Украсть у президента - Владимир Гриньков

– Не знаю, – пробормотал Глеб.

– В качестве подсказки могу рассказать о судьбе двух людей, которые в разной степени, но оказались причастны к истории с пропавшими миллиардами. Одному что-то подправили в мозгах и приговорили к пожизненному заключению, про него ты знаешь, – взмахнул фотографией Ведьмакина Горецкий. – А про второго… Понимаешь, мой коллега, который сейчас находится на Кипре как раз по этим самым делам, не так давно обмолвился о том, что там, на Кипре, ему мешает присутствие одного человека. И сразу после этого я паспорт того бедолаги случайно вижу на столе у своего шефа.

Глеб смотрел непонимающе, потому что о страшной правде самостоятельно он догадаться не смог бы.

– Его наверняка убили – того, который мешал, – подсказал Горецкий. – Кормит рыб где-нибудь в море. Его ведь даже не найдут.

– Попугать меня решил, – нервно улыбнулся Глеб.

– Нет, я просто хочу, чтобы ты знал правду. Из этого дела нельзя выйти, не замаравшись и без потерь для себя. Это я сейчас не о себе, а о тебе говорю. Я на службе, Глеб. Я новости буду узнавать вместе со всеми, у нас своя работа, нам поручили, мы действуем. Мы в системе, Глеб. А вот ты случайно, сам о том не подозревая, оказался рядом с Женькой. И если на Женьку выйдут…

– А еще не вышли? – все больше нервничал Глеб.

– Нет, но никаких гарантий, что не выйдут. А если выйдут… А ты рядом с ней… А кому такой свидетель нужен…

И снова Глеб спросил:

– Пугаешь меня?

– Ты пойми, – сказал ему Горецкий, – у тебя на самом деле теперь только один выход: прятаться. А к этому выходу ведут два пути. Первый: ты выбрасываешь свой паспорт, полностью меняешь свою внешность и до конца своих дней живешь в какой-нибудь глухой деревне за Уралом. Второй путь: ты получаешь свою долю, на эти деньги делаешь новые документы, покупаешь дом на островах Карибского бассейна и живешь жизнью американского миллионера, отошедшего от дел. Первый вариант с деревней за Уралом я тебе очень не советую. Все равно тебя найдут.

– Кому я буду нужен! – нервно дернул плечом Глеб.

– Цена вопроса – двадцать пять миллиардов долларов, – напомнил Горецкий. – За такие деньги, если понадобится, проверят каждую деревню. Мы полковника этого, – взмахнул фотографией, – нашли в далекой тюрьме, хотя этот человек был якобы давно мертв и даже кремирован. Тут не спасешься, Глеб. Я же тебе сказал: выход есть только один. Схватить и убежать. Если попадемся, нас не пощадят.

Когда Корнышев и Алла Михайловна подъехали к отделению банка, Ведьмакина проявила нерешительность. Сидела в машине, теребила застежку своей сумки и явно не торопилась выйти.

– Вы все равно ведь будете настаивать, – сказала она со смущением и досадой. – Захотите пойти вместе со мной. Но там нет ничего, кроме сугубо личных вещей.

– Сейчас убедимся, – не дал уговорить себя Корнышев и демонстративно взглянул на часы.

– Мы торопимся? – спросила Ведьмакина.

– Нам необходимо до полудня вернуться в ваш дом.

– Почему?

– Нам будут звонить. Это важный звонок.

Алла Михайловна вышла из машины с видом обреченного человека.

– Алла Михайловна! Дорогая! Улыбнитесь! – с укором сказал ей Корнышев, и женщина ответила ему вымученной улыбкой.

В банке на все необходимые формальности у них ушло тридцать минут. Ведьмакина все это время нервничала, покусывала губы, и у нее был вид человека, готового в любое мгновение развернуться и уйти, но рядом был Корнышев, и Алла Михайловна не посмела спастись бегством. Лишь когда к ней обращался служащий банка, она улыбалась ему неуверенной улыбкой, и Корнышев тихо страдал, наблюдая за ней.

В сейфохранилище их сопровождал все тот же служащий банка, который оформлял бумаги, но он ушел, разблокировав дверцу сейфовой ячейки своим ключом, после чего Алла Михайловна открыла ячейку. Правда, получилось это у нее не сразу, потому что она нервничала и не с первой попытки смогла вставить ключ в замочную скважину, так что Корнышеву даже пришлось прийти ей на помощь.

В ячейке находился металлический ящик с откидной крышкой. Ведьмакина хотела взять этот ящик в руки, но Корнышев решительным жестом ее отстранил и из ячейки ящик извлек сам. Алла Михайловна покраснела, и можно было подумать, что сейчас под крышкой обнаружатся какие-то совершенно непристойные вещи, но когда Корнышев заглянул в ящик, то увидел там лишь несколько фотографий и листки с текстом, скрепленные степлером.

– Я же вас предупреждала! – произнесла Алла Михайловна с надменностью человека, готового до дна испить чашу унижения.

Ее лицо приобрело совершенно свекольный оттенок.

Заинтригованный Корнышев бегло просмотрел фотографии. На всех фотографиях, насколько смог понять Корнышев, был изображен Александр Никифорович Ведьмакин в обществе молодой женщины. Женщина на всех снимках присутствовала одна и та же, хотя снимки делались в разных местах и в разное время, причем по некоторым снимкам можно было заключить, что все это имело место в Москве.

Корнышев вопросительно посмотрел на Ведьмакину. Алла Михайловна прятала глаза и страдала. Корнышев обратился к тексту, занимавшему четыре страницы и набранному компьютерным шрифтом среднего размера.

Это был отчет о проделанной работе. Неизвестный Корнышеву человек докладывал, когда, где, при каких обстоятельствах и в компании с кем он видел некоего человека, зашифрованного в тексте абстрактным обозначением «Объект». Судя по тексту, слежка длилась две недели.

– Вы следили за своим мужем? – догадался Корнышев.

– Не я! – нервно дернула плечом Ведьмакина.

– Кого-то нанимали?

– Да!

Она осмелилась наконец поднять глаза. Все раскрылось, и теперь уже ничего не поделаешь. И почему это она должна чего-то стесняться, если этот Корнышев нагло и бесстыже-бесцеремонно позволяет себе копаться в чужом грязном белье?

– У вашего супруга была другая женщина? – спросил Корнышев.

– А вы как думаете? – с недоброй усмешкой осведомилась Ведьмакина.

У нее на руках фотографии и подробный отчет о двух неделях жизни ее супруга. Тут все как на ладони, действительно.

– Год это какой? – уточнил Корнышев.

– Двухтысячный.

Двухтысячный?!

– Это ведь Москва! – сказал Корнышев.

– Да.

– Ваш супруг улетел с Кипра в Москву…

– Да.

– И после этого он на Кипр уже не вернулся…

– Да.

Корнышев опять посмотрел на фотографию.

– А когда вы узнали обо всем этом? – тряхнул он фотографией. – Когда вы заподозрили?

– Вам так важно это знать? – наконец прорвалось недовольство женщины.

– Конечно! – ответил Корнышев невозмутимо и веско, демонстрируя, что тему разговора определяет он, а не его собеседница.

И бунт в одно мгновение был подавлен, даже еще не успев разгореться.

– Я узнала это в том же году, – с хмурым видом сообщила Алла Михайловна. – Во время предыдущей поездки мужа в Москву.

– А что вас насторожило?

– Как все обычно выплывает наружу? – пожала плечами женщина. – Какие-то мелочи, какие-то нестыковки, всякие случайности, заставляющие задуматься. Сначала не обращала внимания. Сначала думала, что это ошибка и что мне это только кажется, а однажды я позвонила ему в Москву…

– Мужу? – уточнил Корнышев.

– Да. А мне ответила молодая женщина.

– Куда вы ему позвонили? Где он в Москве останавливался?

– В гостинице «Пекин». Вы же знаете, это базовая гостиница ФСБ.

– Да, знаю. И вы позвонили ему в гостиничный номер. А вам ответила женщина. Но ведь это могла быть горничная, к примеру.

Корнышев вопросительно посмотрел на Ведьмакину. Алла Михайловна недоверчиво усмехнулась.

– Теперь вам понятно, какая еще есть причина того, что я потом не поехала в Москву? – посмотрела Ведьмакина честным взором человека, которому уже нечего скрывать.

– Может быть, вы и не поверили до конца в то, что ваш супруг погиб? – заподозрил Корнышев.

– То есть как? – непритворно удивилась Алла Михайловна.

– У вас не возникало мысли о том, что ваш супруг просто сбежал от вас, скрылся? Вы уж извините меня за прямой вопрос.

– Но ведь убийство! – пробормотала Ведьмакина, и было видно, как она озадачена. – Вы думаете, что это было подстроено?

Значит, он неправильно ее понял. Она не подозревала мужа в том, что он инсценировал собственную смерть, чтобы остаток жизни посвятить своей молодой любовнице.

– А что в таком случае вы имеете в виду, когда говорите о своем нежелании лететь в Москву на похороны? – спросил Корнышев.

– Он всех нас предал, и меня, и детей. И я не смогла себя пересилить, когда все это случилось. Не смогла простить.

«В его гибель она верит. А причины гибели назовет прежние?»

– Вы мне раньше говорили, что испугались, когда узнали о гибели мужа. Что не верите в случайность его смерти.

– Не верю.

– А почему? Потому что работа у него была такая… С риском…