасны. Болезнь сделала Ману бесплодной. Но ритуальные брачные игры небесполезны. Они закрепляют необходимые поведенческие навыки. Семя Киве могло бы оплодотворить какую-нибудь другую самку, а Мана в случае необходимости могла бы высиживать яйца другой самки. Три другие пары подают больше надежды, возможно, удастся создать в неволе популяцию алала. Но даже в этом благоприятном случае ее судьба останется под угрозой.

На Земле в настоящее время мало безопасных мест для наших «меньших братьев», о которых сам Бог велел заботиться человеку.

ЦЕЛАКАНТ, ПЕРЕЖИВШИЙ ВРЕМЯ

А ведь криптозоологи это предвидели. Хотя по большому счету почти не надеялись. Но, как оно нередко получается в мире науки, растянувшийся на долгие десятилетия поиск наконец увенчался успехом. Да еще каким! Невероятно, но факт: года три тому назад в сети индонезийских рыбаков с острова Сулавеси попал живой реликт — самая настоящая доисторическая рыба, обитавшая в море 300 миллионов лет назад. Это был целакант. Столь незаурядный факт так всколыхнул научное и общественное мнение, что популярный английский журнал «Нейчур» тут же признал его самым выдающимся событием 2000 года.

На все воля провидения — вернее, того, что в обиходе принято называть случайностью.

Однажды — а точнее, за год до того, как событие, о котором идет речь, получило мировую огласку, — на Сулавеси объявилась молодая супружеская чета, объединенная не только супружескими, но и сугубо профессиональными узами. Коротко говоря, американский ихтиолог Марк Эрдман с женой-индонезийкой, тоже морским биологом, решили провести медовый месяц в экзотическом месте — северной части Сулавеси, которая отличается от южной части этого острова только тем, что лежит чуть выше экватора, — стало быть, в другом полушарии. Так вот, прогуливаясь как-то по пестрящему диковинным разнообразием рынку приморского городка Манадо, супруги Эрдман чисто случайно обратили внимание на необычную крупную рыбину, украшавшую витрину, и которую, соответственно, нельзя было купить. Зато можно было сфотографировать. Что супруги и сделали.

Впрочем, Марку Эрдману, как специалисту, достаточно было бросить один лишь взгляд на диковину, чтобы угадать — перед ним редчайший экземпляр легендарного целаканта.

Но странная, однако, штука! Раньше считалось, что ареал целаканта простирается не дальше Коморских островов, лежащих в северной части Мозамбикского пролива — между северной же оконечностью Мадагаскара и восточным побережьем Африки. А от Комор до Сулавеси будет добрых 10 тысяч километров. О чем Марк Эрдман прекрасно знал. И тогда он решил вместе с женой заняться расследованием, опасаясь до поры до времени придавать огласке свою находку. Понять Эрдмана можно было вполне: ему хотелось собрать побольше фактов.

И первым таким фактом оказалось то, что целакант, которого сулавесские рыбаки издавна окрестили «раджа-лаутом», что означает «морской царь», в здешних водах не такая уж большая редкость — и нет-нет да и попадается в рыбацкие сети.

Как бы там ни было, через год — 30 июля 1998 года — в сети рыбаков из Манадо, которые они выставили на акул, угодил еще один экземпляр целаканта. В садке, куда его поместили, он прожил только три часа, оставив по себе всего лишь воспоминание — в виде фотографии и чучела, а также множества безответных вопросов, пополнивших копилку зоологических тайн. Как это уже бывало не раз.

Шестьдесят два года назад впервые в устье южноафриканской реки Халумны выловили первого живого целаканта. Или — последнего представителя кистеперых, надотряда костных рыб, появившихся в среднем девонском периоде и — что примечательно! — давших начало наземным позвоночным. Считалось, однако, что целаканты вымерли 70 миллионов лет назад. И вот, пожалуйста, плещется у ног живой пойманный представитель кистеперных!

Эта особь достигала больше полутора метров в длину и весила около шестидесяти килограммов. С легкой руки профессора Дж. Л.Б. Смита, изучившего редкую «находку» вдоль и поперек, она получила свое научное название: Latimeria chalumnae — в честь места, где была обнаружена. У особи насчитывалось восемь плавников, и четыре из них очень напоминали лапки земноводного в самой ранней стадии развития. Не меньшее удивление у Смита и других исследователей вызвал и дыхательный аппарат рыбы, вернее, одна из его составляющих — орган, похожий на примитивные, только-только формирующиеся легкие. Таким образом, было получено очевидное подтверждение важнейшему положению эволюционной теории, гласящей, что жизнь пришла на землю из моря. И что так называемые легочные рыбы были прародительницами земных позвоночных.

Кроме того, ученые поняли, что целакант, пойманный близ восточного побережья Южной Африки, оказался в тех водах, в общем-то, случайно. Реликтовую особь, предположили они, скорее всего занесло туда Мозамбикским течением с севера.

Догадка подтвердилась шестнадцать лет спустя. В 1952 году в водах острова Анжуан, что в составе Коморского архипелага, был пойман другой живой экземпляр целаканта. Тогда же выяснилось, что коморцы издревле промышляют эту рыбу и называют ее «гомбесса». И для них она вовсе не диковина!

Так был установлен ареал воскресшей из забвения доисторической кистеперой рыбы — западная часть Индийского океана, северный вход в Мозамбикский пролив. Впрочем, границы эти, как мы уже знаем, оказались условными.

А несколько лет спустя ученые получили фактическое доказательство того, что коморскую «гомбессу» некогда видели в другом океане, у берегов совсем другого континента.

В 1964 году бельгийский естествоиспытатель Морис Стейнер купил у одного испанского антиквара серебряный медальон XVII века с изображением целаканта, притом воспроизведенного с поразительной точностью. Но самое любопытное то, что изготовлен был медальон не на Коморских островах и даже не в Европе. За тысячи миль от африканских и европейских берегов — в Мексике. И факт этот был подтвержден доподлинно — путем химического анализа серебра и установлением весьма характерного испано-американского способа чеканки и отделки украшений, которые изготовлялись именно в XVII веке и только в Новом Свете.